веса Германии в Европе и в мире сделала ЕС основной гарантией и опорой
сохранения мирового влияния Франции.
219 Накануне референдума 1992 г. Ширак высказался за Маастрихтский договор, хотя и с оговорками, а в
ноябре 1994 г. он высказался в пользу референдума по вопросу о переходе к единой валюте и вернулся к
своему предложению перед президентскими выборами 1995 г.
220 Речь идёт именно об “обращении”, т.е. об отказе от прежних убеждений автора “Призыва из Кошена”
(см.выше).
125
Другая причина связана с необратимостью успехов европейского
строительства, увенчанного Маастрихтским договором. Ни один президент
Пятой республики, пусть даже изначальный противник интеграции, не
имеет средств для противодействия ей. Л.Коэн-Танюжи подчёркивает: «Хотя внешняя политика Франции при Пятой республике и является
сферой особой компетенции главы государства, европейское
строительство одновременно слишком тесно связано с национальными
судьбами и – парадоксальным образом – слишком автономно в своей
динамике, чтобы быть предметом полной свободы действий президента»
221. Ж.-Ф.Грибински считает, что это связано с проблемой потери
суверенитета, что подразумевалось вступлением в ЕЭС со времени
подписания Римского договора 1957 г., даже если первоначально речь шла
об ограничениях его лишь в экономической сфере. «Совершенно очевидно, что основополагающие акты Европейского Сообщества имеют мало
общего с классическими договорами международного права: не оттого ли, что они учредили институты, которые способны устанавливать
юридические нормы, большая часть которых прямо или автоматически
применяется внутри юридических систем государств-участников ЕС.
Таким образом, Европейское Сообщество, по мере увеличения различных
европейских директив и регламентов, всё более предстаёт в качестве
принудительной структуры (structure contraignante). И ни один
правитель…не имеет возможности пренебречь этой реальностью»222.
Думается, этот «принудительный» характер ЕС не сводится к
юридическим и нормативным обязательствам. Вопрос лежит в
политической плоскости: страна стоит перед сознательным выбором
между самостоятельным курсом или неуступчивой позицией в сочетании
со стремлением активно влиять на результаты интеграции и
221 Cohen-Tanugi L. La politique europйenne de la France а l’heure des chois // PE . – 1995. - N4. - Р.857.
222 Gribinski J.-F. Jacques Chirac et l’Europe : une politique « rйaliste » // RI et S. – 1997. – NІ25. - Р.70. Курсив
мой – Е.О.
126
солидарностью с общим курсом ЕС. Самостоятельность подчас чревата
серьёзными экономическими издержками (вспомнить хотя бы опыт
первого правительства левых сил 1981-83 гг.). Неуступчивость, которая
отличает в частности позицию Великобритании, также подчас приводит к
отрицательному экономическому результату. Поскольку Франция
превратилась в среднюю державу, не располагающую достаточными
средствами для проведения самостоятельного курса без риска
маргинализации, она может участвовать в решении важнейших
международных проблем ге(ополитических, стратегических,
экономических, экологических) главным образом на региональном уровне, а потому её интересы всё более связаны с ЕС. И эта связь всё более
согласуется с голлистскими амбициями. Ж.-П.Буланж заметил, что тот
факт, что Европа может являться при президенте-голлисте одной из
осевых линий французской политики, показывает, до какой степени
европейская интеграция стала «вариантом великого голлистского замысла, соответствующим концу века»223. Речь идёт о внутри и
внешнеполитических аспектах этого замысла. Действительно, если
вернуться к политическому контексту победы Ж.Ширака на выборах, то
становится очевидным, что перенесение социальных задач на европейский
уровень являлось достойным выходом из трудного положения. Ведь
стержневая идея его «большого европейского проекта» - преодоление
социального разрыва224 в масштабе ЕС, могла способствовать смягчению
противоречия между двумя императивами начального этапа
президентства. Трудно было примирить выполнение главного
предвыборного обещания Ширака - «уменьшить социальный разрыв» во
Франции с движением к Европейскому экономическому и валютному
223 J.-L.Boulanges // La Libйration, 26 mars 1996.
224 La fracture sociale (социальный разрыв – фр.) – так в современной Франции характеризуют возросший
разрыв между благополучной частью общества и слоями, находящимися на грани нищеты («новыми
бедными»).
127
союзу, неумолимо навязывавшему сокращение бюджетных расходов. В то
же время, идея преодоления социального разрыва на европейском уровне
перекликалась с требованием Миттерана придать Европе социальное
измерение, а потому выбивала важные козыри из рук политических
оппонентов Ширака – социалистов и коммунистов.
Помимо этого, европейская тематика вписывается в очень важную
для голлизма проблему роли Франции в обеспечении европейской
безопасности. Ж.Ширак вынужден был признать, что все попытки его
предшественника создать автономную европейскую оборону, центральное
место в которой занимала бы Франция, оказались неудачными и что НАТО
остаётся главной структурой обороны в Европе. Поэтому президент
предпочёл, чтобы Франция приняла активное участие в «европеизации»
НАТО, в создании «европейской оборонной опоры» внутри Альянса, способной уравновесить мощь США в этой организации. Для этого
Франция по-прежнему должна оставаться пилотом европейского
строительства, что определило европейский выбор Ж.Ширака.
Таким образом, европеизм Ширака диктуется, прежде всего,
реализмом и прагматизмом французского президента, это выбор не сердца, но разума, и именно как таковой, он не порывает с голлистской традицией, подчиняя европейскую политику Франции идее утверждения её роли и
могущества. В соответствии с этим, европейское строительство должно
отвечать двум условиям: Франция должна занимать центральное место в
ЕС, который, в свою очередь, должен обладать атрибутами мощного
субъекта международных отношений, т.е. стать Е«вропой-
державой»(l’Europe-puissance)225.
С этой точки зрения президенту Франции не к лицу были
проявления евроскептицизма, способные создать политический капитал
225 См. об этом главу 2 § 2.
128
лидеру голлистов в оппозиции. А.Дюамель, анализируя причины
консенсуса, сложившегося по поводу европейского единства во
французских правящих кругах, заметил: «Против Европы могут выступать
политические, но не государственные деятели»226. Именно поэтому в сфере
европейского строительства между президентом-голлистом и премьер-
министром социалистом с начала третьего «сосуществования» (с июня
1997 г. по весну 2002 г.) не существовало принципиальных разногласий.
В то же время, одной приверженностью курсу Маастрихта
европейская проблематика президенства Ж.Ширака не исчерпывается.
Начало 90-х гг. поставило в повестку дня вопрос о будущем Европейских
Сообществ с точки зрения сочетания углубления интеграции с
расширением Союза, и Франция по-прежнему претендует на ведущую
роль в его решении.
2. Углубление интеграции и расширение ЕС
Решимость Ж.Ширака следовать курсом Маастрихта призвано было
подтвердить назначение двух европеистов на высокие министерские посты в
правительстве правых сил (1995-1997 гг.): А.Жюппе (ОПР) стал премьер-
министром, министром иностранных дел – Э.де Шаретт (СДФ227).