…В воскресенье Яшка пришел ко мне. Вид у него был озабоченный. Сняв шапку, он стоял у порога и переминался с ноги на ногу. Видно, что-то хотел сказать, но не решался: в избе у нас сидели приехавшие из другого села родственники.

— Раздевайся, — сказал я. — Будем книжку читать про Соловья-разбойника.

Яшка загадочно проговорил:

— Читать после будем, а сейчас айда со мной…

— Куда? — спросил я.

— Пойдем — узнаешь.

Я быстро оделся, и мы вышли.

— Бери лыжи, — сказал Яшка, — я тоже возьму.

— Куда мы пойдем, зачем? — спрашивал я.

Яшка поправил на голове шапку, зачем-то посмотрел на заснеженную крышу сарая и заговорил, понизив голос:

— Знаешь что, Вась… В Евдокимовой сеннице сова большая живет.

— Ну и что же? — сказал я.

— Поймать ее нужно.

— Зачем?

— Надо… Снесем учителю, он из нее чучелу сделает. Алексей Петрович говорил попу, что у него дятел есть, сорока, утка, а вот совы нет… Он обрадуется.

Яшкино предложение удивило меня. Взяв длинные хворостины, мы стали на самодельные кленовые лыжи и отправились за село, к Евдокимовой сеннице. Было солнечно и морозно. Чем ближе подходили к сеннице, тем больше охватывало нас волнение.

— А тебе кто говорил, что там сова живет? — спросил я.

— Сам видал.

— Когда?

— Недавно. С дядей Максимом вечером проходили, а сова из сенницы вылетела.

— А может, она сейчас еще где-нибудь сидит.

— Нет. Дядя Максим сказывал, что сова всегда здесь живет. Днем она слепая, а ночью видит.

Когда мы подошли к сеннице, Яшка зашептал:

— Я буду хворостиной в застрехах щупать, а ты иди за мной. Как только спугну сову, тут же бей в нее шапкой.

— Ладно, — согласился я и, сняв малахай, осторожно пошел за товарищем.

Едва он успел поднять хворостину и ткнуть в два-три места, как из-под соломенного навеса вылетела большая птица. Это получилось так неожиданно, что мы оба растерялись и стояли точно вкопанные. А сова, долетев до соседнего гумна, ткнулась в омет соломы и, беспомощно махая крыльями, упала в снег. Мы стали на лыжи и помчались к гумну. У Яшки что-то не ладилось с креплением, и он отстал. А я, добежав до омета, со всего размаху бросился на притаившуюся птицу и накрыл ее шапкой. Яшка, задыхаясь, кричал издали:

— Только за хвост не бери — вырвется!..

Увязая по пояс в снегу, он подошел ко мне.

— Не бойся, теперь не вырвется. Давай лезь рукой под шапку, — взволнованно сказал я.

Насмотревшись вдоволь на пойманную сову, мы пошли к учителю. Во дворе нам встретился сторож Елизарыч.

— Эге! Это что за зверь такой у вас? — прищуривая глаза, шутливо спросил он.

— Это сова, — ответили мы.

— Со-ва-а! — протянул Елизарыч и покрутил головой.

— Дома Алексей Петрович?

— Дома, дома, ступайте… Ах, дошлые!

Войдя в кухню, мы остановились перед дверью комнаты учителя и в один голос громко отчеканили:

— Алексей Петрович!..

Дверь открылась, и вышел учитель — в очках, с книжкой.

— Здравствуйте, — сказали мы.

— Здравствуйте, друзья-приятели, — ответил учитель. — Зачем пожаловали?

— Вот вам для чучелы принесли, — протягивая учителю сову, сказал Яшка.

Алексей Петрович положил на стол книжку, поправил на носу очки.

— Ой-ой-ой! Какая красавица! — беря сову, сказал он… — И ни одно перышко не повреждено… Это совсем хорошо.

— А мы ее не за хвост ловили, а шапкой, — объяснил Яшка.

Алексей Петрович велел нам немного обождать, а сам, любуясь птицей, ушел в комнату. Вернувшись, он дал нам с Яшкой по медному пятаку и сказал:

— Молодцы!

Попрощавшись с учителем, мы пошли домой, чувствуя себя на седьмом небе.

Шли дни. Жизнь в классе текла обычным порядком: писали под диктовку, решали задачи, читали вслух заученные стихотворения Пушкина, Некрасова, Майкова. Поп награждал щелчками за неусердие к «закону божию» или прохаживался линейкой по головам невнимательных учеников — такие уж были порядки.

Домашние уроки мы обычно готовили у нас, и я всегда помогал Яшке. Труднее всего давалась ему арифметика. Казалось бы, и задача другой раз совсем простая, а он мучается, никак не может ее решить. А все потому, что по-прежнему больше надеялся на меня: я решу, а он у меня спишет.

Однажды мы долго засиделись за уроками. Пришел отец, и мать стала собирать на стол.

— Эй вы, студенцы! — гремя ухватом, позвала она нас. — Обедать надо!

Я посмотрел на мать и пригласил Яшку обедать. Мать ничего не сказала. За столом отец подсмеивался над нами:

— Так, так, дружки-приятели. Значит, учитель не хочет, чтобы вы вместе сидели… — И, стряхивая крошки с бороды, добавил: — И правильно делает. Тут что-то неладно.

— Алексей Петрович не любит тех, кто списывает у других, — сказал я.

Отец усмехнулся и строго заметил мне:

— И тех тоже не любит, которые дают списывать. Яшке надо самому думать хорошенько, тогда толк будет.

Наступили зимние каникулы. Из соседнего села приехала к нам тетка Анна, отцова сестра, и увезла меня к себе в гости. Это случилось так внезапно, что Яшка даже не видел, как я уехал.

Оставшись один, он решил сам, без помощи, хорошенько подумать над задачами, без ошибок выполнить письменные упражнения, выучить наизусть стихи. Но это дело ему оказалось не под силу.

Когда я вернулся домой, Яшка тут же прибежал к нам.

— Уроки выучил? — спросил я.

Яшка потупил глаза, помолчал немного, потом ответил:

— Выучил только стихотворение и решил одну задачку…

Но я и в этом сомневался и тут же потребовал:

— Ну-ка, давай проверим…

Взяли задачу, в которой говорилось:

«Купец продал десять пудов шерсти и выручил триста двадцать пять рублей; двадцать рублей он уплатил за работу шерстобитам, а пятнадцать рублей израсходовал на разные покупки. Нужно узнать: почем продавал купец пуд шерсти и сколько у него осталось денег?»

Спрашиваю Яшку:

— Какой ответ у тебя?

Он отвечает, но как-то неуверенно:

— Купец продавал шерсть по тридцать два рубля пятьдесят копеек за пуд, а денег у него осталось двести девяносто рублей.

— Верно, — говорю я.

Потом Яшка начал читать наизусть стихотворение «Утро» И. С. Никитина:

— Звезды меркнут и гаснут. В огне облака.
Белый пар по лугам расстилается.
По зеркальной воде, по кудрям лозняка
От зари алый свет разливается.
Потянул ветерок…

— Нет, нет, подожди. Ты пропустил, — сказал я. — Надо: «Дремлет чуткий камыш», а потом: «ветерок».

Яшка немного было сбился, затем все пошло гладко:

— «Здравствуй, солнце да утро веселое!» — громче обычного произнес он заключительные слова стихотворения.

В это время как раз вошел в избу отец.

— Здравствуй, если не шутишь, — смеясь, сказал он, и, раздевшись, подошел к нам. — Ты, сынок, опять Яшке подсказываешь?

— Нет, не подсказываю, — ответил я. — Он сам стихи выучил и одну задачку решил.

— Вон что! Это хорошо. Значит, стал думать.

— Я и «Крестьянскую пирушку» знаю, — похвалился Яшка. — Только не всю.

— Ну, тогда дело пойдет. Теперь учитель обязательно посадит вас вместе, — заключил отец. Потом посмотрел на нас и сказал: — Ребятишки ледяную карусель делают…

— Где? — в один голос спросили мы.

— На Сухой речке.

Мы быстро оделись и с шумом выбежали на улицу.

В метель

Мы с Яшкой умели плести корзины из прутьев. За зиму, бывало, наплетем много разных корзин. Которые поменьше — с ними можно ходить по ягоды, а побольше — для грибов. Это ремесло нам очень нравилось, и мы в совершенстве овладели им. Корзины у нас выходили красивые, прочные, и нашу работу хвалили даже опытные мастера. Однажды Яшка сказал:


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: