У меня никогда не было проблем с написаниями сочинений, поэтому я спокойно приступаю к работе и даже не открываю учебник, как это делают другие. Они думают, что это поможет им, и жадно исследуют страницы повести, даже не вникая в смысл. Кто-то поступает проще ― ищет сочинение в интернете. Только вот Светлана Александровна сразу видит, когда, например, ученик, знающий литературу на два и не читающий, пишет первоклассное сочинение.
Я полностью погружаюсь в работу. Я люблю размышлять и записывать свои мысли, я знаю, что писать у меня получается куда лучше, чем говорить. Слова потоками вливаются в мое сознание, я выстраиваю их в красивые умные предложения и переношу в тетрадь. Я пишу и пишу, забыв о том, где я нахожусь, какой сейчас год и месяц. Я забываюсь, потому что увлечена, как никогда. Я заканчиваю одну сторону листа и переворачиваю его, начинаю писать на другой стороне.
Когда я, наконец, записываю вывод, то громко выдыхаю. Рука болит оттого, что я писала, не переставая, весь урок.
― Ты закончила? ― шепотом спрашивает у меня Ангел.
Я довольно смотрю на свое сочинение и киваю.
― Да.
― Можно мне прочитать?
Я хмурюсь и поворачиваюсь к нему лицом. Никто еще не читал моих сочинений, кроме меня и Светланы Александровны. Ему действительно интересно, или он хочет списать?
― Не волнуйся, я не буду списывать, ― словно читая мои мысли, шепчет Ангел. ― Вот, ― затем он протягивает мне свою раскрытую тетрадь, ― давай обменяемся. Я читаю твое, а ты мое. Все честно.
Я поджимаю губы, все еще сомневаясь, и неуверенно кладу свою тетрадь ему на парту и забираю его. Отворачиваюсь и начинаю читать.
Это звучит самоуверенно, хотя я вовсе не самоуверенная, но до этого момента я была уверена, что пишу лучшие сочинения по литературе в этом классе. Теперь же мое совершенство (хоть в чем-то) стоит под вопросом, потому что, читая работу Ангела, я понимаю, что оно удивительно. Оно интересно и красочно. И мне нравятся его мысли. Они объективны и точны. Я представляю, как он говорит то, что написал, и я представляю, как он жестикулирует, и мне хочется улыбнуться.
Невозможное возможно.
Я улыбаюсь.
Я.
Мои губы растянуты в улыбке до последней строчки его сочинения.
― У тебя хорошее сочинение, ― слышу я шепот Ангела. ― Мне понравилось.
― Мне тоже, ― шепчу я в ответ и снова поворачиваюсь к нему. ― Ну, твое, в смысле.
Он улыбается мне, и я улыбаюсь ему.
Вот черт. А это приятно, оказывается. Улыбаться.
Мы сдаем свои сочинения первыми и садимся на места, ожидая звонка с урока.
В коридоре Ангел догоняет меня, и мы вместе идем в библиотеку. Я сажусь, как обычно, назад, и он следует за мной. Я беру по пути первый попавшийся на глаза журнал и сажусь за стол.
― Любишь самолеты? ― спрашивает Ангел.
― Ммм? ― я отрываю взгляд от глянцевых страниц и смотрю на него.
Он сидит непривычно близко. Ближе, чем обычно.
Ох…
― Я говорю, ты читаешь журнал о самолетах, ― поясняет он. ― Это странно для девчонки.
Я перевожу взгляд с его лица вниз и понимаю, что журнал действительно о самолетах. А я даже не заметила это, когда брала его.
― Ну, эмм, у всех свои заморочки, ― бормочу я вместо того, что я не увлекаюсь самолетами и просто взяла этот журнал. Но я не говорю об этом и ощущаю, как мои щеки начинают гореть.
Да… вот спроси он меня сейчас что-нибудь о самолетах, и что мне ответить? Я же ничего не знаю!
Пожалуйста, только не спрашивай меня об этом!
― Это точно, ― усмехается Ангел и больше ничего не говорит.
Я вздыхаю с облегчением. Тема с самолетами закрыта.
Мы сидим в библиотеке всю перемену и со звонком идем на физику.
Три урока проходят, на удивление, быстро. Затем нам объявляют, что учительница искусства уехала на семинар, поэтому вместо ее занятия свободное окно. И мы с Ангелом снова идем в библиотеку, откуда не выходим все время урока, которого нет.
Последней должна быть физкультура.
Ангел и я направляемся к спортзалу. У дверей стоят Галанов, Горев и еще несколько ребят. Они перестают смеяться, когда видят нас. Мне тут же хочется развернуться и идти куда угодно, лишь бы не в их сторону.
― И ты думаешь, что я когда-нибудь стану… смогу с ними общаться? ― тихо говорит мне Ангел. ― Если только в другой жизни, которая никогда не наступит.
Галанов и остальные, уже переодетые в спортивную форму, идут в нашу сторону. Они рассасываются по всей ширине коридора, засовывают руки в карманы и расставляют широко локти ― так, что мы не сможем пройти мимо них, не задев их.
Я непроизвольно замедляю шаг, и Ангел делает то же самое.
Ну вот, мы проходим через это вместе.
Я чувствую себя смелее рядом с ним, но этого недостаточно, чтобы противостоять целой толпе. Одному человеку еще можно, а против всех… нет. Это невозможно.
Я прокручиваю в голове множество вариантов того, что может учудить Галанов со своими дружками. Избить нас (хоть я и понимаю, что он не станет этого делать… в школе, по крайней мере, но я все равно боюсь этого), обозвать (что не так страшно), выкинуть какой-нибудь жестокий фокус в его стиле… На самом деле, от таких людей, как Галанов, можно ожидать многое, и в то же время мне кажется, что я знаю все, что может прийти ему на ум. Хотя, понятие жестокости достаточно растяжимое, так что я все равно остаюсь в неведении.
Я рассчитываю, что основной «удар» придется на меня. Но тут моя интуиция меня подводит.
Галанов смотрит только на Ангела, и это вводит меня в заблуждение. Когда они подходят достаточно близко к нам, я внутренне сжимаюсь. Я вижу, как Ангел тоже напрягается.
Ангел проходит между Галановым и Горевым. Они сильнее выставляют локти, и как бы Ангел ни пытался увернуться, он все равно задевает их и… падает вперед.
Оказывается, Галанов сделал ему подножку, и Ангел не заметил этого, так как думал, что его станут толкать в плечи.
Вот он стоит на ногах, а в следующую секунду уже на полу. Я даже не успеваю опомниться. Если бы я успела, то непременно поддержала бы его и не позволила упасть. Но я нахожусь на достаточном расстоянии. И я только наблюдаю.
Все начинают смеяться. Кроме Галанова. Он ухмыляется и, пройдя мимо, оборачивается на Ангела. Я стою как вкопанная и не могу пошевелиться. Дурацкое оцепенение! Всегда я не вовремя впадаю в ступор…
― Ой, посмотрите, наш ангелочек упал, ― ехидно говорит Галанов. Его мерзкая улыбка выводит меня из себя, и я начинаю закипать изнутри. ― А где же твои крылышки?
Не знаю, что происходит в этот момент, потому что я перестаю отдавать отчет своим действиям. Я срываюсь с места, бегу к Галанову и со всей силы толкаю его в грудь (он выше меня на полголовы). Удар сильный, и Миша отступает на несколько шагов назад. Все ошарашено смотрят на меня. Я гневно вдыхаю и выдыхаю. Злость бурлит в венах, и я полна решимости.
― Ты с ума сошла, чучело! ― возникает Галанов, когда обретает равновесие.
― Это ты чучело, понял! ― выплевываю я.
Он яростно хмурится, его скулы напрягаются. И тут ко мне начинает просачиваться страх, но он бесследно растворяется в ядовитой злости.
Галанов надвигается на меня и останавливается всего в полушаге. Он нависает надо мной, сверля гневным взглядом. Я смотрю на него с ответной ненавистью.
― Ну и что ты сделаешь? Ударишь меня? Давай! ― адреналин пульсирует внутри меня, и я злорадно улыбаюсь, бросая тем самым вызов Галанову.
― Не нарывайся лучше, ― рычит он.
Краем глаза я вижу, как его руки сжимаются в кулаки.
― Я не боюсь тебя, ― медленно и четко проговариваю я сквозь плотно стиснутые зубы. ― И твоих дружков тоже. Потому что по отдельности вы никто!
И мне становится легче, когда я говорю это. Вместе с этим начинает уходить и злость и, соответственно, исчезает вся моя решимость. Воздух больше не кажется мне раскаленным, и все вокруг проясняется. Я понимаю, что только что перешла дорогу Галанову, и он мне это будет припоминать весь оставшийся год, но стараюсь не подать виду, что мне страшно.