— Да лет пять назад, — поразмыслил Славик. — Я Погорельцеву недавно видел — помнишь, толстая такая, старостой была? Она все про всех знает. И про тебя рассказала, что ты теперь крутой новый русский.

Славик втянул в себя Вадима жаждущим взглядом. А Вадим от слов «новый русский», употребленных в его адрес, напрягся.

— Нет, новым русским я не стал, — ответил Вадим. — Хотя это, может, только мое мнение. Новые русские только в анекдотах теперь бывают.

— Да ладно, я так сказал, — услужливо засуетился Славик. — Главное, ты нормально раскрутился, на жизнь не жалуешься. Ну, правда, уже весь мир, небось, объехал?

— Да прям… Работаю все время.

Славик не отставал:

— Ну в Ницце же наверняка отдыхал… И в Альпах на лыжах, наверное, катался?

— Ну… да.

Вадим почти пожалел, что он бывал в Ницце и в Альпах. Ему противно было сидеть сейчас на этом самом месте и видеть Славика. Часть того мира, о котором он уже успел забыть. Обычного мира, реального. Который прорывался к нему, не желая угомониться:

— А где ты еще побывал?

Вадим пожал плечами:

— В Западной Европе — почти везде… еще кое-где…

Славик восхищенно помолчал и произнес — тоном, отравленным снобизмом:

— Ну и как?

Вадиму захотелось дать ему в глаз. Вместо этого он сказал:

— Ну, как… У нас интересней… Там все как-то предсказуемо.

— Да, да… — поддакнул Славик недоверчиво. — А на тебя кризис не повлиял? — Он все любопытствовал в денежном направлении.

— Да не особенно… Так, потерял кое-что… Вообще на компьютерные дела мало что влияет.

— А-а, ты в компьютерах… а у тебя своих баров, ресторанов нет?

Вадим изумился:

— Нет. А что?

— Да вот, я работу ищу. Барменом уже несколько лет работаю. Я давно уже профессионал, и меня не всякое место устраивает. Вот, уволился на днях. Прикинь, там хозяин сказал охране пересчитывать все бабки у барменов. До и после работы. Нормально?!. Так ты не собираешься деньжули вкладывать в какое-нибудь заведение?

Вадим поспешил его уверить:

— Нет, точно нет.

— А жаль, жаль.

Славик осушил бокал, подвинул его в направлении Эдика, сопроводив выразительным взглядом. Тот без особого удовольствия, нервно оглянувшись, наполнил.

Убедившись окончательно в том, что Вадим в качестве работодателя для него не состоялся, Славик разоткровенничался.

— Ты думаешь, первоклассный бармен — это тот, кто много коктейлей знает и бутылки подбрасывает? (Вадим изобразил интерес, подняв брови.) Херня. Первоклассный бармен — это тот, у кого ставка двести долларов, а он в месяц зарабатывает от косаря и выше. Да я любого менеджера наебу.

Славик распалялся.

— Он будет ходить кругами и жопой чуять, что что-то не то… А в кассу смотрит — все напитки выбиты, которые подали. Пусть он так хоть каждые пять минут ходит, а денежки мне в карман капают. Вот это я называю — профессиональный бармен.

Вадим даже заинтересовался:

— В смысле, в карман тебе идут деньги с напитков, которые не пробиваешь?

— Ну да.

— И как же так ловко?

Славик расплылся во влажной улыбке. Секретами мастерства он делиться был не намерен:

— Вот так, уметь надо.

Вдруг Славик изогнулся под странным углом и стал быстро чесать что-то у себя на спине; лицо его при этом имело страдальческое выражение. Вадим с удовольствием понаблюдал за ним и заказал еще «Гролш». Предложил угостить и Славика; тот с радостью принял, сделав Эдику рожу. Затем посмотрел на часы.

— Еще полно времени. Мы с женой через час встречаемся. Идем в один клуб новый, только открылся — там будет трансвестит-шоу.

Славик достал пригласительные.

— Вот, смотри, прикольно оформлено. Типа конвертик, а само приглашение — папиросная бумага с блестками… Интересно, а что вообще такое может быть трансвестит-шоу? Что они там делают?

Вадим пробормотал:

— За границей они в таких шоу одеваются в разные наряды и поют. А то и просто рот открывают под известные песни. В основном диско и еще из мюзиклов…

— А-а, — протянул Славик. — А ты часто по клубам ходишь?

— Да нет… приходилось иногда, тоже с женой.

— А я все время хожу. У меня куча барменов и менеджеров знакомых, всегда на халяву приглашения достают. Мы с женой вообще все праздники в «Планете Голливуд» справляем. У нас там компания собирается… И просто плясать и тусоваться ходим. Я вообще, когда три дня дома сижу, на стену лезу — не могу уже. Все время тянет в центр, особенно вечером. Поедешь, по Тверской пошляешься… Потом в один бар, в другой — везде знакомые. Правда, недавно денег накопил, купил компьютер. Жене купил. А то ее с работы в журнале выгнали — в компьютере не сечет ни хрена. Теперь вот еще в игры играю.

— Детей у тебя еще нет, наверное? — полюбопытствовал Вадим. Славик буквально заинтриговал его своим оптимизмом. И удовольствием, с которым он смаковал детали своей клубной жизни — будто то, как он жил, было по-настоящему классно. Может, это и правда классно?.. Бахвальством и беспечностью Славик напоминал подростка. Да и выглядел он моложе своих лет.

— Почему, дочка есть, — ответил Славик. — В школу ходит. А у тебя?

— Три года сыну.

— А-а… Небось, все времени не было семью завести.

— Что-то вроде того, — улыбнулся Вадим. Славик начал ему нравиться. Было его отчасти жаль, и одновременно Вадим слегка ему завидовал.

— Слушай, это твой шарф? Клевый! — не унимался Славик. — Я тут в «Гленфилде» такие примерно видел. Но они были не на сэйле. Зато вон свитер купил. (Оттянул шерстяную ткань у себя на животе.) Здоровские свитера там сейчас вполцены.

Вадим не сумел изобрести ответную реплику. Они помолчали.

— Ну, ладно, мне пора уже, с женой встречаться пойду.

Славик встал, повернул бейсболку козырьком вперед, протянул руку. Вадим приподнялся, подал руку навстречу:

— Ну, давай. Счастливо.

Посидев еще какое-то время, Вадим начал расплачиваться. И с удивлением обнаружил, что выпил порядочно, и все тело теперь томилось, желало кровати, простыней. Завернуться, и на бок — щекой в подушку…

— Мицумо, вы не брали той чашки — черного орибэ, которую мне изволил подарить Санкаку-сан? — Маленький японец улыбался мелкими аккуратными зубками; глазки его прищурились и исчезли в этой до боли лучистой улыбке, черт знает что означавшей на самом деле.

— Если вы думаете, что это настоящий, древний орибэ, то вы ошибаетесь, — презрительно бросил другой японец, сидящий в офисном кубике-комнатушке, в котором помещался только стул и письменный стол, в два раза меньший, нежели обычный. Японец сидел за ним, сложив на коленках ладошки; его глаза тоже были полностью упакованы добрыми складками кожи. Зато он выставил наружу набор зубов — единственный доступный ему арсенал для сражения. — Санкаку-сан, — тут он понизил голос без единого движения мускулов на лице, — изволил преподнести вам недорогой сувенир, как и подобает вашему положению. Если бы вы сходили в посудную лавку, вам бы тотчас же сказали, сколько такая чашка может стоить. Она не стоит и черепка настоящего черного орибэ.

— Мицумо, вам ведь не обидно, что Санкаку-сан преподнес чашку мне, а не вам? Не потому ли вы говорите, что это не настоящий орибэ? А между тем она была в таком дорогом футляре, что обыкновенная чашка не могла бы быть в нем.

— Глупости. Вы ведь и сроду не видели ни одного орибэ, даже в музее, потому и судите по футляру. Что касается зависти… Санкаку-сан подарил вам эту безделицу, чтобы побудить вас работать лучше. А я в таких намеках не нуждаюсь. Я служу здесь уже двадцать лет, и корпорация меня ценит.

— Мицумо, я тоже работаю здесь уже двадцать лет — и ценят меня, уж поверьте, как ценят. Вы просто боитесь, что повышение дадут мне, а не вам — и заслуженно.

— Как же. Вы ведь ожидаете повышения уже десять лет, а сами изо дня в день ковыряетесь в одних и тех же бумагах.