Когда болтовня стихла, комнату заполнил ее тягучий голос. Учительница характерно растягивала слова, что выдавало ее южные корни.

— Та-ак, внимание. Прежде чем мы перейдем к перекличке, хочу вам представить нового ученика. Хантер, пожалуйста, встань и скажи пару слов о себе.

Хантер шаркнул кедами под партой. Судя по тому, как он ссутулился, меньше всего ему сейчас хотелось выступать экспромтом. Я его понимала. Мне самой пришлось так представляться в этом самом кабинете меньше месяца назад. Когда все было для меня слишком новым и странным и сбивало с толку.

Если подумать, все не так уж и изменилось.

Хантер смахнул упавшую на глаза прядь, и каскад волнистых волос придал ему мимолетное сходство с собакой наших соседей, лохматым бриаром, который составлял компанию их лошадям.

Бриар мне тоже всегда казался симпатичным.

Он засунул руки в узкие карманы, встал в полный рост и медленно окинул взглядом класс, не глядя ни на кого конкретно. Когда Хантер посмотрел в мою сторону, я одарила его сочувственной улыбкой.

— Ага. Привет. Меня зовут Хантер Лоув, я из Сан-Диего, — сказал он. После еще одной безуспешной попытки смахнуть лезущие в глаза темные пряди, он упал обратно на стул.

— И это всё? — Похоже, краткость его выступления удивила даже миссис Стегмейер.

Он пожал плечами — свободный, красноречивый жест, после которого, пожалуй, слова стали больше не нужны.

Кейли наклонилась ко мне:

— Ничего, с такой внешностью никто и не ждет от него гениальности, — прошептала она.

Я вспомнила свою первую встречу с классом. Я тогда тоже не много рассказала. Интересно, тогда все так же подумали? Что мне извилин не хватает?

Я снова посмотрела на Хантера, чувствуя, как улыбка сползает с моего лица. Не то чтобы он мог это заметить. Он уставился в окно, созерцая вид, с которым я успела близко познакомиться за прошедший месяц. Я проследила за направлением его взгляда и подумала — интересно, он делает то же, что делала я? Смотрит и не видит футбольное поле, не видит тихую деревенскую улицу за ним, мечтая вернуться в другое время и место?

Во время урока я то и дело исподтишка поглядывала на Хантера, и каждый раз его голова оказывалась повернута к окну.

Как только прозвенел звонок с урока, Кейли выскочила из-за парты так, словно ее ударило током. Ее глаза были прикованы к парте у окна.

— Мила, скорей! — Воскликнула она и нетерпеливо замахала руками.

— Что случилось-то? — Так или иначе, я уже встала и надела рюкзак, когда Кейли схватила меня за руку и потащила между рядами парт. По дороге она чуть не упала, споткнувшись о фиолетовый рюкзак с пацификом, принадлежащий Мэри Стэнли, и сбила с ног Брэда Занзибара, который наклонился, чтобы завязать шнурок.

Ее траектория вывела нас прямиком к парте Хантера.

— Привет! Я Кейли, а это Мила. (Я попыталась отступить в сторону, но она схватила меня за руку и вытащила вперед.) Мы тут подумали, что тебе может понадобиться помощь, ты ведь еще не знаешь, где какие кабинеты.

Кейли сияла, покачиваясь на носках, а я застыла. Мы подумали? Это еще когда?

Я резко повернула голову в ее сторону, надеясь взглядом заставить ее взять свои слова обратно, но она либо не заметила, либо сознательно меня проигнорировала.

Хантер встал, закинул красный рюкзак фирмы North Face за плечо и засунул руки в карманы. Его взгляд метнулся в сторону Кейли, потом в мою, и снова вернулся к Кейли. Он пожал плечами. Разумеется, Кейли восприняла это как согласие:

— Отлично! — заявила она и даже пару раз хлопнула в ладоши, по-детски растопырив пальцы. — Следуй за мной.

И она засеменила вперед, по дороге незаметно пригладив волосы левой рукой.

Я осталась стоять, неловко переминаясь с ноги на ногу, гадая, кто должен пойти за ней первым, — проход был явно слишком узким, чтобы мы могли сделать это одновременно. И тут Хантер посмотрел на меня, задержав взгляд на моем лице на три мучительно долгих секунды. За эти три секунды я поняла, что при таком освещении его глаза выглядят более темными. Все тот же небесно-голубой цвет, но оттенок стал более весомым, более материальным. Наконец он сказал:

— Иди ты первая.

Эта фраза, произнесенная так запросто, его глубокий голос и легкая улыбка вкупе произвели на мои легкие своеобразный эффект: как будто я внезапно выдохнула и только тогда поняла, что до сих пор задерживала дыхание.

Я поспешила следом за Кейли, надеясь, что в коридоре таких проблем с дыханием не возникнет.

Ага, не тут-то было. По коридору в обоих направлениях двигался поток учеников: одни торопились на урок, другие просто бесцельно бродили. Все в той или иной степени шумели. И практически все, за исключением нескольких человек, с которыми я обменялась приветствиями в классе, были мне незнакомы.

Плюс в этом коридоре не было окон, только шкафчики, покрытые облупившейся травянисто-зеленой краской, и двери в кабинеты. В тесном пространстве и без естественного света ощущение было такое, словно меня поймали и посадили в длинную и узкую коробку.

— Тебе куда? — спросила Кейли вышедшего из класса Хантера. Когда он ответил, где у него должен быть следующий урок — 132-й кабинет, учитель мистер Чески, — она подхватила его под руку и потащила за собой как игрушку на веревочке. Хантер неохотно поплелся за ней, а я пошла следом с другой стороны от Кейли, уверенно ведущей нас вперед.

— Так ты из Сан-Диего? И как оно там? Наверняка потрясно. Ты занимаешься серфингом?

Я выглянула из-за Кейли и увидела, как Хантер потянул себя за ухо, прежде чем ответить.

— Да, — серьезно сказал он. — У нас обязательный выпускной экзамен по серфингу.

Кейли выпучила глаза:

— Да ладно, правда что ли?

Его выдали дрогнувшие уголки губ. Кейли взвизгнула:

— О боже, какой ты вредный! Мила, ты можешь себе это представить? Этот тип тут и трех секунд не пробыл, а уже дразнит меня!

И так как голос Кейли эхом разносился по коридору, теперь вся школа могла себе это представить.

Я закашлялась, чтобы скрыть смех. При всех своих хороших оценках, Кейли порой вела себя очень глупо в присутствии парней, но обычно никто ее на этом не подлавливал.

До сих пор.

Общаясь в своей обычной треподромной манере, Кейли ухитрилась опросить Хантера по всем пунктам, начиная с того, есть ли у него домашние животные — нет — и заканчивая тем, кто его любимый певец — Джек Джонсон — еще до того, как мы повернули за угол. Что вполне естественно: с его односложными ответами у нее оставалось полно времени, чтобы говорить самой.

Вместо того чтобы слушать Кейли, я наблюдала за ним. Он шел грациозной походкой спортсмена. У него была крошечная родинка на левой щеке, как раз там, где появляется ямочка от улыбки, и всякий раз, когда Кейли задавала ему немного слишком личный вопрос — например, хорошо ли он ладит с родителями, — он на мгновение опускал взгляд, прежде чем ответить.

Когда до места выгрузки Хантера осталось пройти около пяти дверей, она наконец прекратила односторонний допрос и начала засыпать его бесценными сведениями о нас.

— Я местная, родилась и выросла тут. Печально, правда? А вот Мила нездешняя. Бедняжка переехала сюда из Филадельфии пару недель назад, когда ее папа умер. Мы с ней с тех пор корешки, — сказала она, оплетая мою руку своей, и положила голову мне на плечо.

«Когда ее папа умер…»

Я оцепенела. Отлично. Случайно это получилось или нет, но ей хватило пары легкомысленных предложений, чтобы разрекламировать мою жалкую биографию и вывалить несколько личных подробностей.

— Угу, — пробормотала я. Хантер остановился, и из-за того, что Кейли соединила нас троих в какую-то сумасшедшую живую цепь, возник эффект домино: сначала затормозила Кейли, потом я. Подняв голову, я увидела, что Хантер пристально смотрит на меня поверх кудряшек подруги.

— Соболезную.

Соболезную. Вот и все, что он сказал. Но красноречивее любых слов было то, о чем он промолчал. Он не пытался сменить тему или спешно придумать повод уйти, как обычно делали друзья Кейли.