(33) Теперь следует рассказать о том, как он приехал, у кого он сначала остановился, что за речи были им произнесены, на какие темы и к кому он с ними обращался. Так нам проще будет понять содержание его занятий и его образ жизни. Итак, говорят, что по прибытии в Италию он увидел, какие города подчиняются другим городам, в течение многих лет или недавно. Он привил им свободомыслие через своих учеников, уроженцев этих городов, избавил от зависимости и сделал свободными. Это Кротон, Сибарис, Катана, Регий, Гимера, Акрагант, Тавромений [38] и некоторые другие. Он дал им законы через Харонда из Катаны и Залевка-локрийца [39], благодаря чему эти города надолго обрели прекраснейшее законодательство и стали предметом зависти для соседей. (34) Как рассказывают, он совершенно устранил смуту, разногласия и даже просто различие мнений не только среди своих учеников и их потомков на много поколений, но и вообще во всех городах Италии и Сицилии, как внутри них самих, так и в их отношениях друг с другом. Он часто произносил повсюду одно изречение, обращался ли он ко многим или к немногим слушателям, подобное наставляющему оракулу бога, своего рода квинтэссенцию его мыслей: «Любым способом следует избегать и отсекать огнем, железом и всеми другими средствами от тела болезнь, от души — невежество, от желудка — излишество, от города — смуту, от дома — раздор, от всего в целом — неумеренность». Этим изречением он напоминал всем о самом ценном в своем учении. (35) Таковы были в то время общие черты его жизни в словах и в поступках.

Если же мы беремся излагать детально, что делал и говорил Пифагор, то следует сказать, что прибыл он в Италию в шестьдесят вторую Олимпиаду, когда победителем в беге был Эриксий из Халкиды [40]. Пифагор сразу стал вызывать восхищение и привлекать к себе людей как и раньше, когда плавал на Делос, где он, помолившись у одного только алтаря Аполлона-Родителя — единственного, на который приносили бескровные жертвы, — вызвал удивление у жителей острова. (36) В это время, направляясь из Сибариды в Кротон, он остановился на берегу около рыбаков и, пока они тянули из глубины тяжелую сеть, сказал им, какой будет улов, и назвал число рыб. Когда рыбаки решили делать то, что он им скажет, если так и окажется, он приказал пересчитать рыб и отпустить живыми. И еще более удивительно то, что, пока он был рядом, ни одна рыба, находясь вне воды, пока велся подсчет, не задохнулась. Заплатив за рыбу рыбакам, он отправился в Кротон. Рыбаки повсюду рассказали о происшествии и, узнав его имя от слуг, поведали всем. Услышавшие пожелали видеть чужеземца, который с готовностью явился. Его внешность поражала каждого и позволяла понять, что это за человек.

Через несколько дней он пришел в гимнасий. (37) Когда юноши обступили его, рассказывают, что он обратился к ним с речью, в которой призывал их почитать старших, показывая, что в мире и в жизни, в городах и в природе вызывает большее почтение то, что предшествует по времени: восход почитают больше, чем закат, утро — больше, чем вечер, начало — больше, чем конец, рождение — больше, чем смерть, и точно так же исконные жители предпочтительнее пришельцев, и то же касается основателей поселений и вождей колоний. В целом боги почитаются больше демонов, демоны — больше героев, герои — больше людей, а среди людей больше почитают прародителей, чем потомков. (38) Так говорил он для того, чтобы убедить юношей почитать родителей больше, чем самих себя. Как он сказал, они обязаны им так же, как был бы обязан умерший тому, кто смог бы опять вернуть его на свет. Далее, справедливо было бы любить и ничем не огорчать предков и тех, кто сделал нам множество добрых дел. Родители предшествуют рождению своего потомства добрыми делами, и предки являются причиной всех хороших дел своих потомков, и нельзя грешить против богов, признавая, что потомки в благих делах не обязаны никому. И поэтому справедливо, что боги прощают тех, кто ничуть не меньше, чем богов, чтит отцов, ибо почитанию богов мы научились от отцов. (39) Поэтому и Гомер величает этим именем царя богов, называя его «отцом богов и смертных», и многие сочинители мифов говорят, что верховные боги честолюбиво стремились к тому, чтобы любовь, которую дети делят между двумя родителями, они переносили на одного родителя, и поэтому брали на себя функции и отца, и матери и родили Зевс — Афину, Гера — Гефеста, каждый обладая природой противоположного пола, чтобы рассчитывать на большую любовь своего отпрыска. (40) Когда все присутствующие согласились, что приговор бессмертных самый твердый, Пифагор на примере Геракла, который был покровителем колонии [41], объяснил кротонцам, почему нужно с готовностью подчиняться родительской воле, ибо у них было предание, что он, сам будучи богом, подчинялся старшему богу, претерпел труды и учредил в память о своих деяниях игры, назвав их в честь отца Олимпийскими. Пифагор показал также, что в общении друг с другом нужно вести себя так, чтобы никогда не становиться врагами друзей и как можно скорее становиться друзьями врагов. Они должны стараться проявлять доброжелательство в отношении отцов, в качестве благопристойности в отношении старших, и участие в отношении братьев, в качестве человеколюбия по отношению к остальным.

(41) Затем он говорил о благоразумии, отметив, что молодой возраст испытывает природу юношей, ибо именно в это время их страсти достигают высшей степени. Вслед за этим он предложил им рассмотреть ту добродетель, к которой следует стремиться и юноше, и девушке, и женщине, и всем людям старшего возраста, но особенно молодым. Кроме того, он заявил, что только эта добродетель включает и телесные, и душевные качества, ибо она сохраняет здоровое стремление к лучшему образу жизни. (42) Это ясно и из противоположного примера: как с варварами, так и с эллинами, воевавшими друг с другом под Троей, величайшие несчастья приключились из-за несдержанности одного человека, с одними — во время войны, с другими — во время возвращения домой. И лишь за одну эту обиду бог назначил возмездие на десять и на тысячу лет и предрек и взятие Трои, и отправление локрийцами девушек в храм Афины Илионской [42]. Пифагор также напутствовал юношей в отношении образования, показав, что глупо признавать главным разум и с этим мнением принимать решения о прочих предметах, а на его развитие не тратить ни времени, ни усилий. Так, забота о теле подобна худшим друзьям и быстро нас оставляет, в то время как образование, подобно прекрасным и благородным людям, остается нам верным до нашей смерти, а некоторых одаривает бессмертной славой после смерти. (43) И он привел другие примеры: одни — из истории, другие — из философских учений, показав, что образование есть общий плод одаренности тех людей, которые первенствовали в каждом отдельном поколении, ибо их открытия стали образованием для других. Ценность этого такова: одни похвальные качества, например силу, красоту, здоровье, храбрость, невозможно разделить с другим человеком, другие же, такие как богатство, власть и многое другое, чего мы не перечисляем, расточающий утрачивает сам, но образование можно и разделить с другим человеком, и, дав его другому, самому не утратить его. (44) Точно так же не во власти человека приобрести определенные вещи, но можно получить образование по собственному выбору, чтобы, приступая к государственным делам, проявлять не бесстыдство, но образованность. Вообще именно образованием отличаются люди от животных, эллины — от варваров, свободнорожденные — от рабов, философы — от простых людей. Вообще мера этого превосходства такова, что самых быстрых бегунов на Олимпийских играх оказалось семь из одного города, и людей, выдающихся мудростью, насчитывается на всей населенной части земли тоже семь [43]. В последнее же время, когда жил он сам, только один человек превзошел всех в философии, и он называл себя именем «философ» вместо имени «мудрец» [44]. Вот что он сказал в гимнасии юношам. [45]