Особенность степных экосистем состоит в резком колебании биомассы. При этом выделяются суточные, годовые и вековые колебания. Существуют и долгопериодические колебания, определяемые глобальными закономерностями в развитии природы. Наконец, очень большое значение для изменений биомассы имеют антропогенные факторы. Среди них наиболее опасен перевыпас — так называемая пастбищная дигрессия. В сочетании с неблагоприятными климатическими изменениями пастбищная дигрессия приводила к опустыниванию огромных площадей, вызывая бескормицу, массовую гибель скота и людей.

По всей вероятности, наибольшая агрессивность кочевых племен возникала в условиях перехода от гумидной к аридной фазе. В случае увлажнения климата и увеличения биомассы численность стад неизбежно возрастала, что само по себе вызывало пастбищную дигрессию. Уменьшение биомассы при переходе к засушливым условиям значительно усиливало экологический кризис, создавало социальное напряжение в коллективах кочевников. Тогда вожди кочевых племен и строили завоевательские планы в отношении своих более благополучных соседей.

Весьма любопытно то обстоятельство, что наиболее ранние государственные образования в Месопотамии возникли в 3-м тысячелетии до н. э., когда кочевое скотоводство оформилось в качестве особого культурно-хозяйственного уклада в степной зоне. В 30-х годах нашего века английский археолог В. Г. Чайлд сформулировал три археологических признака процесса, названного им «городская революция»: появление монументальных сооружений, выделение ремесел, создание письменности. Социально-историческим содержанием этого процесса было прежде всего социально-имущественное неравенство, выделение правящей верхушки и как следствие этого институирование государственной власти и связанного с нею бюрократического аппарата. «Социальной элитой» раннеклассового общества Месопотамии было жречество, сочетавшее функции духовной и светской власти. Органы власти, включая все более усложнявшийся бюрократический аппарат, концентрировались в храмовых комплексах.

Можно легко проследить экологическую основу социальных и политических процессов, происходивших в Месопотамии. Хозяйство ранних цивилизаций строилось на поливном земледелии. Наступившая в 3-м тысячелетии до н. э. длительная засуха требовала постоянного совершенствования ирригационных сооружений, а также проведения широкомасштабных работ по поддержанию нормального водообеспечения. Это привело к созданию особого аппарата, выполнявшего функции принуждения (физического и идеологического), учета и распределения как природных ресурсов (в первую очередь, воды), так и произведенных продуктов.

Таким образом, возникновение ранних форм государственности в Месопотамии может в большей мере рассматриваться как система социальных адаптаций к условиям экологического кризиса в специфических условиях. При этом естественно нельзя не учитывать саморазвитие социальных, политических и идеологических структур, приведших в конечном счете к возникновению крупных цивилизаций Древнего Востока.

Мир «цивилизованных» земледельцев и кочевников-скотоводов никогда не был резко разделен. Между ними постоянно существовали сложные и многосторонние связи: кочевники обменивали скот, кожу, шерсть на продукты ремесленников — керамику, оружие, украшения. Случалось и так, что правители земледельческих оазисов нанимали дружины кочевников для охраны своих земель, были часто связаны с вождями кочевников родственными узами.

В 3-м тысячелетии до н. э. в ряде районов, особенно сильно пострадавших от засухи, произошло угасание раннеземледельческих культур, стало развиваться кочевое скотоводство, наиболее приспособленное к недостатку влаги. Это сопровождалось глубокими изменениями в образе жизни и в идеологии. Происшедшие события логичнее объяснить не вторжением иноплеменных кочевников, а глубокой экономической и культурной перестройкой местного населения в условиях жестокого экологического кризиса.

В конце 2-го тысячелетия до н. э. возникают первые государственные образования в Европе, прежде всего в бассейне Эгейского моря и в Италии. Это было результатом разложения первобытной общины, социального и имущественного расслоения, выделения и укрепления военно-аристократической элиты, роста производительных сил. На базе культуры греческих городов-государств возникла цивилизация, живительные соки которой и по сей день питают современные культуры.

Алексеев В. П. Палеоантропология земного шара и формирование человеческих рас. М.: Наука, 1978. 284 с.

Арсланов X. А., Гей Н. А., Соловьев Б. А. К палеогеографии и геохронологии позднего плейстоцена Абхазии // Изв. АН СССР. Сер. геогр. 1976. № 6. С. 125–129.

Верещагин Н. К. Млекопитающие Кавказа, М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1959. 704 с.

Виноградов А. В. Древние охотники и рыболовы среднеазиатского Междуречья. М.: Наука, 1981. 173 с.

Виноградов А. В., Мамедов Э. Д. Первобытный Лявлякан: Этапы древнейшего заселения и освоения Внутренних Каракумов. М.: Наука, 1975. 187 с. (Материалы Хорезм. экспедиции; Вып. 10).

Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Индоевропейский язык и индо-европейцы. Тбилиси: Изд-во Тбил. ун-та, 1984. 1328 с.

Гогичайшвили Л. К. К истории низменных лесов Восточной Грузни в голоцене // Палинология голоцена и маринопалинология. М.: Наука, 1973. С. 46–48.

Грацианский А. Н. Природа Средиземноморья. М.: Мысль, 1971. 510 с.

Долуханов П. М. Аридная зона Старого Света в позднем плейстоцене и голоцене // Изв. ВГО. 1985. Т. 117. С. 16–23.

Дьяконов И. М. Языки древней Передней Азии. М.: Наука, 1967. 492 с.

Каспийское море: Гидрология и гидрохимия. М.: Наука. 1986. 262 с.

Квасов Д. Д. Позднечетвертичная история крупных озер и внутренних морей Восточной Европы. Л.: Наука, 1975. 278 с.

Колебания увлажненности арало-каспийского региона в голоцене. М.: Наука, 1980. 236 с.

Леонтьев А. А. Возникновение и первоначальное развитие языка. М.: Наука, 1963. 145 с.

Лисицына Г. Н. Орошаемое земледелие эпохи бронзы на юге Туркмении. М.: Наука, 1965. 168 с.

Любин В. П. Мустьерские культуры Кавказа. Л.: Наука, 1981. 223 с.

Массон В. М. Поселение Джейтун. М.; Л.: Наука, 1971. 208 с. (Материалы и исслед. по археологии СССР; Т. 180).

Массон В. М. Алтын-депе. Л.: Наука, 1981. 175 с. (Тр. Юж. — Туркмен. комплекс, археол. экспедиции; Т. 18).

Невесская Л. А., Воронина А. А., Чепалыга А. Л. и др. История Паратетиса. 27-й МГК. Палеоокеанология. М.: Наука, 1984. С. 91—101.

Окладников А. П. Пещера Джебел — памятник древней культуры прикаспийских племен. Ашхабад, 1956, С. 11—129. (Тр. Юж. — Туркмен. комплекс, археол. экспедиции; Т. 7).

Пиотровский Б. Б. Ванское царство. М.: Наука, 1959. 281 с.

Федоров П. В. Плейстоцен Понто-Каспия. М.: Наука, 1978. 167 с.

Хайн В. Е. Региональная геотектоника: Альпийский средиземноморский пояс. М.: Недра, 1984. 344 с.

Хлопин И. Н. Геоксюрская группа поселений эпохи бронзы. Л.; М.: Наука, 1964. 172 с.

Чепалыга А. Л. Морские бассейны СССР в позднем плейстоцене и голоцене // XI конгр. ИНКВА: Тез. докл. М.: Наука, 1982. Т. 3. С. 340–341.

Четвертичная система Грузии / Под ред. A. Л. Цагарели. Тбилиси: Мецниереба, 1982. 214 с.

Якушин Б. В. Гипотезы о происхождении языка. М.: Наука, 1985. 137 с.

Янушевич З. В. Культурные растения Юго-Запада СССР по палеоботаническим исследованиям. Кишинев: Штиинца, 1976. 214 с.

Alimen М-Н. Le Sahara: grande zone desertique nord-africaine // Striae, 1982. Vol. 18. P. 35–51.

Balout L. Prehistoire de l’Afrique du nord. P., 1955.

Butzek K. W. Environment and archaeology. Chicago: Aldine, 1971.

Camps S. Les civilizations prehistoriques de I’Afrique du nord et du Sahara. P.: Doin. 373 p.