— Там бывают фейерверки — помнишь, ты говорила, Мэри? — В голосе миссис Джонс послышалось отчаяние.

Миссис и мисс Морган не сводили с нее глаз.

— Да, мадам, — неохотно выдавила Мэри. — Несколько раз в год.

— Будто бы звезды падают с небес ради того, чтобы развлечь beau monde! — пропела миссис Джонс. — Могу ли я предложить мисс Анне эту зеленую накидку? Самая подходящая вещь для Воксхолл-Гарденз!

Миссис Морган забрала ткань в горсть и снова отпустила.

— Мы редко посещаем Воксхолл. Но другие сады…

— Ну конечно, — пробормотала миссис Джонс.

Как будто бедняжка понимала разницу! Мэри вспомнила Воксхолл в полночь, росу на траве и как она заработала денег на дорогу до дома.

— Мы не видим вас в церкви, миссис Джонс, — заметила жена члена парламента.

— Да, мадам. — Миссис Джонс немного поколебалась. — Видите ли, здоровье моего мужа…

— Вполне позволяет ему прыгать по Уай-стрит, как и любому здоровому мужчине, — проскрежетала миссис Морган.

— Конечно, мадам, — пробормотала миссис Джонс.

Кажется, она вот-вот попросит разрешения облизать их туфли, подумала Мэри.

Миссис Морган оглядела свое белое бархатное платье. Несколько дюймов подола были расшиты серебряными змейками и яблочками.

— Что-то медленно продвигается ваша работа, миссис Джонс.

— Мадам, уверяю вас, дело пойдет гораздо быстрее в следующем месяце, когда дни станут немного длиннее.

— Ваша лондонская помощница умеет вышивать?

Мэри уже открыла рот, чтобы сказать «нет», но миссис Джонс ее опередила:

— Конечно. Она знает все новейшие модные приемы.

Снова царственный кивок. Миссис Морган приложила к голове крошечную шляпку, украшенную бабочками, и повернулась к высокому зеркалу. Миссис Джонс встала на цыпочки и приколола убор к ее седеющим волосам.

— Как восхитительно это кружево оттеняет ваши волосы! Я только что получила эту шляпку из Бристоля.

— Мне кажется, у миссис Форчун точно такая же.

— Мадам! Клянусь вам, ничего похожего. Та и вполовину не такая изящная. А эта — точная копия шляпки, в которой миссис Сиббер с Друри-Лейн играет Джульетту. Мне сказала Мэри.

Миссис Морган нахмурилась.

— Вы уверены, что я не попаду в смешное положение, если повстречаюсь с миссис Форчун на балу в Жирный вторник?

— Боже упаси, — заверила миссис Джонс. Она порылась в огромном сундуке и вытащила что-то кружевное. — Могу ли я заинтересовать мадам еще чем-нибудь? Возможно, вам понравится эта прелестная косынка, украшенная сценами Утрехтского мира?

Миссис Морган не отрывала глаз от своего отражения в зеркале.

— Я возьму шляпку, — даже не взглянув на миссис Джонс, бросила она и приподняла ее с головы, словно маленькую корону. — Можете записать ее на мой счет. — Она жестом велела Мэри принести ее черную накидку.

Миссис Джонс бросилась помогать. Лакей Жорж уже ждал хозяйку в темном коридоре; на нем была роскошная ливрея с карманами шириной в целый фут. Он церемонно распахнул перед женой почтенного члена парламента дверь.

Когда Морганы наконец удалились, Мэри раздраженно вздохнула.

— Значит, она проводит здесь целый час и покупает только клочок ткани с кружевом за полкроны? Да к тому же просит записать это в кредит?! — с негодованием воскликнула она.

— Миссис Морган не всегда бывает в настроении делать покупки, — устало выговорила миссис Джонс.

— И к чему вы сказали ей, что я умею вышивать? — возмущенно спросила Мэри, но тут же спохватилась и улыбнулась, чтобы смягчить нахальный тон.

— Потому что ты научишься этому в два счета, я уверена. — Миссис Джонс взяла ее за руку и погладила пальцы. — Это у тебя в крови. И кроме того, я никогда в жизни не смогу закончить его одна, — грустно добавила она, окинув взглядом белый бархатный водопад.

К концу недели рабочее место Мэри было завалено фиалками, листьями, кручеными нитками и лентами. Хозяйка оказалась права: у нее был прирожденный талант. Ее пальцы не дрожали, глаза не уставали, и она никогда не путала оттенки цветов.

Совсем скоро миссис Джонс разложила на ее коленях край белого бархатного платья-полонез и вдела в ее иглу серебряную нить. Ее глаза при этом подозрительно блестели. Да она чуть не плачет, поняла вдруг Мэри и смутилась.

— Что такое, мадам?

— Да просто… если бы только тебя видела твоя бедная мать!

Мэри натянуто улыбнулась. На какое-то мгновение и она поверила в картинку, нарисованную миссис Джонс: добрая покойная мать с мягкими белыми ангельскими крыльями смотрит с Небес на дочь и плачет от радости. Она воткнула иголку в ткань; ткань была мягкой, словно шкурка кролика.

В иные дни стук в дверь раздавался едва ли не каждые полчаса. И как бы ни была занята миссис Джонс, она всегда предлагала монмутским леди чашку чая. Ей и в голову не приходило проявить невежливость. Одна или две заказчицы всегда являлись в сопровождении горничных, таких важных и надменных, что они не могли ждать хозяек в кухне, как все остальные, а стояли у них за спиной, сложив руки, и смотрели, не обнаружится ли где в углу пыль.

Основной предмет местных бесед составляли сплетни.

— После игры в футбол на прошлой неделе на поле остались двое мертвецов.

— Ужас.

— Ужас!

— Я слышала, на Сент-Джеймс-сквер поселилась новая семья. Они знакомые Филпоттов.

В таких случаях Мэри почти слышала, как движутся мысли хозяйки. Может быть, стоит пораньше нанести визит на Сент-Джеймс-сквер и оставить там визитную карточку миссис Джонс?

— Дочь вдовы Оуэн выглядит не слишком хорошо.

Несмотря на ханжески-сострадательные кивки, все прекрасно понимали, что это значит. Мисс Оуэн вряд ли понадобятся красивые платья этой весной или вообще когда-либо.

— Что вы говорите, похороны будут на следующей неделе в церкви Святой Марии? — с интересом переспросила миссис Джонс. — А какой был герб на карете?

— Две птицы.

— Да нет, три.

— Значит, это Хардингсы из Пентвина.

Мэри встретилась взглядом с хозяйкой. Хардингсам будет нужно траурное платье. Возможно, у них не будет времени, чтобы заказать его в Лондоне…

Потом Мэри приносила большой фарфоровый чайник, которым так дорожил мистер Джонс. Он не позволял Эби дотрагиваться до своего сокровища, и даже Мэри должна была строго выполнять все его указания. Посетительницы наливали чай в блюдечко, клали туда сахар и деликатно прихлебывали. Мэри с жадностью наблюдала за ними.

Мистер Джонс научил ее делать реверанс каждый раз, когда она выходит из комнаты. Он продемонстрировал это на своей единственной ноге.

— Даже если они не смотрят в мою сторону?

— О, если ты этого не сделаешь, можешь быть уверена, что это-то они как раз заметят, — захохотал он.

И в самом деле, монмутским леди было далеко не безразлично, кто такая Мэри Сондерс и как она себя ведет.

— Ваша служанка не здешняя, насколько я понимаю? Но ее мать была из этих краев?

В сотый раз слыша свою историю из уст миссис Джонс — все рассказывалось весьма тактично и вполголоса, но сцена смерти Сьюзан Сондерс становилась все более патетической, словно в романе мистера Ричардсона, — Мэри чувствовала себя немного пристыженной. Иногда она ощущала почти непреодолимое желание рассмеяться — особенно сильно в тот раз, когда она подкалывала подол платья вдовы Таннер, которой принадлежало несколько домов и рощ в Монмуте. Когда рассказ миссис Джонс достиг своей трагической кульминации и толстая миссис Таннер сочувственно вытаращила глаза, Мэри, не сдержавшись, пробормотала что-то о дополнительных булавках и выскочила из магазина.

Она стояла за дверью, зажимая ладонью рот, и тряслась от истерического смеха. Из мастерской доносились приглушенные голоса. Миссис Джонс посетовала, что, кажется, огорчила Мэри. Вдова же Таннер придерживалась мнения, что служанке, вынужденной зарабатывать себе на жизнь подобным трудом, вовсе не пристало быть такой чувствительной.