Отсутствие военной и политической активности, а также установившаяся спокойная погода предоставили удобную возможность для инспекционной поездки по карельским заставам. Оставив инструкции на случай любой непредвиденной ситуации, мы с Менде закутались в шубы и одеяла и при температуре всего в -30 градусов <—34 по Цельсию — Примеч. перев.> отправились на санях с Микки и Мышкой в сторону границы. Наш путь пролегал, в основном, по льду замерзшей реки Кемь, которую мы покидали лишь тогда, когда дорога срезала ее повороты. Местность, укутанная тяжелым одеялом снега, выглядела совершенно незнакомой, и если летом она казалась тихой, то сейчас была абсолютно безмолвна. В суровый мороз звуки журчащей воды, ревущих быстрин и водопадов исчезли подо льдом в несколько футов толщиной. О том, что мы передвигаемся по реке, мы могли судить лишь по широкому просвету между темными стенами леса, так как снег укрыл и реку, и землю одинаково толстым белым покрывалом.

Так называемая дорога представляла из себя узкую тропу, по которой могли проехать лишь одни сани. Она была обозначена маленькими деревцами, воткнутыми в лед на расстоянии примерно 100 ярдов друг от друга, ее поверхность была утрамбована проезжающими санями до состояния насыпной дороги и уходила в глубину на шесть футов. Иногда с обеих сторон дороги возвышались сугробы высотой до десяти футов, однако бывало и так, что ветер сдувал весь снег, и трасса превращалась в своеобразную дамбу. Когда нам встречались другие сани, приходилось съезжать с дороги, что неизбежно означало холодный душ и невероятные усилия для нас и маленькой лошадки, чтобы вернуть сани обратно. На трассе было принято уступать дорогу нагруженным саням, а поскольку крестьяне, направлявшиеся в Кемь, всегда ехали с грузом, удача была не на нашей стороне. Однако подобные встречи происходили не чаще двух раз в день, и у нас было немного поводов для недовольства.

Микки прерывал монотонность нашей поездки, указывая на отверстия, которые проделывали для доступа воздуха лисы и другие животные. Своим острым зрением он различал их перемещения под снегом и однажды остановил сани, чтобы показать нам охоту, где в роли добычи выступал заяц-беляк. Мы различали лишь едва заметные движения под снегом, но он в деталях описывал перемещения охотника и добычи, как если бы видел это при ярком солнечном свете на фоне яркой листвы, а не в тусклых сумерках на бескрайней бело-серой поверхности без единого следа. Для его историй о призраках и феях трудно было найти более подходящую обстановку — даже перед камином где-нибудь в Англии они звучали бы далеко не так страшно. Огромная фигура Микки, закутавшегося в коричневую шинель, его покрытые инеем борода, брови и лицо, то, как он удерживал поводья в огромных почерневших ладонях — в любую погоду он ходил без рукавиц; его лошадка в длинной заиндевелой попоне, чьи чувствительные уши реагировали на каждый шорох, улавливая в черном лесу много звуков, недоступных нашему слуху, замерзавшие в воздухе облака пара, вырывавшиеся из ее ноздрей при каждом выдохе, давящая тишина, нарушаемая лишь звоном колокольчика на деревянной дуге и шелестом полозьев, — вся эта обстановка идеально подходила для рассказов о снежных духах и медведях-призраках.

Мы сделали первую остановку в Подужемье в доме, где я летом провел ночь и где мне не давал уснуть грохот водопада. Но сейчас скалы в реке были покрыты толстым слоем сплошного льда, и не было слышно даже слабого журчания. Все паразиты в доме «вымерзли», и после морозного воздуха на улице нагретая печь, стоявшая в углу чистой, без единого пятнышка гостиной, и кипящий самовар на столе казались замечательной сменой обстановки.

После того как мы осмотрели расположение нашего отряда и склады, нас посетил деревенский староста, у которого были жалобы — не очень-то убедительные — на нехватку припасов у гражданского населения, а также по поводу ряда вопросов личного характера; однако с этим мы быстро разобрались, и привычная улыбка окончательно вернулась на его лицо, когда мы поблагодарили его за гостеприимство.

Следующий день ничем не отличался от предыдущего — мы ехали дальше через леса, реки и озера, за тем исключением, что в одном месте свернули с прямого пути в сторону границы, чтобы посетить деревенскую заставу, на которой служили восемь человек во главе с сержантом Богдановым, одним из первых добровольцев и прекрасным солдатом. Он вручил нам взнос в Пенсионный фонд для вдов — маленькую коллекцию жемчужин, найденных им в раковинах, которые он доставал со дна реки через проруби. Они не представляли большой ценности ни формой, ни цветом, однако свидетельствовали об искреннем участии дарителя, и мы посоветовали ему продать их позднее.

Микки все утро испытывал беспокойство и понуждал послушного пони бежать быстрее, чем днем раньше. Когда мы спросили его о причинах этого, он показал нам несколько небольших завихрений, поднимавшихся со снежного покрова, и сказал: «Когда просыпаются снежные демоны, они приносят на хвостах метель. Через четыре часа начнется метель, а нам еще нужно пройти шестьдесят верст». Мы осознали, насколько аккуратным был его прогноз, когда вдали показались первые огоньки Панозера. Они тут же исчезли за такой толстой пеленой снега, поднятого яростным порывом ветра, что в ней было трудно различить даже фигуру нашего возничего, сидевшего лишь в трех футах от нас. Микки просто бросил поводья на спину лошади и приказал ей идти дальше. «Она разберется лучше», — объяснил он, и нам не пришлось разочароваться в его уверенности, так как- всего через десять минут Мышка вывела нас на деревенскую улицу, и вскоре мы сидели под крышей с привычным стаканом горячего чая, чувствуя, как оттаивают наши замерзшие конечности.

Метель не давала нам выйти на улицу в течение шестнадцати часов, что позволило маленькой лошадке немного отдохнуть, а небольшому гарнизону дало шанс продемонстрировать свое великолепное катание на лыжах. Очень преуспели в этом виде спорта деревенские ребятишки. Они также весьма позабавили нас, играя в местный вариант пятнашек, кувыркаясь так, словно их тела были резиновыми. Матери не испытывали беспокойства из-за их промокших ног, они лишь меняли льняные или хлопчатые портянки, которые карелы носили на ногах вместо шерстяных носок или гольф и зимой, и летом.

Чистое небо и яркая луна обещали хорошую погоду, когда мы, отдохнув, отправились дальше в Юшкозеро, до которого было шестьдесят километров. По дороге мы проверили две заставы, Соповарака и Сопасалма, где все было в полном порядке. На второй заставе капрал, который командовал здесь, сказал, что ему удалось завербовать в полк двух новых членов, после чего провел нас в дом рядом с казармой и показал пухлых малышей — близнецов месячного возраста. Он рассказал, что назвал одного Филиппом, в мою честь, а второго Николаем, в честь Менде. Это удостоило нас обоих чести в равной степени и без ущерба для чьего-либо самолюбия, но стоило мне двух последних полукрон из английских денег, еще остававшихся у меня, и установило моду, которая тяжелой данью легла на мои личные сбережения!

В Юшкозере мы увидели, что Хитон вместе со своими радиооператорами и карельскими друзьями устроились здесь совсем неплохо. Он набрал вес и научился сносно говорить на карельском языке. С особой гордостью он показал мне двухсотфутовую мачту, стоявшую рядом с его квартирой, и описал, как удалось поднять ее без какой-либо механической силы. После ее установки он мог получать новости с британских станций на своем переносном радиоприемнике.

Я провел большую часть дня, инспектируя его припасы и решая различные вопросы. У него возникли проблемы с распределением запасов рома. С точки зрения местных жителей, двухнедельной нормы рома вполне хватило бы на одно застолье, что не совпадало с нашими намерениями и не лучшим образом отразилось бы на дисциплине. Мы договорились перепрятать ром в определенном месте, из которого он мог бы легко его брать, чтобы расходовать постепенно и в небольших количествах, пока тот не закончится. Кроме того, мы решили не посылать ему больше рома, за исключением того, что предназначался для его непосредственных подчиненных, а также на случай непредвиденной ситуации. Небольшой запас был оставлен и в местной больнице. Мы также договорились об отправке еще одного транспорта на северных оленях, так как конные сани, имевшиеся в его распоряжении, не справлялись с развозом припасов по окрестным деревням.