«В распоряжение генерала Иванова, — пишет полк. Сергеевский, — повелено было перевезти 7 полков пехоты с артиллерией (по 2–3 полка от Северного, Западного и Юго-Западного фронтов)». По другим же сведениям, кроме семи полков пехоты, также и четыре полка кавалерии. Об этом мог не знать начальник Связи Ставки! Как же было дело с отправкой, воинской силы в распоряжение генерала Иванова? «Мне представляется, что приказание это отдано также в тот же день, 26 февраля, — пишет полк. Сергеевский. — Это опять таки расходится с другими рассказами, указывающими на 27 февраля. Я готов допустить, что память мне в этом изменила».

Вряд ли изменила. Не мог Государь, посылая генерала Иванова, откладывать на один день приказ о необходимой воинской силе. Когда же были посланы пусть даже семь, пехотных полков с артиллерией? Генерал Лукомский — Генерал-квартирмейстер в Ставке — пишет в своих воспоминаниях: «Насколько не придавалось значения происходившему в Петрограде показывает то, что о отправкой войск с северного и западных фронтов не торопились» (стр.125).

Как не торопились? Кто? Из Петрограда идут сведения, которые в Ставке называют «революцией», Государь посылает генерала Иванова подавить ее, приказывает послать нужные для этого воинские части, но… генералы не торопились! «Заговора» не было, «измены» тоже не было, просто не торопились! Замечательно!

Какова же участь семи полков, посылать которые не торопились? Из семи полков было послано только два — Тарутинский и Бородинский! Тарутинский оказался на станции Александровская — в двадцати верстах от Петрограда — 1-го марта! Бородинский полк прибыл на станцию Луги — в ста двадцати верстах от Петрограда — в ночь на 2-е марта, когда Государь был уже в Пскове, у генерала Рузского. «На стан. Луги эшелон был захвачен, — пишет полковник Сергеевский, — группой революционеров, под командой несомненного изменника, б. камер-пажа Вороновича». Ротмистр Воронович во время гражданской войны был вместе с «зелеными», которые нападали на обозы Добровольческой Армии, грабили, убивали, нападали на небольшие группы белых, особенно зверствовали при отступлении Белой Армии. В Америке Воронович состоял постоянным сотрудником Н.Р. Слова.

Где же находились остальные пять полков с артиллерией? Их никуда не отправляли! Они «грузились»! Писал же генерал Лукомский, что с «отправкой не торопились»!

Что же получилось в Царском Селе?

Когда эшелон генерала Иванова прибыл в Царское Село, революционные солдаты разбежались, бросив на станций пулеметы и орудия. Вскоре они узнали, что у генерала Иванова нет ничего, кроме одного эшелона.

Генерал Лукомский пишет: «Слух о прибытии эшелона войск с фронта вызвал в революционно настроенных частях смущение; никто не знал, что направляется за этим эшелоном? Но вскоре выяснилось, что ничего, кроме этого единственного эшелона, с фронта не ожидается…К вокзалу стали прибывать запасные части, квартировавшие в Царском Селе, и начали занимать выходы с вокзальной площади и окружать поезд с прибывшим эшелоном. Местные власти (начальник гарнизона и комендант) были совершенно растеряны и докладывали генералу Иванову, что надеются сами поддержать порядок в Царском Селе. Затем указали, что высадку Георгиевского батальона считают опасной: если произойдет столкновение с местными войсками, Царской Семье угрожает, большая опасность. С подобными указаниями, к генералу Иванову стали прибывать различные лица из Петрограда. После некоторых колебаний, генерал Иванов согласился, чтобы его эшелон был отправлен на станцию Дно».

Полковник Сергеевский не постеснялся написать: получилось, мол, то, что предвидел ген. Алексеев, когда Государь послал в Царское Село нерешительного генерала Иванова! Иными словами, Государь сам виноват, надо было слушаться ген. Алексеева. Но что мог сделать самый что ни на есть решительнейший, если пять из семи полков даже не отправлены, Бородинский полк привезли к ожидавшему его на станции Луги «изменнику» Вороновичу, Тарутинский «попал» не в Царское Село, а на станцию Александровская на Николаевском железнодорожном пути? «Заговора» не было, «измены» тоже не было, просто генералы не торопились!? Виноват во всем нерешительный ген. Иванов, выбранный Государем!!!

История с сенью полками, артиллерией и четырьмя Полками кавалерии — это решительный бой, выигранный революцией, при участии генералов и Ставки. Самое опасное для революции — подавление ее войсками с фронта — отпало! К участи семи полков еще придется вернуться.

Полковник Сергеевский пишет, что 27 февраля, около восьми часов вечера в дежурную комнату вошел дворцовый комендант ген. Воейков и потребовал, чтобы ему был предоставлен прямой провод на Царское Село и чтобы были удалены из аппаратной все телеграфисты. Переговоры генерала Воейкова продолжались не менее трех часов, в продолжение которых генерал несколько раз убегал с ворохами телеграфной ленты к Государю и к генералу Алексееву, который лежал в постели с высокой температурой. «Мне было ясно, — пишет полковник Сергеевский, — что переговоры шли между Государем и Государыней и касались очень важных вопросов. Теперь я понимаю, что за эти три часа фактически решалась судьба Империи. Решено было то, что «привело к 2-х суточному перерыву действий Верховной Власти. Революция же работала во-всю и укрепляла свое положение».

Так полковник Сергеевский снова пытается взвалить на Государя вину за победу революции! «Теперь я понимаю, что»… Отдавая должное «догадливости» полковника Сергеевского, все же приходится удивляться непониманию полковником Генерального Штаба, что «фактически судьба Империи была решена» неисполнением приказа Государя отправить семь полков пехоты с артиллерией и четырех полков кавалерии в распоряжение генерала Иванова в то время, «когда революция работала во-всю и укрепляла свое положение»! «Революция работала», генералы «не торопились», измены не было!

Революции не возникают стихийно, их тщательно подготавливают. Для успеха революции особенно важна та почва, на которую упадет первая искра. В Петрограде перед революцией находилось чуть ли ни двести тысяч новобранцев, призванных в гвардейские запасные полки! «Призыв в военное время, — пишет полк. Сергеевский, — Производился по территориальному признаку и потому эти запасные батальоны были пополнены осенью 16 года исключительно рабочими Петроградских заводов, сплошь распропагандированных социалистами… Ген. Алексеев пытался протестовать, но призыв производился Министерством Внутренних Дел, и в происшедшем конфликте Государь стал на сторону министра Протопопова»! Значит — виноват Государь.

Как мог полковник Генерального Штаба написать, что призыв производился Министерством Внутренних Дел? Чем же занимались военные власти? Генерал Бубнов пишет: «Нам в Ставке было известно, Государь высказывал ген. Алексееву пожелание об усилении Петроградского гарнизона войсковыми частями из гвардейского корпуса, бывшего на фронте». «На этом энергично настаивал командир гвар. корп. ген. Безобразов, незадолго до начала революции. Все же ген. Алексеев не принял это требование во внимание, ссылаясь на успокоительные заверения петроградских властей. То, что ген. Алексеев не предусмотрел столь очевидной опасности и не принял надлежащих мер… лежит на его ответственности»! То же самое пишет и историк Ольденбург! Министр Протопопов предупреждал Государя об опасности. Государь повелел еще в 1916 году перевести в Петроград гвардейские части с фронта, но ни генерал Хабалов, ни генерал Балк, ни генерал Гурко не исполнили его приказаний.

Рано утром 28 февраля Государь уехал из Могилева в Царское Село. В продолжение десяти часов Ставка не знала, где находится поезд Государя! Что же делает Ставка? «Я получил (вероятно, утром 28 февраля), — пишет полковник Сергеевский, — распоряжение генерала Алексеева прекратить сношения с мятежниками в столице: допускать чисто технические переговоры телеграфистов, дабы сохранить техническую исправность линий, но никаких телеграмм не передавать и никому по проводам никаких переговоров не вести. Это запрещение было снято лишь после отречения Государя, т. е. в ночь на 3-е марта».