«Одной из форм работы “Красной помощи” в Аргентине, — написал в автобиографических заметках Григулевич, — были так называемые национальные патронаты, которые создавались из эмигрантов разных национальностей. Патронаты шефствовали над тюрьмами своих стран. Например, патронаты, в которые входили выходцы из Польши, шефствовали над тюрьмами Варшавы, Лодзи, Белостока и т. д. Был патронат и над Лукишками, в который входили эмигранты из Виленщины. В исполкоме МОПР я руководил работой патронатов всех национальностей, в том числе и литовских, которых было несколько на территории Аргентины».

Несколько месяцев Иосиф обретался в Росарио, налаживая мопровскую работу. Этот речной порт, расположенный в 320 километрах к северу от Буэнос-Айреса, называли «аргентинским Чикаго». Всемогущие храмы его — мясная и зерновая биржи. Индустриальное развитие города шло по нарастающей, и КПА уделяла особое внимание разъяснительной работе в пролетарских районах, конкурируя в этом с анархистами и социалистами. Росарио все стремительнее утрачивал провинциальную простоту, все активнее «перерабатывал» крестьян, приходивших в город на заработки, и иммигрантов, среди которых преобладали итальянцы. Григулевич охотно погружался в среду портовых рабочих, сознательно внося в агитационную работу личную основу. По вечерам его можно было увидеть в дружеской компании простодушных парней в кепках и беретах в каком-нибудь захудалом ресторанчике на берегу Параны: непритязательная паррилья, несколько бутылок пива «кильмес», корзинка с золотистыми пшеничными булочками. «Под пиво или бокал “тинто” текущие лозунги Коминтерна усваиваются куда лучше», — шутил Григулевич в кругу местных партийцев.

Завязанные им в Росарио дружеские связи пригодятся через семь лет при «постановке» в Буэнос-Айресе лаборатории по производству зажигательных бомб для осуществления диверсий на судах, перевозящих стратегические грузы в порты враждебных Советской России и западным союзникам стран — Германии, Испании и Португалии. Некоторые химические компоненты для снарядов будут поступать из малоприметной аптеки в пригороде Росарио. Молодая женщина с тонкими библейскими чертами лица совершит десятки поездок в аргентинскую столицу, прижимая к себе невзрачную хозяйственную сумку с начинкой для «зажигалок».

Ветеран КПА Фанни Эдельман в своих мемуарах «Знамена, горение, товарищи» подробно рассказала об опасностях, которые подстерегали коммунистических активистов, о репрессивном режиме генерала Хусто. Он унаследовал от своего предшественника Урибуру осадное положение и военный суд, а также «Сексьон эспесиаль», политическую охранку, созданную с помощью советников из гестапо и итальянской «ОВРА». Хусто не отказался от применения пыток в тюрьмах и отправки арестантов из левых партий в «адскую тюрьму» ледяной Ушуайи.

Беспощадно применялся Закон 4144 о высылке «нежелательных» иностранцев, занимавшихся общественно-политической деятельностью. Их нередко выдавали фашистским режимам. Помощь властям в проведении репрессий оказывал «Гражданский легион Аргентины», в который входили представители реакционных кругов олигархии. Их печатным органом была профашистская, откровенно антисемитская газета «Эль Памперо». Правительство генерала Хусто не препятствовало формированию в стране групп нацистской и фашистской тенденции. Именно тогда был организован «Альянс националистической молодежи», главарем которого являлся Патрисио Келли. «Альянс» использовался в качестве карательного отряда для подавления рабочих выступлений и в ряде случаев нес прямую ответственность за убийства коммунистов.

Национальная избирательная хунта Аргентины систематически отказывала компартии в регистрации и не признавала законность «стихийных» бюллетеней в пользу ее кандидатов. В марте 1935 года накануне выборов в парламент было принято очередное решение подобного характера. В коммюнике избирательной хунты было подчеркнуто, что компартия представляет чуждые национальным интересам Аргентины силы, «деструктивные и радикально-подрывные в своей основе», подчиняющиеся «иностранному правительству», главным инструментом которого на международной арене является Третий коммунистический интернационал. В коммюнике было подчеркнуто, что Верховный суд страны признал оправданным лишение «подрывных элементов» избирательных прав, как и применение к ним «адекватных мер воздействия» для защиты интересов граждан и государства.

В тюрьмах томились тысячи заключенных, и активистам «Красной помощи» работы хватало. В одной из бесед Ф. Эдельман рассказала мне, что Иосифа Григулевича хорошо знали в партийных кругах и ценили как надежного товарища, энергичного организатора, предприимчивого «сборщика» денежных средств на нужды политзаключенных. Культ знаний был его характерной чертой. Иосиф посещал различные партийные курсы, настойчиво занимался самообразованием, не жалея своих скудных средств на покупку серьезных книг и свободного времени — на библиотеки. По словам Эдельман, Иосиф был своим человеком в самых разных партийных «кабинетах», если можно таковыми назвать конспиративные квартиры КПА (или, как их называли для маскировки, «технические бюро»). К этому времени относится первая встреча Григулевича с Викторио Кодовилья. У влиятельных партийцев сформировалось положительное впечатление о «Мигеле»: «Парень — перспективный, с твердыми убеждениями, не гнушается черновой комрабо-ты». Особенно теплые отношения сложились у Иосифа с Армандо Кантони, будущим секретарем райкома Буэнос-Айреса. Эта дружба пройдет проверку огнем в Испании.

Можно с уверенностью сказать, что «Мигель» безболезненно вошел в работу КПА. Далеко не все посланцы Коминтерна «приходились ко двору» в латиноамериканских компартиях. Бывали случаи, когда «местные товарищи» под благовидным предлогом отделывались от тех, кто, проявляя излишнее рвение, вмешивался в проблемы, далекие от их компетенции. По оценке ветерана чилийской компартии В. Тейтельбойма, «миссия агента Коминтерна состояла в корректировке политической ориентации, проведении определенной линии, новой организационной схемы и обеспечении спартанской дисциплины. В данном случае (в Коминтерне. — Н. Н.) исходили из посылки, что коммунистические партии все еще находятся в детском возрасте и потому нуждаются в опекунах и инструкторах, чтобы избежать “плохого поведения” и отклонения от ортодоксальности. Несмотря на все глубинные различия, эти концепции и методы в чем-то походили на практику Универсальной католической церкви, хотя ее философия была иной». По мнению Тейтельбойма, «без агентов Интернационала можно было вполне обойтись»[8].

Григулевич обладал ограниченными полномочиями и на «директивные функции» в КПА не претендовал. О степени доверия к нему говорит тот факт, что руководство партии планировало направить Григулевича в Бразилию для организации побега известных активистов Карлоса Престеса и Родольфо Гиольди[9] из тюрьмы на острове Фернандо Норонха, в которой они оказались после оглушительного провала авантюры Коминтерна с осуществлением революционного восстания в этой стране. Поездка Иосифа не состоялась из-за затяжки с оформлением «липовых» документов, но главным образом из-за гибели в Бразилии напарника Григулевича, который выехал туда первым и был выдан провокатором.

Нет сомнения, что Григулевич мог бы искренне повторить вслед за Эдельман: «Я храню о “Красной помощи” самые теплые воспоминания». Эта организация “отражала самые прекрасные чувства, свойственные человеческому существу: солидарность — нежность между народами”, — как весьма точно назвала ее никарагуанская поэтесса Джиоконда Белли. Тяжелые для трудового народа тридцатые годы продемонстрировали в то же время впечатляющий размах солидарности с политическими и профсоюзными заключенными и их семьями… С большой любовью вспоминаю о пожертвованиях небогатых кустарей и рабочих — русских, поляков, болгар, югославов, итальянцев и испанцев, которые прибыли в нашу страну, спасаясь от преследований. Они вступали в ряды “Помощи”, несмотря на угрозу применения против них положений зловещего Закона 4144 о проживании иностранцев».