Есть у меня страна моих мечтаний,

Душа навеки породнилась с ней,

Всех этих мест — прекрасней и желанней,

Родства по крови — ближе и родней.

Когда моя мать принесла из библиотеки Минского завода Вавилова опубликованную в 1956 г. в издательстве «Художественная литература» книгу «Пан Тадеуш» на русском языке в изысканном, впечатляющем переводе С. Мар (Аксеновой), я, после прочтения первых же строк, сказал: «Вот мой поэт!» По существу, Адам Мицкевич указал мне направление жизни. Я избрал самую свободную, самую независимую профессию.

Покамест пел я дочке дифирамбы,

Мать слушала, а дядюшка читал.

Когда шепнул: «Вот пожениться нам бы», —

Весь дом я, оказалось, взволновал.

Мать говорит о душах, об именьях,

А дядя — о доходах и чинах,

Слугу служанка просит без стесненья

Узнать, каков в амурных я делах.

Мать! Дядюшка! Парнас — мое поместье.

Душой владею я всего одной.

Чины смогу в веках лишь приобресть я.

Доход? Перо — вот весь достаток мой.

Любовь? Нельзя ль, плутовка, без расспросов!

О ней скажу тебе наедине,

Когда ты своего лакея бросив,

Одна заглянешь вечерком ко мне.

В те дни, дни моей молодости, я еще застал хутора, крошечные села на Гродненщине и Витебщине. И можно говорить, что первые путешествия по Беларуси я делал под впечатлением от творчества Адама Мицкевича:

Где Неман льется, там путь мой вьется.

К селу от села шагаю

Через дубравы, через болотца

И песенки распеваю.

Это Адам Мицкевич привил мне любовь к белорусской старине. Я посещал, в основном, старинные усадьбы и особое удовольствие получал от прогулок в старых парках, которые будто бы для того и были посажены, чтобы через двести лет вызвать магическую страсть к старине и вообще к белорусскому прошлому именно во мне:

… бородатый

Пятисотлетний дуб от старости горбатый,

На предков оперся сухих, окаменелых,

Как на кресты могил давным-давно замшелых.

В таких строчках сокрыта сама Вечность. Когда знакомишься с ними, хочется работать так, чтобы и твое творчество оставалось полезным, современным всегда.

«Пан Тадеуш», ирония, которой пронизан этот «роман в стихах», стали для меня ключом к разгадке многих тайн, в том числе и тайны характеров старого поколения белорусских дворян — шляхты. Я увидел их незлобивую вспыльчивость, неусмиримую жажду деятельности. И еще я увидел глубокую устремленность этих людей к свободе. Они хотели быть свободными, и никакое давление не способно было загасить это желание.

Несутся шляхтичи потоком разъяренным;

Их не впускают в дом, спешат под сень фольварка,

Все ищут биться с кем? Но вот на кухне жаркой

Лихие шляхтичи носами потянули,

Благоухание кастрюль они вдохнули

И захотели есть; вражда была забыта,

Остыл горячий гнев во славу аппетита.

Что особенно импонировало мне, так это то, что поэт не философствовал, а занимался описательством, чтобы и через двести лет мы смогли живо увидеть картины прошлого. Я учился у него в том числе и словарному запасу. Для этого расписывал целые страницы по темам — звери, деревья, цветы, птицы, — изучал белорусскую природу. И еще искал в его творениях свой идеал любви, своего ангела:

Вспорхнула в комнатку с улыбкою лучистой,

Быстра, легка, светла, как месяц серебристый.

Схватила платьице и к зеркалу пустилась;

Увидев юношу, внезапно так смутилась…

Поэт родился на хуторе Заосье недалеко от Меденевичей 24 декабря 1798 г. 22 февраля 1799 г. священнослужитель новогрудского Фарного отметил это в метрической книге. Позже родители мальчика перебрались в Новогрудок. Теперь в том месте, где они жили, располагается усадьба-музей поэта.

С детства маленький Адам слышал польскую речь, учился в местной школе на польском. И стихи свои, естественно, он тоже писал на польском. Однако белорусы мудро называют его «своим» и преисполнены гордости за успехи земляка. Не важно, на каком языке пишет поэт — важно, о чем и как он пишет. И многие приезжают в Беларусь, чтобы посетить именно этот город. Жителям Новогрудка досталось богатое наследство. Остается одно — максимально позаботиться о нем.

Название города произошло от названия озера. В Ипатьевской летописи 1253 г. это озеро называется «Зьято». Галицко-волынское войско столкнулось на его берегу с литовским войском и потерпело поражение.

В XIII–XIV вв. началось малое ледниковое похолодание. Оно охватило все северное полушарие и постепенно завершилось в XVIII–XIX вв. В обозначенный период наблюдалось увеличение осадков и снижение температуры. Значительное количество озер и русел рек начали интенсивно заболачиваться. Не стало исключением и озеро Зьято.

Чтобы разгадать тайну названия здешнего города, следует сначала установить букву, с которой оно пишется. Для этого надо вспомнить об особенностях белорусского языка.

Известно, что белорусы (в древности — литвины) дзекают — произносят «дз» вместо «д». Это отмечал еще Владимир Иванович Даль. В его словаре даже есть несколько пословиц на эту тему, таких, как эта: «Как ни закаивайся литвин, а дзекнет». Поэтому по-русски вместо «дз» или «з» следует говорить и писать «д».

Это и есть ключ к разгадке тайны названия здешнего города: это название не с той буквы, с какой оно было записано со слуха, а с той, с какой оно должно быть записано, чтобы иметь свой настоящий смысл.

Слово с таким обозначением (то есть, на букву «д») находим в том же словаре В.И. Даля. Там оно записано так: дьятло, дятло, дятловина, дятельник, дятловник. Этот набор древнерусских (старобелорусских) слов имеет, впрочем, единую суть: так в древние времена называлось травянистое растение (высокая косматая трава), особенно обильно произраставшее по берегам озер или рек. Это общее понятие. Под ним составитель словаря указывает целый десяток различных трав, дает для каждой латинское обозначение. Я не вижу здесь смысла нагружать моего читателя, перечислять эти травы, отмечу только, что к ним, в том числе, относится красный клевер или такая знакомая нам на слух трава, как хмель луговой. То есть, в названии здешнего города сокрыто общее наименование целого ряда высоких луговых трав. Все они обозначались аборигенами просто и лаконично — «дятло» или «дятловник».

В который раз, путешествуя по городам Беларуси, сталкиваюсь с тем, как древние выбирали название той или иной местности. Определяющим в этом выборе было преобладание какого-то вида растительности по берегу реки или озера (вспомним происхождение названия города Щучина).

(По материалам доклада гродненского археолога Игоря Трусова на научно-практической конференции «На зямлi Дзятлаускай» в 1998 г. и сведениям директора музея города Дятлово Ф.И. Красюка)

В XV в. на тракте Вильня — Слоним существовал деревянный замок магнатов Кежгайлов.