— Господин Темучжин снимет с себя платье и отдаст тебе. Он слезет с коня и предложит его тебе же. Вот тот, кто воистину умеет править страной, кормить своих воинов и содержать дом в порядке! — говорили степняки, сидя вечерами в своих войлочных юртах. Так появились рядом с Чингисханом те преданные люди, которые показали все, на что были способны, когда пробил час великих испытаний.

Если новая власть импонировала племенам своею справедливостью и мудростью, то сам властитель рассчитывал на их безоговорочное послушание. Как мы уже знаем, избирая Темучжина, монгольские князья искали в нем лишь начальника вооруженных сил конфедерации, вдобавок достаточно сговорчивого. Очень скоро они увидели, что ошиблись.

Первая распря случилась на пирушке, устроенной в ононском лесу по случаю присоединения Мунлика и остальных «диссидентов». Когда разносили кумыс, алкогольный напиток кочевников, две вдовы из рода джуркин, Хороджин и Хуурчин, громко возмутились, что их обслужили после Эбегей, простой «второй жены» Сача-беки, вождя этого клана. Осердясь, они «нанесли оскорбление действием кравчему Шикиуру со словами:

— Как ты смел начинать не с нас, а с Эбегей?

Тот воскликнул:

— Не потому ли меня бьют, что не осталось в живых ни Есугая-баатура, ни Некун-тайчжи?»

Этот камень был брошен в огород Темучжина. Он промолчал. Но следующий инцидент на той же попойке не оставил без внимания.

В тот раз за лошадьми Чингисхана присматривал Бельгутай. Вождь Бури-боко находился при лошадях джуркинских. Когда некий хадагидаец покусился украсть оброть с коновязи, его задержали. Бури-боко вступился за него. Он и Бельгутай схватились. Стычка была скорой. Бури-боко рассек саблей правое плечо Бельгутаю. Тот по доброте душевной хотел это злополучное дело замять. Однако сидевший под деревом Чингисхан все видел. Он был взбешен. Его авторитет был поставлен на карту. Инцидент принял серьезный оборот, поскольку джуркинские князья, чьи подданные вели себя так нагло, принадлежали к старшей ветви монгольского царского рода и своим дерзким поведением как бы ставили под вопрос прочность еще очень юной державы нового хана, иными словами, права младшей ветви.

— Как мы можем допускать подобные поступки?! — крикнул он своему брату.

Славный Бельгутай попытался его успокоить:

— Пустяки. Ничего опасного со мной не произошло.

Но Чингисхан ничего не желал слышать, так как его престиж оказался под угрозой. По его приказу на джуркинцев напали с ветками и мутовками для сбивания масла и крепко их высекли. Обеих вдовиц, зачинщиц скандала, посадили под арест. Однако, преподав новым вассалам урок, но желая с ними помириться, Чингисхан спустя время обеих обидчивых старух отпустил.

Беды, свалившиеся на кераитского царя Тоорила, послужили укреплению авторитета его вассала Чингисхана.

Тоорил, вопреки несторианскому христианству, исповедовавшемуся его семьей, и несмотря на то, что из него, Тоорила, сделали легендарного «пресвитера Иоанна», с родней обращался дурно, не по-христиански. Как уже отмечалось, он погубил двух своих братьев и его тяжелой руки избежали только Джаха-Гамбу и Эрке-Хара. Сей последний сбежал от него в Западную Монголию, на Великий Алтай, к найманам. Их царь, Инанча-Билге-хан, вступившись за беглеца, изгнал Тоорила с кераитского престола и возвел на него Эрке-Хара. Тоорил подался в Туркестан, к могущественному царю кара-китаев гур-хану, чья столица Баласагун находилась в долине Чу, западнее Иссык-Куля. Но не прошло и года, как гур-хан его прогнал. Так начались скитания развенчанного кераита по Гоби, между владениями уйгуров и страной тангутов. Нищета изгнанника была такова, что единственным его питанием сделалось молоко пяти мыкавших вместе с ним горе коз, а также кровь верблюда, вену которому он периодически вскрывал; единственным же средством передвижения Тоорила стала слепая лошадь — гнедой конь с черной гривой, как уточняет цитируемый нами пастуший эпос, равно внимательный к тому, что происходило с людьми и лошадьми.

Влача сие жалкое состояние, Тоорил очутился на берегу пруда Гусеур, одной из небольших лужиц той пустыни, находившейся между Ганьсу и верхним Керуленом, когда ему сообщили устное послание Чингиса. Сжалившись над Тоорилом, монгольский хан направил к нему Тахай-баатура и Сукегая с приглашением в гости. Тоорил срочно пустился в путь. В ту пору Чингисхан стоял в Бурги-ерги. Из уважения к Тоорилу он вышел к нему навстречу. Тоорил еле стоял на ногах от усталости и голода. Темучжин отвел ему место в одной из кибиток, вместе с шатрами составлявших его кочевническую столицу, обложил монголов налогом в пользу гостя, откормил и привел его в порядок, а направляясь на зимнюю стоянку под Хубухай, все на том же верхнем Керулене, забрал с собой.

Осенью следующего года (1197 г.) Чингис предпринял поход на меркитов и у горы Хадыхлих нанес им сокрушительное поражение. Их вождь Тохтоа в очередной раз бежал в Баргуджин. Захватив его юрты, запасы продовольствия и табуны, сын Есугая храброго отдал их Тоорилу, который в 1198 году был возвращен на свой престол.

Таким образом, положение Чингисхана и Тоорила существенно изменилось. Да, первый по-прежнему называл себя вассалом кераита и величал его «ханом и отцом», но, спасши его от верной гибели и восстановив на троне, уже обращался с ним как с ровней.

На этом повороте своей судьбы Чингисхан сумел извлечь для себя выгоду и из внезапной смены политического курса Китая в Верхней Азии.

Читатель помнит, что первое монгольское царство было разрушено совместными усилиями татар (монгольского народа, скитавшегося по землям, прилегавшим к владениям маньчжуров) и «Золотого царя», Алтан-хана, то есть цзиньского государя, сидевшего в Пекине. Однако татары, коих пекинский двор использовал для разгрома предшественников Чингисхана, очень скоро сделались для своих покровителей невыносимыми. Именно тогда Пекин прибегнул к политике выбивания клин клином, которую традиционно проводил в своих отношениях с кочевым миром, и позвал для борьбы с татарами Чингисхана с кераитами.

Цзиньская армия, предводительствуемая князем Вангинчинсяном, нанесла удар по татарам в юго-восточном направлении. Ведомые Мэгуджином-сеульту, те отступили вместе со своими стадами к верхней Ульчже, впадающей в озеро Борун-торчи между Керуленом и Ононом, и приблизились к территории, контролировавшейся Чингисханом. Сей последний возможность отомстить братьям-врагам за старые обиды не упустил. Обращаясь к своим вассалам, он напомнил им, как татары предали его предков, Амбагая и Окин-Бархага, которых враг подверг казни и смерти на деревянном осле. Разумеется, та подлая экзекуция была делом рук китайцев, но, поскольку предоставившийся случай позволял отомстить прежде всего татарам с помощью пекинского двора, надо было начинать с татар. Впрочем, Чингис не очень вдавался в далекие воспоминания, он решил воздать должное врагам прежде всего за убийство своего отца, Есугая храброго, предательски отравленного татарами за обеденным столом.

— Татары — наши старые враги, — сказал он. — Они губили наших дедов и отцов. Поэтому нам следует принять участие в настоящем кровопролитии.

Обращаясь к Тоорилу, он заявил следующее:

— По имеющимся сведениям, Вангин-чинсян гонит перед собою, вверх по Ульчже, Мэгуджина и прочих татар. Давай присоединимся к нему и мы против татар, этих убийц наших дедов и отцов.

Конкретно перед Чингисом была поставлена задача атаковать татар, спускаясь по долине Ульчжи, в то время как цзиньская армия теснила их с юго-востока. Что касается Тоорила, без чьей поддержки он боевых действий начинать не решался, то кераит откликнулся на его призыв с готовностью:

— Твоя правда, сын мой. Соединимся!

И у него имелись старые обиды, требовавшие отмщения, так как его дед Маркуз-Буйруха тоже был схвачен татарами и так же погиб «обидной» смертью. Всего за трое суток собрав войско, он примкнул к армии Темучжина.