— Как ты можешь быть так в этом уверена? — спросил он.

— Уверена, и все тут.

Она отряхнула ладони, как будто вопрос был исчерпан.

— Это было очень милое выступление, — произнес Миллард, — и мне не хочется все портить, но, насколько нам известно, мисс Сапсан — единственная из имбрин, кому удалось сбежать из плена. Вспомни, что рассказывала мисс Зарянка. Твари уже много недель совершают налеты на петли и похищают имбрин. И это означает, что даже если мы найдем петлю, то не будем знать, на месте ли ее имбрина. Возможно, все петли уже кишат нашими врагами, и это означает, что нам туда путь заказан.

— А вход могут сторожить изголодавшиеся пустоты, — добавил Енох. — И это значит, что нам вообще нельзя туда соваться.

— Нам и незачем туда соваться, — вмешалась Эмма и улыбнулась мне. — Джейкоб предупредит нас заранее.

Я похолодел.

— Я?

— Ты же ощущаешь пустоты на расстоянии, верно? — уточнила Эмма. — Не считая того, что ты их видишь.

— Когда они близко, меня начинает тошнить, — признался я.

— На каком расстоянии это происходит? — спросил Миллард. — Если это всего несколько метров, они вполне могут успеть нас сожрать. Нам нужно, чтобы ты улавливал их присутствие издалека.

— У меня не было возможности проводить испытания, — напомнил им я. — Все это стало для меня полной неожиданностью.

До сих пор я сталкивался только с пустотой, которая служила доктору Голану, — Малтусом, созданием, убившим моего дедушку, а потом едва не погубившим меня в топях Кэрнхолма. Как далеко он находился, когда я впервые ощутил притаившуюся возле моего дома в Инглвуде пустоту? Этого я не знал.

— Это не имеет значения, твой талант можно развивать, — заявил Миллард. — Странности чем-то напоминают мышцы — чем больше ты ими пользуешься, тем мощнее они становятся.

— Это безумие! — возразил Енох. — Вы и в самом деле готовы сделать ставку на него? Да он самый обычный мальчишка, мягкотелый нормальный мальчик, который почти ничего не знает о нашем мире!

— Он не нормальный! — воскликнула Эмма, поморщившись, как будто слова Еноха были ужасным оскорблением. — Он один из нас!

— Вздор! — заорал Енох. — Капля странной крови в его жилах не делает его моим братом. И уж точно она не делает его моим защитником! Мы не знаем, на что он способен. Скорее всего, он и с пятидесяти метров не сможет понять, приближается к нему пустота или у него просто пучит живот!

— Он убил одну из пустот, ты забыл? Проткнул ей глаза ножницами для стрижки овец! Когда ты в последний раз слышал о том, чтобы кто-то из странных людей, да к тому же таких юных, совершил нечто подобное?

— После Эйба такого не было ни разу, — произнес Хью, и при упоминании этого имени дети благоговейно притихли.

— Я слышала, как он убил пустоту голыми руками, — произнесла Бронвин.

— А я слышал, что он убил пустоту при помощи вязальной спицы и мотка бечевки, — добавил Гораций. — Вообще-то мне это приснилось, так что я уверен в том, что все так и было.

— Половина этих рассказов — выдумки, и с каждым годом они становятся все фантастичнее, — возразил Енох. — Тот Абрахам Портман, которого я знал, не сделал ровным счетом ничего, чтобы нам помочь.

— Он был великим странным человеком! — воскликнула Бронвин. — Он отважно сражался за наше дело и убил десятки пустот!

— А потом убежал. И пока мы, как беженцы, прятались в том доме, он колесил по Америке, изображая из себя героя!

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — вмешалась Эмма, покраснев от гнева. — Все было не так просто.

Енох пожал плечами.

— Как бы то ни было, все это сейчас не имеет значения. Что бы вы ни думали об Эйбе, этому парню до него далеко.

В этот момент я ненавидел Еноха, хотя и не мог винить его за сомнения. Все остальные так хорошо освоились со своими способностями, что я не понимал, как они могут возлагать на меня такие надежды. Ведь я всего несколько дней назад узнал о собственной необычности и еще ничего не успел о себе понять. И то, чей я внук, действительно не имело значения. Я и сам не знал, как пользоваться своим даром.

— Ты прав, я не мой дедушка, — вмешался я. — Я обычный пацан из Флориды. Мне просто повезло, когда я убил ту пустоту.

— Не болтай ерунды, — перебила меня Эмма. — Когда-нибудь ты обязательно станешь таким же убийцей пустот, каким был твой дедушка.

— Хочется надеяться, что это случится скоро, — вставил Хью.

— Это твоя судьба, — заявил Гораций, и то, как это прозвучало, заставило меня заподозрить, что он знает нечто, неизвестное мне.

— Но даже если это не так, — добавил Хью, похлопывая меня ладонью по спине, — кроме тебя, у нас ничего нет, дружище.

— Если это так, да поможет нам всем птица, — вздохнул Енох.

У меня голова шла кругом. Мне казалось, что еще немного, и груз их надежд меня попросту раздавит. Я встал, покачиваясь, и на нетвердых ногах направился к выходу из пещеры.

— Мне нужно подышать свежим воздухом, — произнес я, проталкиваясь мимо Еноха.

— Джейкоб, куда ты? — воскликнула Эмма. — Дирижабли!

Но они уже давно улетели.

— Пусть идет, — проворчал Енох. — Может, нам повезет, и он уплывет обратно в Америку.

Дойдя до кромки воды, я попытался взглянуть на себя глазами своих новых друзей, увидеть себя таким, каким видели или хотели видеть меня они. Не тем Джейкобом, который когда-то сломал лодыжку, гоняясь за фургоном с мороженым, или который по требованию отца трижды пытался, но так и не сумел попасть в школьную легкоатлетическую команду, куда принимали всех желающих. Мне предстояло стать Джейкобом Повелителем Теней, научиться чудесным образом трактовать тошнотворные ощущения в животе, стать провидцем и убийцей вполне реальных чудовищ и всего того, что может стоять между жизнью и смертью каждого из нашей дружной компании странных детей.

Мне казалось, я никогда не «дотянусь» до своего деда.

Взобравшись на груду камней у самой кромки воды, я замер, надеясь, что сильный ветер высушит мою сырую одежду. Не обращая внимания на стремительно сгущающиеся сумерки, я смотрел на изменчивую поверхность моря, играющую всеми оттенками серого. На фоне неуклонно темнеющего моря и неба время от времени вдали вспыхивал яркий свет. Это маяк Кэрнхолма слал нам свое последнее «прощай».

Мое внимание начало рассеиваться, и я погрузился в сон наяву.

Я вижу человека. Это мужчина средних лет. Его одежда облеплена грязью, и он медленно бредет по острому, как нож, гребню утеса. Его редкие волосы намокли и прилипли к лицу. Ветер раздувает его тонкий пиджак как парус. Он останавливается, затем ложится, опершись на локти. Он поднимает к глазам бинокль, но направляет его не на окружающие бухту скалы, где гнездятся крачки и буревестники, а ниже, на узкий полумесяц пляжа, куда прибой выбрасывает водоросли, коряги и обломки разбитых лодок. По утверждениям местных жителей, иногда здесь находят утопленников.

Этот человек — мой отец. Он ищет то, чего отчаянно не хочет найти.

Он ищет тело своего сына.

Что-то коснулось моего ботинка, и я, вздрогнув, открыл глаза. Уже почти стемнело, я сидел на камнях, поджав колени к груди, а передо мной стояла Эмма.

— Как ты? — спросила она.

Чтобы ответить на этот вопрос, мне понадобилось бы не меньше часа. В моей душе бушевала добрая сотня конфликтующих друг с другом эмоций. Но я так устал и замерз, что говорить мне не хотелось вовсе, поэтому я ограничился тем, что подергал себя за ворот отсыревшего свитера и сказал:

— Все хорошо, я просто пытаюсь высохнуть.

— Я могу тебе в этом помочь, — откликнулась Эмма, усаживаясь рядом со мной. — Дай мне руку.

Я протянул ей одну руку, и Эмма уложила ее себе на колени. Накрыв ладонями рот, она склонила голову к моему запястью. Затем сделала глубокий вдох и медленно выдохнула сквозь пальцы. Тут же по всей моей руке от ладони до плеча разлился обволакивающий, почти обжигающий, но невообразимо приятный жар.