— А так — не берут... В газетах объявления печатают, мол, требуются рабочие. Но приходишь, поговорят с тобой, расспросят, а потом извинятся и скажут: к сожалению, место уже занято.

— А-а... Ну, а если на комбинат нерудных ископаемых? На гранитный карьер...

Остап недоверчиво посмотрел на собеседника:

— Я не против... А там примут?

— Примут. Как величать-то?

— Остап Белошапка.

— Вы, должно быть, голодны? Ели сегодня?

— Перебиваюсь пока.

— Ну хорошо, договорились. Приезжайте на комбинат.— И незнакомец крепко пожал Остапу руку.

Длинное приземистое здание конторы комбината нерудных ископаемых. Слева от дверей вывеска на стекле: «Управление 447». Остап постоял немного на ступенях и вошел в коридор. Здесь шумно. Снуют из кабинета в кабинет служащие, слоняются из угла в угол «толкачи». Их много: «окают», «акают», сибиряка сразу узнаешь — нет-нет и закончит фразу вопросительным «ага?». Говорят по-украински, по-русски, но всё об одном. Нужен гранит, щебень...

Бродят по коридору «толкачи». Мается с ними и Остап Белошапка.

— Ты за щебнем, парень? — спросил его грузный мужчина в шляпе.

— Нет... Я на работу...

— Ты к Комашко?

— К директору.

— Директора-то сняли. А новый еще не приехал... А пока — главный инженер Комашко и за себя и за директора... Поймать его трудно. Можно просидеть целый день и не увидеть. Мотается...

— Вот как!

— А ты запишись у Любки. У секретарши.

«Да, — подумал Остап, — видно, здесь можно долго прождать да ни с чем и остаться!»

Он решительно направился к застекленной перегородке, за которой сидела секретарь. Стол у нее маленький, а на нем — три телефона и пишущая машинка. Но машинка сейчас отдыхала. Люба все время отвечала на телефонные звонки.

— Мне к Комашко, — сказал Остап, улучив момент, когда секретарь положила трубку.

Девушка смерила взглядом Остапа с ног до головы и спросила фамилию.

— Вы будете двадцать шестой... Но не знаю, попадете ли? Сегодня планерка.

— Я не за щебнем... Я — на работу.

Люба с удивлением посмотрела на него.

— Тогда ждите, — указала она на стул и дала ему старый, истрепанный журнал.

Остап сел и начал нехотя переворачивать страницы.

Вскоре посетители заволновались. По коридору пронеслось:

— Комашко... Комашко идет...

Выстроилась очередь. Остап тоже поднялся. Но Люба сказала:

— Нет, вы пока посидите.

Распахнулась дверь, и по коридору быстро прошел Комашко. Был он еще молодой. На нем новенький, безукоризненно отутюженный костюм. Лицо тщательно выбрито, розовое, с редкими рыжеватыми усиками. На приветствия людей Комашко небрежно кивнул головой и прошел в кабинет.

— Я пойду первым, — заявил худой высокий мужчина с небольшой бородкой клинышком.

— Нет, вам придется подождать, — возразил кто-то из толпы. — Меня Арнольд Иванович сам вызывал.

— А я — за ним, — донесся третий голос.

— Нет, пойду я! — твердил свое высокий. — У меня срочное дело!

— У всех у нас — срочное!

— Я здесь с шести часов!

— Так уж и с шести. Мы вот с товарищем в семь пришли, а вас и в помине не было!

— Как это не было! Может, отлучился по надобности...

— Не нужно было отлучаться!.. У секретаря мы первыми записаны.

«Может, завтра пораньше прийти? — подумал Остап. — Разве всех переждешь? Но вдруг завтра Комашко вовсе не будет? Мало ли разных совещаний у начальства?.. Нет, нужно сегодня попасть! Неужели не примет?.. Дело совсем не в том, что пропадет еще день. Эти вот могут сидеть здесь и сегодня, и завтра... Они на службе числятся, им и суточные, и квартирные идут. А мне работать надо. Жить-то ведь не на что...»

Остап сидит рядом с секретарским столиком. То в окно посмотрит, то журнал полистает, изредка поглядывая на Любу.

Он заметил, что у девушки красивые ноги. Правда, лицом она не удалась — слишком скуласта. Однако симпатичная. Глаза карие, теплые, опушены черными ресницами.

«Ничего себе, — решил Остап. — Молодая. Строгая, наверно...»

Ему приятно смотреть на ее стройную фигуру, проворные маленькие руки.

«Если бы не скулы, она была бы прехорошенькой,— мелькнула мысль. — И прическа ей к лицу. Не пользуется косметикой. Даже брови не подводит».

Люба выдвинула верхний ящик стола и стала пристально смотреть внутрь. Там, в ящике, очевидно, лежит учебник: Люба взяла красный карандаш и что-то подчеркнула.

«Учится на заочном или вечернем, — подумал Остап.— А мой техникум пропал. Все пропало. Да-а, не по той колее жизнь пошла...»

Люба прикрыла ящик и встала. Остап взглянул на часы, что висели над дверью. Без четверти двенадцать. А в двенадцать — планерка. Он еще мог бы попасть к Комашко, если...

— Товарищи, прием закончен. Приходите к концу рабочего дня, — объявила Люба.

Все начали нехотя выходить во двор.

— А вы можете пройти, товарищ, — улыбнулась Люба Остапу.

— Благодарю.

Когда Остап вошел в кабинет, Комашко стоял у стола и говорил по телефону. Лицо круглое, улыбающееся. На голове лысина, окаймленная золотистым венчиком редких волос.

«Кажется, добряк», — подумал Остап.

Зазвонил еще один телефон. Комашко поднял трубку, кинул в первую:

— Одну минуточку...

А во вторую строго:

— Слушаю!

Мгновенно его лицо изменилось, насупилось.

— Умнее придумать не могли? Гнать с работы за это! А вы панькаетесь!..

Комашко со злостью бросил трубку и поднес к уху первую, но из нее донеслись короткие гудки. Сжав ее в руке, поднял глаза на посетителя. Остапу стало не по себе от тяжелого, холодного взгляда.

— Чего тебе?

— Да вот... На работу. Вам не звонили?.. Белошапка я, Остап...

— Откуда ты?

— Ну... отсидел...

— Даже если бы и звонили... Нет работы. И без того хватает тут всяких... — кивнул Комашко на телефон, вызвавший у него раздражение. — Комбинат — не исправительная колония!

— Спасибо, что объяснили!.. Но мне работать надо.

— Работы у меня нет! Я должен план давать, а не перевоспитывать вашего брата!

Остап изменился в лице.

— Разве это предприятие ваше собственное?

Комашко удивленно поднял брови:

— Ну знаешь!.. — и ожесточенно нажал какую-то кнопку, давая понять, что разговор окончен.

Остап продолжал стоять. Обида душила его.

Дверь распахнулась. Первой в кабинет вошла женщина. Симпатичная блондинка с пышной прической. Короткое светлое платье едва прикрывало колени. За нею стали входить на планерку и остальные. Рассаживались вокруг длинного узкого стола.

Но Остап их не замечал. Он видел сейчас только Комашко.

— Вам бы лет на семьдесят раньше родиться. Вот был бы управляющий на заводе какого-нибудь Терещенко или Рябушинского! Первый сорт! — со злостью бросил Остап и повернулся к двери.

В кабинете все умолкли. Стали недоуменно переглядываться. А Комашко, словно оправдываясь перед своими сотрудниками,пояснил:

— Зековец...

Как бичом хлестнуло это слово Остапа. Он пулей вылетел из кабинета, хлопнув дверью.

— Ну что, устроились? — встретила Люба его улыбкой.

— У вас тут устроишься!.. Директором у вас такой...

Он не закончил. По коридору твердой походкой шел его новый знакомый.

«Только его здесь и не хватало, — подумал Остап.— Пообещал, а толку...»

Черноглазый подошел, поздоровался с Любой, представился ей:

— Григоренко Сергей Сергеевич. — И повернулся к Остапу: — Ну как, хлопче, получили работу?

— Как же! Целую охапку! Держать бы покрепче! — раздраженно ответил Остап.

— Как это? — удивился Григоренко.

— А так... Не принимают!

— У директора вы были?

«И что ему нужно? — подумал Остап. — Чего привязывается?» И не ответил.

Григоренко взглянул на Любу, спросил:

— У себя?

— Планерка, — ответила девушка. — Только что началась. О вас доложить?