«Если он докажет, что Лис в его власти… Что мне делать?»

За тридцать миль до Бургона корнету пришлось включить фары.

Он гнал, насколько позволял мотор, а Тикен сигналил: «Дайте дорогу!» Ломовые лошади шарахались как жеребята, заслышав кряканье рожка и жужжание электрокара, извозчики ругались вслед, всполошенные куры разбегались с кудахтаньем, а неуклюжий омнибус дал долгий, свирепый гудок.

С темнотой жандармский экипаж стал страшен. Все знают: на повозке без коней, пышущей огнем адских глаз, разъезжают по ночным дорогам слуги царя тьмы. Наука наукой, а поверья все-таки сильней.

За весь путь сделали лишь несколько коротких остановок. Предъявляли свои бляхи патрулям, меняли аккумуляторы, да еще Тикен покупал газету. Сарго ругался:

— Зачем тебе газеты, обалдуй? Головой слушай! Надень свой обруч, чего снял?

Тикен молча показал на кузов. За звуком мотора сквозь доски голоса не слышно, но стоит водрузить на себя обруч, как Ларита Динц окажется свидетелем всех разговоров. Каркас у кузова стальной, достаточно приблизить голову.

Впрочем, Ларита его мало волновала. Она просто добыча. Мысли Тикена вертелись вокруг златовласки с серо-зелеными глазами.

«Она говорит на том же языке, что и Безуминка. Дьявольски похожа на нее. Ясно как молния — обе из одного народа».

В голове прапорщика путались две девушки, старшая и младшая. Обе красивые. Только одна дерзкая и резкая, а другая робкая, пугливая.

«Эх, не был я в жандармах, когда Бези появилась! Я б с ней нашел общий язык. Даже без обруча».

— Что газеты пишут?

— Полное дерьмо. Черепаха вошла в озеро, стала закапываться в дно. Бомбят, кругом вода кипит, а ей хоть бы хны.

— Спасибо, на столицу не пошла! Но озер жалко, там богатая рыбалка… Теперь Купол все оградой обнесет, и не подступишься.

В свете фар мелькнул полосатый столбик с табличкой: «Запретная зона».

— Ну наконец-то, — выдохнул Сарго. — Скоро бургонская застава. А я уж думал, вот батареи сядут, придется за лошадьми бежать, тащить наш тарантас гужом!

Ехать лежа на полу фургона очень плохо, даже когда экипаж на дутых шинах из каучука. Тряска жуткая, а ты валяешься мешком, стараясь угадать следующий поворот, чтобы не удариться о стенку. Где тут стоять!

Грязный чулок во рту промок слюной и стал похож на половую тряпку. Судя по всему, Лисси было не лучше. Сперва графинька извивалась, дрыгала ногами и сердито говорила: «Мммм!» Потом выдохлась и растянулась, а глаза стали, словно у голодного щенка.

Жандармам не хватило наручников для Хайты, ее спутали бечевой, но рот почему-то не заткнули. Прока от этого не было, Хайта молчала и лишь со страхом оглядывалась.

Когда машина останавливалась, были слышны разговоры снаружи, но там всегда оказывались жандармы, которые коротко выспрашивали похитителей, а после говорили: «Можете продолжать путь».

Браслеты наручников осаднили Ларе кожу, так что она особо не шевелилась, чтобы не стало хуже.

Да и так все было хуже некуда!

Лара полностью уверилась в приютских байках о лабораториях, где ставят опыты. Если уж с ней обходятся как с вещью, значит, ничего хорошего ждать не приходится. Со смертниками и безумными ученые не церемонятся. Посадят в клетку, будут мучить, а потом зароют как собаку.

Как следует обдумав свое будущее, Лара зарыдала. Жила-жила, никому не мешала, и вдруг приют, звезда, теперь Гестель! Считай, жизни конец, а ведь только познакомилась с мальчишкой!

«Может, позвать его?»

Прижавшись виском к головке болта в полу, Лара попробовала крикнуть: «Огонек!» Получилось какое-то «Угугу».

«Поймет он или нет? Или он слишком далеко?»

Глядя на нее, начала хлюпать носом и Лис, а потом за компанию заплакала Хайта.

День померк, в кузове стало темно как в могиле. Казалось, дороге и мукам не будет конца, но внезапно мотор умолк, машина встала, и дверца фургона открылась. В свете газового фонаря возникли в проеме три тени: в котелке, в шляпе и в шапочке-нахлобучке, какие носят учителя и псаломщики.

— Вот, гере профессор, доставили как велено. Которая в сорочке, она не пойми кто. В палевом графская дочка. А ваша в приютском мешке.

Голос принадлежал здоровенному жандарму, который шибанул Лару по руке. Ему ответил немолодой, скрипучий голос:

— Корнет, я так новеньких не принимаю. Сейчас ночь, время спать. Если вам начальство поручило заниматься арестованными, вот и занимайтесь!

— Эээ, — замялся здоровяк, сдвинув котелок на затылок. Забелела повязка с темными кровяными пятнами. — А куда ж их нам девать?

— Это ваши заботы, корнет. Сажайте хоть в карцер, хоть в башню, но утром извольте представить ту, которая моя, в пристойном и чистом виде. Остальных пусть забирает тот, кому они нужны.

С этими словами профессор в шапочке ушел, и у Лары с души гора свалилась. Ну, хоть до утра время есть!

— Стереги, — приказал верзила младшему. — Я схожу до штабс-ротмистра, как он распорядится. Что за порядки в Бургоне, к дьяволу! Старались, ездили, меня чуть не застрелили, а тут никому не надо! Если сейчас меня дежурный отошьет, как этот сморчок, я вообще разозлюсь! А ведь чрезвычайное положение!.. Спящее царство, разрази его гром!

«Бургон? — задумалась Лара. — Не Гестель? Но Бургон, это ж усадьба Его Высочества, на краю запретной зоны».

Молодой жандарм в шляпе походил у распахнутой дверцы, отошел к передку, что-то принес, потом легким скачком запрыгнул в фургон. Лара боязливо поджала ноги, но парень потряс ключами:

— Вылезете, разомнетесь.

Он помог им выбраться и снял осточертевшие намордники. Лис принялась плеваться, а затем яростно сказала:

— Вам это даром не пройдет. Вы оскорбили мое достоинство!

— Пока нет, — бросил парень, откупорив большую бутылку. — Пить хотите?

— Из ваших рук я ничего не приму!

— Ну, как вам угодно. А ты? — протянул он бутылку Ларе. Помедлив, та кивнула, и жандарм приложил горлышко к ее губам. Вода была теплая и отдавала пивом, но Ларе она показалась райским напитком праведников. Часть пролилась по подбородку на платье.

— Где ваше начальство? — наступала Лисси, хотя ноги едва держали ее.

— Как раз об этом я сейчас думаю, ан. Боюсь, оно спит.

— Немедленно освободите мне руки!

— Приказа не было.

— Я убегу от вас.

— Попробуйте. Кстати, где вы подобрали эту, светленькую?

— Я не буду вам отвечать! Вы нас похитили, как бандиты!

— Ну уж нет, совсем не так, — усмехнулся парень, нет-нет да поглядывая на Хайту. — Те поступили бы иначе.

— Зэ джиксе года буци нимо, — промямлила Хайта, потупившись.

— Стоп, сейчас я возьму обруч!

— Не трудись, — процедила Лара. — Тут железяк не нужно.

— Ты понимаешь ее без медиатора? — У жандарма глаза расширились.

— Нет, я кое-что другое понимаю. — Она рада была уесть франта. — Например, что нас не выпускали из фургона.

— Дьяволы. — Тут и жандарм опустил лицо, смущенный собственной глупостью. — А подождать вы не можете?

— Чтоб тебе на том свете так подождать, — с душой пожелала ему Лара. — Жандармская свинья.

«А пускай! Мне все равно пропадать, хоть выскажу ему, что хочу».

Парень что-то прорычал сквозь зубы, но распутал Хайту и сказал, приложив ко лбу свой короткий револьвер:

— Быстро. Рядом. Не пытайся бежать, здесь кругом патрули.

«О, гляди-ка, перевод освоил, — отметила Лара. — Догадливый. Но все-таки сволочь».

— А вот я вам ничего не обещаю! — пригрозила Лисси.

— Значит, побегаем. Жаль, недолго.

Верзила-корнет плутал долго и вернулся не один.

Он застал у электрокара милую картину. Тикен ругался с графской дочкой, а златовласка с приютской сидели на порожке фургона, болтая босыми ногами и любуясь этой сценой. Досуха выпитая бутылка валялась у заднего колеса, бечевка и наручники мирно висели на кронштейне кузова.

— Вы бессовестный, гнусный, безнравственный тип!