На мгновение воцарилось молчание, затем Мак-Кинли и Блант опять по-заговорщицки зашептались. Фаберже вздохнул, несколько секунд смотрел в окно, потом спросил:

— Какие еще вопросы?

— Думаю, пока что все, — сказала Аманда Белл. — Сегодня я напишу письмо мисс Стенз о том, что ее приняли, и сообщу, куда ей следует явиться на работу. Скоро мы разработаем детальный план съемок, и я вас обо всем проинформирую.

— Ну что ж, — сонно произнес Фаберже. — В таком случае совещание закончено.

Он встал и, переваливаясь, вышел из комнаты. Другие немного задержались и, переговариваясь между собой, медленно двинулись к дверям.

Вскоре комната для совещаний опустела.

На следующее утро Мэри Стенз получила письмо от космети ческой фирмы «Черил» и при первом же удобном случае позвонила Дарку.

— Великолепно, — сказал он. — Теперь мы можем запланировать в печать большой иллюстрированный репортаж. Я предлагаю переплюнуть «Черил» в количестве фотографий и начать ежедневные съемки, чтобы зафиксировать абсолютно все, что они с вами будут делать, причем без ретуши.

— Не слишком ли это рискованно? — спросила она. — Я имела в виду — если я каждый день буду ходить на съемки в редакцию.

— В этом нет необходимости. У меня отличный фотоаппарат, а лампы и остальное оборудование можно взять напрокат. Таким образом, я смогу вести съемки сам, у себя дома, если вы уделите этому немного времени.

— Конечно, — выдохнула она. — С большим удовольствием.

— А я одолжу еще и репортерскую камеру, чтобы делать черно-белые и цветные снимки, не меняя пленки.

— Когда мне прийти к вам… домой? — нетерпеливо спросила она.

— Это не к спеху, — небрежно ответил Дарк. — Раз вы приступаете к работе в следующий понедельник, давайте условимся на пятницу. Ну, скажем, около девяти.

— Я приду, — пообещала Мэри и повесила трубку. «Идиотка! — ругала она себя, отойдя от телефона. —

Ты же его совершенно не интересуешь. Ты для него всего-навсего очередной репортаж для «Наблюдателя»… Впрочем, если этот опыт и в самом деле закончится успехом, если они сделают меня красивой… тогда, кто знает, как все обернется…»

Она возвратилась в офис, к опостылевшей печатной машинке, поскольку еще несколько дней ей необходим был этот заработок.

Часть вторая ВОСХОЖДЕНИЕ

Глава девятая

— Красота — это всего лишь внешняя оболочка, — сказал доктор Джеймс Рафф, вставляя в шприц новую стерильную иглу. — Афоризм древний, но с точки зрения биохимии вполне справедливый.

Голос его звучал ровно, без каких-либо интонаций. Девушка лежала на операционном столе под бестеневой лампой, прикрытая только белой простыней, и с некоторым опасением наблюдала за его действиями, но все движения доктора Раффа были настолько неторопливыми (нет, скорее даже небрежными), что это непроизвольно успокаивало.

— Физическая красота в человеческом понимании — это формы тела и лица, — невозмутимо продолжал он, как будто обращался к большой аудитории студентов-медиков. — Есть еще красота духовная, но это вещь абстрактная, и мы не будем ее касаться.

В комнату быстро вошла медсестра и начала протирать руки антисептическим раствором. Рафф проколол иглой резиновый колпачок маленькой зеленой бутылочки и набрал в шприц немного желтоватой жидкости. С минуту он стоял над девушкой, глядя на нее сверху вниз своими странными проницательными глазами.

— Форма тела является следствием сложных химических процессов внутри клетки, — сказал он. — С момента зачатия человеческое тело растет и приобретает форму под воздействием сложных химических веществ, в виде энзимов, протеинов и гормонов. Боюсь, сами по себе, эти слова ни о чем не говорят. Речь идет об атомах и молекулах, управляющих другими атомами и молекулами.

Он взял руку девушки и быстрым, натренированным движением вонзил иглу под кожу, так что Мэри почти не почувствовала боли. Затем вынул шприц и положил его на небольшой металлический поднос.

— Вы на какое-то время уснете, — произнес он. — Так будет лучше. Никакого хирургического вмешательства не предвидится, но нужно сделать серию глубоких инъекций, а это не очень приятно. Проснетесь точно такой же, как были, если не считать нескольких проколов иглой. А там посмотрим.

Он отошел от стола, и теперь его голос доносился до нее с противоположного конца комнаты.

— Человеческое тело непрерывно изменяется от зачатия до смерти. Следует только управлять характером этих изменений, чтобы придать ему желаемую форму, точно так же, как можно ускорить или замедлить развитие растения соответствующей подкормкой почвы.

Он повернулся к операционному столу и спросил:

— Вы же понимаете, о чем я говорю, мисс Стенз, не так ли?

Но она уже ничего не слышала.

Рафф строго и сосредоточенно посмотрел на сестру, потом сказал:

— Я думаю, мы начнем с эстрогенов, — скажем, с эстрадиола или его производных. Это округлит и. смягчит формы тела, улучшит структуру кожи и вообще усилит некоторые признаки. Будьте добры, сестра, подготовьте пациентку к глубоким внутренним инъекциям.

— Хорошо, доктор, — отозвалась сестра и стянула простыню с расслабленного тела девушки.

Так началось перевоплощение Мэри Стенз.

Самые большие сложности возникли в съемочном павильоне, где Клайв Роуз, Мак-Кинли и Блант спорили до хрипоты и никак не могли прийти к согласию. А операторы, осветители и звукотехники почти все время бездельничали, невозмутимо наблюдая за их баталиями. Ежедневно съемочная группа выпивала огромное количество кофе.

На этот раз Мак-Кинли был недоволен тем, что Роуз запретил пользоваться косметикой.

— Нельзя же снимать девушку без косметики, — доказывал он. — Этого требует освещение и чувствительность пленки.

— Ничего искусственного, — не уступал Роуз.

— Вы хотите, чтобы она была похожа на привидение?

— Пусть, — твердо стоял на своем Роуз. — Косметикой воспользуемся потом, когда понадобится подчеркнуть ее красоту.

Программа съемок была довольно обширной. В дополнение к цветным и черно-белым лентам планировалось сделать несколько больших фотосерий, удовлетворивших бы все требования рекламной кампании, фотографы были еще более требовательными и чуть ли из кожи не выпрыгивали, если что-то было им не по вкусу: освещение, тени или, как они говорили, «глубина кадра». Павильонные съемки неизменно затягивались почти до вечера, и уже после первых дней Мэри с куда большей охотой погружалась в безмолвную тьму утренних сеансов биохимической терапии.

Но подлинной кульминацией стали для нее вечерние посещения квартиры Дарка в Найтсбридже. Не потому, что между ними возникли какие-то особые отношения, — просто ей нравилось быть рядом с ним и слушать его уверенный, чуть насмешливый голос. Фотографировал он без суеты, твердо зная, чего хочет, и управлялся с лампами и камерами с ловкостью опытного репортера.

Каждый вечер Мэри подробно, не упуская ни единой мелочи, рассказывала обо всем, что произошло в этот день на фабрике в Стенморе, а Дарк записывал ее рассказ на диктофон. Потом они обычно немного выпивали и непринужденно болтали о чем-то, а около десяти Мэри уходила домой, в свою неуютную квартиру, где вынуждена была слушать, как в спальне Пенелопа развлекается со своим очередным «другом». Случались, правда, и такие вечера, когда Дарк был занят на каком-то приеме или в качестве репортера вынужден был идти куда-то на званый обед, и тогда Мэри, чувствуя себя одинокой и никому не нужной, убивала время в кино, чтобы хоть немного забыться.

Вечерами, возвратившись домой, она закрывалась в ванной и внимательно разглядывала свое лицо и тело — нет ли каких-либо изменений; но, если не принимать во внимание маленьких красноватых следов от иглы на ее коже, она оставалась такой же неприметной и малопривлекательной, как и раньше. Лишь в конце первой недели ей показалось, будто кожа у нее посветлела, а груди стали тяжелее, хотя сантиметр не показал каких-то заметных изменений. Глаза тоже вроде бы стали ярче и заблестели. Однако Мэри понимала, что все это вполне может быть самообманом, когда желаемое выдается за действительное.