— Дорогая моя, ты чересчур требовательна к себе и к окружающим, — посетовала Нэнси, произнося тост по случаю тридцатилетия своей младшей сестры Эмили Ормонд. — Я внимательно наблюдала за тобой, ты с ходу отвергаешь самых галантных ухажеров. Нельзя же, в самом деле, отшивать беднягу прежде, чем он осмелится произнести приветственную фразу.

Мама, всегда тактично избегавшая деликатной темы, не выдержала и поддакнула старшей дочери:

— Нэнси права. Эми, девочка моя, в пятнадцать лет ты так трогательно рассуждала о замужестве, мечтала о сыне, а потом почему-то предпочла делать карьеру. Разумеется, я не собираюсь вмешиваться, если одиночество — то, что тебе нужно…

— Ты угадала, — отрезала Эмили, сознавая, как далек от истины подобный ответ.

Но иначе пришлось бы поведать матери о том, как один человек стал свидетелем позора и падения ее своенравной дочери. Эмили взяла себе за правило не искать сочувствия и держать все в себе, поскольку и жалость, и порицание одинаково унизительны.

Долгие годы она корила себя за беспечность и наивность, за неумение разбираться в людях и предвидеть развязку. Кошмар, ставший фактом ее биографии, оказался выше ее понимания, и Эмили сдалась: к чему терзаться понапрасну, разгадывая неразрешимую головоломку? — но навязчивые мысли не прогонишь доводами рассудка, они настырно возвращаются вновь и вновь и тиранят свою жертву.

Ни словом, ни жестом я не давала повода Гарри — вот оправдание, которое Эмили удалось отыскать в итоге изнурительных сеансов самоанализа. Глупенькая шестнадцатилетняя девочка не годится на роль коварной обольстительницы, всему виной бокал крепкого вина, усыпивший инстинктивный страх невинности перед грубым натиском вожделения.

Эмили не смогла остановить Гарри… Разве кто-нибудь поверит, если рассказать правду?

Эмили рассудила, что постыдный эпизод из прошлого встанет непреодолимой преградой между нею и любым человеком, которого она полюбит. Значит, есть только один выход: держать себя в ежовых рукавицах, никогда не поддаваться слабости. Ведь если она никого не полюбит, следовательно, больше ни один мужчина не отвернется от нее с откровенной неприязнью и отвращением, как четырнадцать лет назад отвернулся Тони Богарт.

Ах, Тони, Тони…

В загородном доме Сэмпсонов, неподалеку от Колрейна, праздновали знаменательное событие — крестины новорожденной Рейчел. Двухэтажный особняк и большой цветущий сад с трудом вмещали многочисленных гостей, пришедших поздравить счастливых родителей.

— Малышка восхитительна, но у Джоан и Эдгара теперь прибавится хлопот, — беззаботно щебетала Нэнси, обращаясь к Эмили. — Правда, ничуть не легче, когда у тебя двое почти взрослых детей. Скоро мои птенчики выпорхнут из гнезда, но я никогда не перестану тревожиться за них. К тому же Ричард… Эми, ты слушаешь?

Повинуясь настойчивости, прозвучавшей в голосе Нэнси, Эмили наконец очнулась от задумчивости и машинально кивнула.

— Представляешь, — продолжала Нэнси, — Ричард уговаривает меня подарить ему еще одного сына. Приятный будет сюрприз для Майкла и Стефани, если мамочка преподнесет им братика! Нет, повторить подвиг Джоан и родить в сорок лет третьего ребенка я не способна. Детей я воспитала и теперь хочу пожить в свое удовольствие… Ну, а что у тебя на личном фронте?

Эмили и виду не подала, что этот вопрос ее больно задел. Десятилетняя разница в возрасте предопределила снисходительный, покровительственный тон, с детства усвоенный старшей сестрой в обхождении с младшей. Сама Нэнси одергивала всякого, кто имел смелость сунуть нос в ее семейную жизнь, изумляясь при этом, почему ее чуткая и гордая сестренка прячет сокровенное за семью замками. Назойливым и нескромным показалось Эмили «любопытство», в действительности продиктованное искренним участием и любовью.

Откровенно говоря, сегодня она излишне чувствительно воспринимала каждое обращенное к ней слово. Нэнси даже не подозревает, какое тягостное впечатление производят крестины и прочее, связанное с радостями материнства, на одинокую бездетную женщину.

Эмили вздрогнула и резко обернулась, когда кто-то нечаянно задел ее плечом.

— Простите, мисс Ормонд, это моя вина…

Эмили не услышала извинений, уши словно заложило ватой, и она испугалась, что сейчас, на виду у всей этой разряженной публики, потеряет сознание. Неподалеку, непринужденно прислонившись к стволу старого дуба, стоял высокий мужчина и оценивающе смотрел на нее.

Тони Богарт!

Спокойно, сказала себе Эмили, спокойно. Этот человек явился сюда вовсе не потому, что вознамерился встретиться с тобой. Его пригласили точно так же, как и тебя, и всех остальных. Ведь никто не знает, что…

— Эми? — словно издалека донесся голос Нэнси, испуганной бледностью и округлившимися вдруг глазами сестры.

Охватившее Эмили оцепенение сменилось предательской дрожью.

— Да что с тобой, детка? — Нэнси, не на шутку встревоженная, дотронулась до ее руки.

— Ничего, все в порядке. — Эмили энергично помотала головой, стряхивая наваждение, от чего аккуратно уложенные шелковистые каштановые волосы каскадом рассыпались по плечам.

Эмили смотрела на Нэнси, но видела перед собой другие черты — суровые и мужественные: губы, искривленные в презрительной усмешке, тонкий прямой нос, колдовские янтарно-карие глаза.

Тони, конечно, ничего не забыл — так же, как и она.

— Что случилось, дорогая, перегрелась на солнышке? И не убеждай меня, будто все в порядке. Зачем ты в такую жару сняла шляпу? Господи, Эми, порой ты бываешь несносна, хуже Майкла и Стефани!

Ошеломленная внезапной встречей, растерянная, Эмили не стала спорить, хотя в иных обстоятельствах непременно напомнила бы Нэнси, что вполне самостоятельна и не нуждается в опеке.

Тони Богарт… Эмили не могла точно припомнить, когда так же случайно столкнулась с ним в последний раз — три, четыре года назад? Он тоже жил в Колрейне, но их пути редко пересекались: Тони вращался в другом обществе и, кроме того, будучи главой процветающего туристического агентства, Треть года отсутствовал — устраивал путешественникам увлекательные экскурсии на яхте по Средиземному морю и организовывал соревнования по серфингу.

Даже бойкая Нэнси оробела бы в присутствии этого мужчины, в чьих манерах сквозили чувство собственного превосходства и властность. Что же касается Эмили, то она бы воспользовалась любым предлогом, лишь бы убраться поскорее из гостеприимного дома Сэмпсонов.

К сестрам приблизился Эдгар Сэмпсон. Крошка Рейчел сладко спала на руках у отца, и снова сердце Эмили болезненно сжалось.

— Взгляни, какая прелестная малютка, Эми. Не пора ли и тебе обзавестись потомством?

Эмили опустила глаза. В который раз Эдгар на правах друга семьи заводит этот разговор! Разумеется, у него и в мыслях нет обидеть свою любимицу — напротив, он очень бы удивился, узнав, что огорчил ее. Эдгар искренне недоумевал, почему красавица Эми до сих пор не нашла подходящую партию: все ее школьные подруги давно замужем, причем некоторые из них уже успели развестись и вступить в брак вторично.

Впрочем, Эмили многие находили привлекательной и не понимали почти маниакальной приверженности затворническому образу жизни.

Эмили и впрямь научилась держаться холодно и неприступно, и, как правило, это срабатывало. Но только не сегодня.

Сегодня естественная для каждого человека потребность в нежности и ласке снова всколыхнулась в Эмили. И вновь рядом оказался тот самый человек, который своим отношением разбил ей сердце.

Она вымученно улыбнулась в ответ на добрый, участливый взгляд Эдгара.

— Извини, дорогой, — проворковала Нэнси, мнившая себя светской львицей и считавшая неприличным оставлять вопрос без ответа. — Это все духота виновата, и солнце слишком яркое, а ведь у Эми кожа белая, как сметана. Пойди-ка, сестренка, укройся в тени, а я принесу твою шляпу.