Прежде всего перед родителями, они бы, безусловно, простили дочери известное легкомыслие и помогли ей, но из страха поколебать их доверие она ни словом не обмолвилась о своих похождениях. Однако ее вина перед ребенком куда более тяжкая. Малыш неспроста с самого начала повел себя плохо, протестовал, как мог, и отказывался расти и жить.

У Эмили то и дело подскакивало давление, усиливалась отечность, и тошнота не прекращалась. Еще не рожденный ребенок все хуже ладил с матерью, пока не случилось непоправимое. Объяснения врача Эмили пропустила мимо ушей, ему-то невдомек, какова скрытая подоплека истории болезни его пациентки. Тот факт, что она чисто физически не готова была породить новую жизнь, не помешал Эмили по-своему истолковать причину происшедшего.

И как только Нэнси отважилась во всеуслышание отвергнуть свое дитя? Не дай бог ей испытать те же сожаления и угрызения совести, которые терзают ее сестру!

Что за жестокая насмешка: заветная мечта Эмили обернулась для другой женщины досадным недоразумением. Так есть ли повод завидовать, портить отношения, которыми они обе дорожат, и подвергать риску любовь к будущему племяннику или племяннице?..

Уже несколько дней подряд все идет наперекосяк. Вот и теперь сорвался субботний рейд по магазинам: пока Эмили, как могла, ободрила Люси и обсудила с ней план действий, уже было поздно ехать за продуктами. Благо, она не голодна, так что скудные запасы еды можно пополнить и завтра.

Эмили при ее точеной, изящной фигурке не приходилось соблюдать диету, аппетит у нее был отменный и пропадал лишь от волнения, как сейчас. Эмили предприняла попытку взбунтоваться: она не намерена объявлять голодовку из-за господина Богарта, и, если б в холодильнике, кроме приправ и пакета молока, нашлось что-то еще, она, пожалуй, насильно заставила бы себя съесть все до последней крошки.

Со смешанным чувством разочарования и облегчения она захлопнула дверцу холодильника: придется ограничиться чашкой кофе и тостами.

Она перекусила, потом облачилась в старенькие, потрепанные джинсы и просторную хлопчатобумажную блузу, захватила панаму с широкими полями и вышла в сад.

Эмили, вступив во владение коттеджем, разбила на заднем дворике цветники, самостоятельно выложила дорожку, окаймляющую клумбы, и посередине каждой установила фонтанчик для поливки.

Летом уход за цветами поглощал практически весь досуг Эмили, к немалой досаде Нэнси, настоятельно советовавшей сестре нанять садовника и не портить руки возней в земле.

— Можно подумать, твой патио — центр мироздания. Торчишь, как отшельница, в этой дыре вместо того, чтобы почаще бывать в обществе.

Что и говорить, Нэнси верно подметила: Эмили предпочитала свой сад блеску и суете светских раутов. Ничто не приносило ей такого умиротворения, как запах земли и благоухание цветов. Физический труд залечивает душевные раны.

— Сельский климат не идет тебе на пользу, — не унималась Нэнси. — Ты все такая же бледненькая и глаза печальные, даже когда улыбаешься.

Эмили отшучивалась и ссылалась на хроническую усталость. Если на душе кошки скребут, с чего бы это глазам лучиться от счастья? Прояви старшая сестра чуть больше настойчивости, может, и удалось бы извлечь на свет божий неведомый недуг, завладевший Эмили, но Нэнси не хватало такта, изобретательности, а прокурорскими методами у Эмили не вырвать признания, как ни бейся.

Нэнси чересчур далеко зашла в своем предубеждении. В здешних местах дивная, благодатная природа. За домом на много миль до горизонта простираются холмы, трава изумрудно-зеленая, сочная — идеальное пастбище, усеянное белыми пушистыми комочками-овцами. Небо, синеющее за волнистой линией холмов, в предрассветной дымке приобретает серо-голубой оттенок, а на закате окрашивается во все тона — от жемчужно-розового до лилового. Иногда ветер доносит сюда далекий шум прибоя из залива Лох-Фойл и нагоняет прохладный влажный воздух. Местные жители изо дня в день обозревают чудесную панораму, но не устают любоваться ею.

Эмили постояла на крыльце, расправила плечи, зажмурилась и вновь распахнула глаза навстречу необъятному простору. Несколько мгновений — и все ее невзгоды покажутся мелкими и ничтожными.

Она вооружилась лейкой и садовыми инструментами и направилась к цветнику, расположенному у самой изгороди. Присев на корточки, Эмили аккуратно, чтобы не повредить растения, одну за другой выдергивала сорные травинки, рыхлила и поливала землю. Спустя некоторое время за забором прошли какие-то люди, и до Эмили долетел тоненький, звонкий детский голосок.

Она вздрогнула и вскочила на ноги, опрокинув лейку и уронив тяпку. Это уже становится болезнью, если так пойдет дальше, она начисто лишится рассудка.

Сознавая идиотизм своего поведения, Эмили тем не менее бросилась в укрытие, спряталась за резной перегородкой веранды и замерла, прислушиваясь к гулкому стуку сердца. Она стянула перчатки, приложила ладони к горячим щекам. Неужели у нее мания преследования?

Внезапно скрипнула калитка, и раздался хруст гравия под тяжестью уверенных мужских шагов. Эмили сбежала по лестнице, недоумевая, что за незваный гость к ней пожаловал, и едва не налетела на Тони Богарта.

— Я позвонил в парадную дверь, никто не откликнулся. — Тони счел нужным оправдаться за вторжение. — Но я заметил твою машину и подумал, что ты в саду.

Эмили смотрела на него во все глаза и молчала. Первоначальное напряжение схлынуло, но не слушались ни тело, ни разум.

— Держи, ты забыла это у Сэмпсонов. — Он протянул ей шляпку.

С трудом улавливая смысл произнесенных Тони слов, Эмили молча взяла шляпку и попятилась.

Зачем она ему понадобилась? Не стал бы он искать с ней встречи по такому пустячному поводу.

Ее мозг лихорадочно работал, выдвигая самые невероятные теории, и под конец Эмили охватил безмерный ужас, хуже того — она поняла, что Тони это заметил.

— Я пришел не только из-за шляпки, нам нужно поговорить.

В звучании его низкого, хрипловатого голоса Эмили почудились тревожные нотки. Уж не ее ли полубезумный вид нагнал на Тони страху? Невозможно представить, чтобы этот самоуверенный красавец спасовал в присутствии слабой, миниатюрной женщины.

— Сомневаюсь, что у нас найдутся общие темы для разговора, — сквозь зубы процедила она.

Какое хамство — врываться без предупреждения в частные владения средь бела дня! Впрочем, точно так же он непрошеным вторгается в ее сны по ночам.

Тони недовольно сдвинул брови, и сердце Эмили неистово заколотилось. Главное — не подавать виду, как ей не по себе, и побыстрее спровадить наглеца, пускай проваливает.

Эмили с вызовом смерила его придирчивым взглядом: в тренированном теле ни единого изъяна, джинсовые бермуды выставляют на обозрение крепкие мускулистые ноги, ослепительно белая рубашка с открытым воротом выгодно оттеняет ровный бронзовый загар.

Надо отдать мистеру Богарту должное: для мужчины, стоящего на пороге сорокалетия, он отлично сохранился. Регулярные занятия спортом и длительное пребывание на Средиземноморье не проходят даром.

Врачи в один голос предупреждают, что прямое воздействие солнечных лучей вредит здоровью, но Эмили невольно позавидовала Тони. Вот было бы чудесно, если б ее вечно бледная кожа приобрела золотистый оттенок!

Эмили не собиралась утаивать враждебность к этому человеку. Да и к чему притворяться — он тоже с ней не церемонился. Между ними все предельно ясно. Эмили всем своим видом дала ему понять: мол, твой визит, дружок, затянулся. Остается уповать на сообразительность Тони, сейчас он развернется и уберется восвояси.

Но, как видно, холодный прием ему не помеха, шаг по направлению к Эмили означает: с твоей стороны, голубушка, не очень-то вежливо удерживать меня на пороге.

Он приблизился слишком порывисто, и — так уж вышло — кончиками пальцев Эмили задела его руку.

Кожа у Тони была теплая и гладкая, и Эмили в смятении призналась себе, какой потрясающий эффект произвело на нее это прикосновение. Курчавые темные волоски, покрывавшие его руки, оказались совсем не колючими и жесткими на ощупь, как она ожидала. Эмили не шарахнулась в сторону, не отдернула пальцы, поглощенная неизведанным ранее ощущением.