— Командует Сигизмунд, — прорычал Пертурабо, его голос наполнило отвращение. — Мой брат не стал бы доверять флот другому.

Беросс выпрямился, на его лице отчетливо проступило рвение.

— Лорд, с равным количеством кораблей я разобью их первой же атакой. Я…

— Нет. — Слово повисло в воздухе. Пертурабо прошел вперед, пока не оказался перед гололитическим столом, глядя на светящиеся данные на его поверхности. Голг увидел холодный синий блеск в глазах примарха, подобный отражению света звезд на лезвии клинка. — Нет. Их следует не просто разбить. А полностью уничтожить. Дорн не соблаговолил прийти лично, значит вместо него истечет кровью его любимый щенок. Отправятся все корабли, находящиеся в данный момент под твоим командованием. — Он поднял голову и, обведя их взглядом, сказал: — И я лично буду командовать атакой.

Сумрачные тени заполнили инвестиарий: образовали единое целое у стен амфитеатра и потянулись к центру от стоявших кольцом статуй. По темнеющему синему небу плыли редкие перистые облака, создавая своеобразный свод над тихим уголком дворца. Прохладный воздух с ароматом вечерней росы на камнях коснулся кожи Сигизмунда, когда тот вышел из широких дверей по периметру инвестиария. На кованых железных подставках стояли люминесцентные сферы, они уже включились, но открытое пространство всё равно оставалось в полумраке, на границе между светом и тьмой. Из клятв принесённых здесь выковали устремившийся к звёздам Великий крестовый поход.

“Столь многие из тех клятв сейчас нарушены”. Астартес посмотрел на возвышающуюся фигуру, в белых мраморных чертах которой были видны благородство и решимость. “Жиллиман. Бесспорно с нами”. Сигизмунд нахмурился. “Насколько мы можем знать. Насколько сейчас вообще можно быть в чём-то уверенным”. Их было двадцать, двадцать точных копий примархов — вырезаны в белом мраморе последним из мастеров Пендиликона. Двоих уже нет — оуслитовые постаменты пусты, а легионы преданы забвению. Девятерых накрыли бледной тканью — лица обмотаны, словно так можно скрыть позор предательства. Вдали он заметил золотую фигуру, которая стояла рядом с постаментом. Что-то привлекало в ней, казалось, она была значительнее, чем высеченные при помощи долота и молотка. Капитан направился к далёкому силуэту Рогала Дорна.

Сигизмунд видел: что-то изменилось в примархе после сообщения о побоище на Исстване 5, словно внутри отца перегруппировывались воля и мощь. Дорн проводил совещание за совещанием, наблюдал, как армии рабочих приступили к сносу и перестройке дворца, требовал новостей от астропатов и связи с планетами за пределами Солнечной системы, консультировался с Вальдором и Сигилитом за закрытыми дверьми залов. Во время редких передышек Рогал прогуливался вдоль парапетов и по тихим уголкам дворца. Имперский Кулак не знал, что за тяжкие думы одолевали примарха, зато был уверен — сказанное им только увеличит это бремя.

Он снова задался вопросом: почему решился открыть отцу правду? Чувство вины? Да и это тоже. Виноват в том, что обманул и воспользовался доверием, понимая — примарх не примет правды. “Прости отец, но ты должен знать. Я не могу скрывать это от тебя. Ты должен понять”. Астартес подумал про один из основных законов стратегии, который теперь обрёл новый смысл: Первый принцип защиты — понять от чего защищаешься.

Дорн рассматривал одну из укрытых статуй, когда подошёл Сигизмунд.

— Да, сын? — не оборачиваясь, спросил примарх.

Капитан взглянул на мрамор под тканью. Под колеблющейся от ветра накидкой всё ещё можно было различить знакомые очертания: хищная поза, выступающая рука с когтями, словно собравшаяся разорвать материю. “Кёрз”. Брат попытавшийся убить Дорна. “Было ли это предвестником случившегося? Должны ли мы были ещё тогда увидеть мрачное будущее ”?

— Их нужно снести. Это предатели. Они не должны стоять рядом с верными принесённым клятвам.

Примарх тихо рассмеялся и повернулся, чтобы взглянуть на Сигизмунда:

— Ты лично собрался это сделать?

— Прикажи, повелитель, и я снесу их собственноручно.

Дорн улыбнулся и покачал головой:

— Нет. До этого ещё не дошло.

— Разве? — спросил капитан, лицо застыло, глаза не мигали.

Рогал не ответил, а повернулся и вновь посмотрел на укрытую статую Кёрза за спиной сына.

— Нет, — прорычал примарх. — Империум выстоит и переживёт это предательство.

Астартес подумал, что Дорн выглядит так, словно разговаривает не только с ним, но и со статуей Кёрза.

— Всё ещё есть честь, всё ещё есть преданность, — Рогал опустил взгляд и нахмурился. — Я не знаю, как будет складываться война, сын. Я не знаю, чего она потребует от нас, но знаю, что она, в конечном счете, закончится, и мы должны находится в полной боеготовности ради этого дня.

Имперский Кулак также нахмурился:

— Гор владеет инициативой, а мы погрязли в смятении. Он может уничтожать нас по частям, выжидать пока мы ослабнем настолько, что не сможем противостоять ему.

Примарх недовольно взглянул на сына, но тот понимал, что и отец не исключает такую возможность.

— Будь на его месте Кёрз или Альфарий тогда да, возможно, но не они главные, — Дорн посмотрел на появляющуюся в небе луну. Красная — подкрашенная дымом и пылью из погружавшегося в ночь дворца.

— Он придёт сюда, — тихо продолжил примарх. — Он не останется среди звёзд, обескровливая нас до предела. Нет — он всё ещё Гор. Копьё устремившееся в горло — один смертельный удар. Он придёт сюда, чтобы прикончить нас. Однажды ночью мы взглянем вверх и увидим, как запылают небеса.

“Он уже видит. Пускай только часть. Он поймёт, что я прав, что мой выбор верен”.

— Отец.

Дорн посмотрел на сына. Сигизмунд чувствовал, как глаза примарха изучают его лицо, оценивают и вершат суд.

— Что-то беспокоит тебя?

— Я хотел поговорить с вами, почему попросил о возвращении на Терру и не принял командование над Карающим флотом.

— Мы уже обсудили это. Я не видел причин сомневаться в твоём выборе тогда, не вижу их и сейчас.

Астартес сглотнул — в горле внезапно пересохло.

— У меня была другая причина, — слова повисли в воздухе. “Нужно сейчас. Пути назад нет”.

— Говори, — тихо сказал примарх, взгляд сосредоточился на Сигизмунде, словно отец обратил на него всё внимание. Насыщенный пылью ветер развивал края белой мантии, поднимая их посреди сгустившейся тьмы.

Капитан посмотрел в сторону и задумался с чего начать.

— Всё началось на “Фаланге”, — произнёс он мгновение спустя. — Флот разделился: одни собирались вернуться на Терру, другие нанести удар по Исствану.

Сигизмунд вернулся в тот краткий миг, вспомнил напряжение охватившее каждый корабль Имперских Кулаков после откровения Гарро. Некоторые считали, что оно не может быть правдой, те, кто видел доказательства, не могли успокоить себя такими мыслями. Осознавая истину, легион готовился к войне.

— Я шёл по нижним жилым палубам. Не совсем уверен зачем, сомневаюсь, что была иная причина, кроме, возможно, поиска умиротворения.

— Ты растерялся? — бесстрастный голос Дорна был столь же лишён эмоций, как и лицо. Астартес покачал головой.

— Я знаю, что вам требуется от меня, — он поглядел вдаль, где в углах амфитеатра собирались ночные тени. — Возможно, я искал цель.

— Цель? Ты знал, что от тебя требуется, но всё равно искал цель?

Сигизмунд кивнул и осторожно выдохнул.

— У меня были приказы, но я что-то упустил, — Имперский Кулак моргнул и замолчал. Он помнил те дни на “Фаланге” яснее, чем когда пережил их. Он словно стал чем-то меньшим, как будто слова Гарро лишили его жизненных сил. — Столь долго я шёл в крестовом походе не зная сомнений. Каждая компания, каждое сражение, каждый удар были чисты. В этом источник моей силы, он всегда был в этом.

Дорн опустил голову, глаза потемнели:

— Мне не ясны твои мысли, капитан.

— Возможно, повелитель, — кивнул Сигизмунд.