- А что, у тебя здесь нашли?

- Ну как тебе сказать…- Соня кончила обрабатывать мой ожог, села на соседнее кресло.- Прослушивать немножко я и раньше умела. Мачехе своей желтую жизнь устроила. Она меня колдуньей считала, в церковь даже ходить начала. Чуть задумается- а я вслух. Она отцу и говорит: или я, или эта ведьма. Так я сюда и попала. Правда, дело не сразу пошло. Целый месяц на автогенке сидела…

- На автогенке?

- Ну да. На аутогенной тренировке, так это здесь называется. Сейчас я на эту автогенку и не хожу: Дроздов освободил. Дома сама занимаюсь.

В жизни я не слыхал ничего об этой самой автогенке.

Поэтому я посмотрел на Соню с уважением:

- Чего тебе заниматься, когда ты уже научилась?

- Какое научилась! Соня засмеялась.- Тебя прослушивать - все равно что букварь читать по складам. А вот ты попробуй прослушай Дроздова.

- Не можешь?

- Глухая стена. Махонин Борька уверяет, что может, но, по-моему, врет.

- Погоди, а разве ты не можешь прослушать этого Махонина и доказать, что он врет?

Соня посмотрела на меня удивленно:

- Так он же блокируется.

- Как это - блокируется?

- Да очень просто. И ты научишься. Запускаешь шумы: «У попа была собака, он ее любил», а сам про другое думаешь.

- Ну хорошо,- расстроенно сказал я. - Ты, Борька, я- вот уже трое. А всего сколько?

- Не спеши. Всех увидишь.

- Да двенадцать- по комнатам.

- Может, и двенадцать.

Я задумался.

- А что, у вас здесь строго?

Соня нахмурилась:

- В каком смысле строго?

Я не упустил случая:

- Ты же мысли читать умеешь.

- Много чести,- насмешливо проговорила Соня.- Очень надо мне тебя все время прослушивать. Да ты и сам не понимаешь, о чем спрашиваешь.

Я обиделся:

- Понимаю, почему же? Я хочу спросить, какие тут порядки. На каникулы отпускают?

- Только приехал- и уже о каникулах думаешь.

- Ну, а письма можно?

- Конечно, можно.

Соня поднялась:

- Ну ладно, заболталась я с тобой. Ритка, пошли.

Я испуганно оглянулся - за спиной у меня никого не было.

- Пошли, я же тебя слышу, - сказала Соня, глядя в угол. Молчание.

- Ну, смотри, - сказала Соня и, быстро сняв со стены отрывной календарь, кинула его в угол. - Вот тебе, бессовестная!

- Сама бессовестная! - пискнули в углу, и дверь в коридор, приоткрывшись, с силой захлопнулась.

Я смутился:

- И давно она здесь сидит?

- Да со мной вместе пришла. Любопытная очень.

- А ты что, ее слышишь?

- Так она ж блокироваться не умеет. Кстати, ты ей понравился.

Я смутился еще больше.

- Ну, а вообще-то как?… Хорошие ребята?

- Одареныши, - ответила Соня. - Ну ладно, я пошла. Перестало болеть?

- Перестало. Тебе бы медсестрой работать.

- Врешь, не перестало. Ну, пока.

- Подожди!- крикнул я ей вдогонку.- А зачем вообще все это нужно?

- Ну и каша у тебя в голове! Совершенно не умеешь думать, - сказала Соня, стоя уже в дверях. - Что нужно? Кому нужно?

- Дроздову.

- Так и говори. Не знаю я, зачем это ему нужно. Школа-то экспериментальная, единственная в Союзе.

- А может, и в мире, - сказал я.

- А может, и в мире, - согласилась Соня.

7

Оставшись один, я первым делом обошел все углы комнаты, шаря руками вслепую: мало ли чего можно здесь ожидать. Вроде бы никого не осталось.

Потом я подошел к письменному столу. На столе лежало расписание. Пятидневка. Суббота и воскресенье- свободные. Зато в остальные дни занятия утром и вечером. Утром пять уроков, вечером три. Половина предметов - по программе восьмого класса, но каждый день по два раза АТ. Я сообразил, что это аутогенная тренировка. Два раза в неделю спецкурс и три раза тесты. А когда же делать домашние задания? Или на дом здесь ничего не задают?

Я посмотрел в окно и ахнул. Высоко под куполом летали две маленькие фигурки: белобрысый мальчишка и рыжая девчонка с развевающимися волосами. Оба в темных тренировочных костюмах. Плавая в воздухе, они выделывали хитрые штуки: вертелись в сальто, ловили друг друга за руки, как в цирке. Но никаких тросов и перекладин не было видно. Просто они летали.

Я вздохнул, отошел от окна и лег на сырую постель.

Тут над ухом у меня раздался леденящий вой, и скрипучий голос произнес:

- Вы-ы-пустите!…

Я вскочил, волосы у меня встали дыбом. Но, подумав, успокоился.

- Кончайте баловаться!- сказал я сердито.- Дайте с дороги отдохнуть.

Взял с полки Конан-Дойля, попытался читать. Что-то мешало. Видимо, голод. И, переодевшись в сухое, я отправился в столовую.

Мне хотелось увидеть хоть одного нормального человека - официантку, повариху, подавальщицу. Просто перекинуться словом, расспросить кое о чем. Но в маленьком светлом зале столовой был один лишь никелированный прилавок с подогревом. На прилавке ничего не стояло.

Я оглянулся. В углу за столиком, искоса на меня поглядывая, сидели двое тот самый белобрысый и рыженькая, которые минут десять назад резвились над пальмами. Они спокойно ели что-то вкусное - как я понимаю, это был обед.

- Привет! - сказал я им как можно более спокойно. - Я на предмет покушать.

- Что, что?- Белобрысый приложил согнутую ладонь к уху и встал.- Простите, не расслышал.

Я сразу понял, что с белобрысым мы не поладим.

- Да вот пообедать пришел, - пробормотал я.

- Ах, пообедать,- улыбаясь, сказал белобрысый.- Ну что ж, приятного аппетита.

Он протянул обе руки вперед- на них оказался поднос с тремя тарелками и стаканом. В тарелках что-то аппетитно дымилось, высокий стакан, запотевший от холода, был полон чем-то зеленым - наверное, фруктовый сок.

- Спасибо, - сказал я неуверенно и, тоже протянув руки, сделал шаг вперед.

Разноцветные континенты (илл.) pic_16.jpg

Но тут поднос взвился под потолок и, описав круг над моей головой (я присел от неожиданности), на бреющем понесся над столами.Чиркнул по поверхности крайнего столика, завертелся, остановился.

Белобрысый поклонился и сел. Рыженькая засмеялась.

Решив пока ни на что не обижаться, я подошел к столику. В одной тарелке был огненно-красный борщ, в другой- румяная куриная ножка с гарниром. Я протянул руку к стакану- стакан не улетел, не исчез, он был совсем настоящий и очень холодный. Но пахло от него странно- нашатырным спиртом.

Я поднес стакан к губам.

- Ты что?- закричала вдруг рыженькая.- Шуток не понимаешь?

Она нахмурилась, поднос пропал, стакан тоже. Только пальцы мои, державшие его, оставались влажными и холодными.

- А что?- недовольно проговорил белобрысый.- Отличная работа. Сплошные углеводы.

- Знаю я твои углеводы!

Рыженькая встала, подошла к прилавку, отодвинула крышку, оттуда повалил пар.

- Вот твой обед, - сказала она мне. - Бери и не бойся.

У нее были ярко-зеленые глаза, казавшиеся очень светлыми из-за множества веснушек вокруг - на щеках, на носу и даже на лбу.

«Ну ладно, ехидина,- подумал я о белобрысом, - я тебе отплачу!»

Он покосился на меня и сделал вид, что ничего не расслышал.

Обед на сей раз был настоящий, без подвоха, и я наелся досыта. Потом поднялся к себе и до полуночи читал Конан-Дойля. Никто меня больше не беспокоил.

8

На другое утро в семь тридцать стенные часы коротко динькнули раз пять, потом оглушительно зазвонили. Я вскочил, быстро умылся, подошел к шкафу и стал размышлять, что надеть. Мне хотелось обновить синюю форменную куртку с нашивкой на рукаве. На нашивке был изображен купол школы с пальмой под ним и вышиты буквы «ЭШОП»: «Экспериментальная Школа Одаренных Переростков». Поколебавшись, я все-таки оделся в свое- в парусиновую куртку и вельветовые брюки: возможно, эта шикарная форма использовалась только в торжественные дни.

Волнуясь ужасно, я спустился в вестибюль.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: