Между тем южная сторона Гинунгагапа освещалась и согревалась перелетавшими из Муспеля искрами. Эти искры оживляли и самый лед; он стал подтаивать, и произошел из него великан Имир.
Этот Имир, едва появившись на свет, заснул, и пот стал с него лить крупными каплями; тогда из ног его родился сын Трудгельмир, такой же великан, как и он сам. От него пошло поколение великанов.
Лед между тем продолжал таять, и из него вышла корова Аудгумла, молоком которой Имир стал питаться. Сама же она питалась тем, что лизала соленые ледяные глыбы. Лизала она их один день — из них показались чьи–то волосы; лизала их другой день — явилась уже целая голова; лизала третий день — и из–подо льдов вышел человек, прекрасный собой, рослый и сильный: то был Бури. Его внуки — Один, Вили и Be — напали на великана Имира, умертвили его, бросили в Гинунгагап и создали из тела его весь мир: из крови — море и воды, из мяса — землю, из костей — горы, из зубов — камни, из мозга — облака, а из черепа — небесный свод».
Далее говорится подробно о каждой части Вселенной, о светилах, о море, наконец, о создании первых людей из деревьев; но об эльфах упоминается только вскользь, так что создание их можно считать одновременным с созданием человека. Что же касается до карликов, то о них очень ясно говорится следующее:
«Боги, восседая на своих престолах, держали совет и рассуждали о том, как карлики впервые зародились в пыли, под землей, подобно червям, которые заводятся в мясе, ибо карлики вначале были созданы в мясе Имира и были в нем червями; но по воле богов восприняли в себя часть человеческого разума и наружный вид людей».
Вот единственное предание о происхождении одного из главнейших отделов маленького невидимого мира, дошедшее до нас в своей древней форме. Все остальные предания явно изменены влиянием христианства. Всего замечательнее исландское.
«Ева, обмывая однажды детей у источника, была внезапно позвана Богом. Она очень испугалась и спрятала в стороне тех из своих детей, которые еще не были вымыты. Бог спросил ее:
— Все ли дети твои здесь?
— Все, — отвечала смущенная Ева.
Тогда Бог сказал ей:
— Скрытое от меня и от людей будет скрыто.
Спрятанные в стороне дети были тотчас же отделены Богом от остальных и стали мгновенно невидимы. Прежде начала потопа Бог загнал их в пещеру и завалил вход в нее камнем. От них–то и после потопа произошли эльфы и все сверхъестественные существа».
Даже у кельтов предание о происхождении эльфов не сохранилось уже в своей древней форме: шотландцы и ирландцы производят своих фей и эльфов от тех ангелов, которые некогда соблазнены были дьяволом и за то вместе с ним низвергнуты с неба. Валлийцы и бретонцы производят своих фей еще более странно: первые — от языческих жриц, будто бы осужденных Богом вечно скитаться по земле; вторые полагают родоначальницами своих фей тех принцесс–язычниц, которые не захотели принять слова Божия от первых появившихся в Арморике христианских проповедников.
Согласно с «Эддою», многие народные предания также делят эльфов на светлых и мрачных, приписывая первым всевозможные добрые качества и красоту, а последних представляя себе в виде злых, безобразных и угрюмых карликов. Те и другие разделяются, в понятии народа, по своему названию, по образу жизни и по выбору занятий. Первых обыкновенно называют общим собирательным именем добрых людей и мирных соседей, тихим народом и жителями холмов. За вторым разрядом почти всюду сохранилось древнее название карликов (dwergar, zwerge) и трольдов.
Народ представляет себе житье их чрезвычайно привольным: в нем все время постоянно делится между любимыми занятиями и самым шумным, необузданным весельем. Все они живут либо отдельными большими семьями в холмах, либо целыми народами в особых подземных государствах. Государства эти обыкновенно состоят из огромных очаровательнейших волшебных садов, по которым текут прозрачные ручейки в золотых и серебряных берегах, где круглый год красуются цветы, поют райские птицы, где вместо солнца, месяца и звезд ярко горят самоцветные камни, где в воздухе вечно носятся звуки дивно прекрасной, неземной музыки… Кто бывал в их холмах — а это в старину, по рассказам стариков, было вовсе не редкостью, — тот надивиться, налюбоваться не мог тем блеском и великолепием, которые там видел: везде золото, серебро, парчи да бархаты и такое множество свеч, что в холме светло как днем. Вообще жить в довольстве эльфам нетрудно, потому что денег у них куры не клюют. В Дании многие поселяне рассказывают, что не раз случалось им видеть издали, как эльфы, готовясь к какому–нибудь празднику, поднимали верхушки своих холмов на красные столбы и суетливо передвигали с места на место сундуки, полные денег, хлопали их крышками или звонко пересыпали червонцы из мешка в мешок.
Если вы спросите шотландца, где живут эльфы, он укажет вам на холмы и расскажет, притом подробно, что и окна, и двери, и трубы есть у их подземных жилищ, как у его собственной хижины; только все это искусно скрыто от глаз людей под видом каких–нибудь скважин, расселин и углублений.
«А если бы вы могли видеть этот холм в темную ночь, — прибавит наивный рассказчик, — там вы ясно различили бы и окна и двери: они тогда бывают изнутри ярко–преярко освещены, и даже издали явственно слышно, как они там хохочут и веселятся. Только не приведи вас бог вечером близко подойти к такому нечистому месту! К этим холмам вечером так тянет, что никак на месте устоять нельзя! Особливо услышишь, как они там пляшут да веселятся, — непременно захочешь зайти к ним поплясать; а позабыл перекреститься — вот и пропадешь ни за что! Много таких случаев было; вот хоть бы лет сто тому назад, при моем прадеде, случилось: шел мимо холмов работник одного фермера и видит, что двери в них настежь отворены, а через двери видно, как они там пляшут да прыгают, и освещено все внутри, как днем, и издали слышен смех, говор и музыка. Его все это ослепило и удивило. Стал он подходить к холмам поближе, а его к ним больше и больше тянет; он было испугался и поднимал уже руку, чтобы перекреститься, как вдруг самая красивая из всех женщин, плясавших в холме, подбежала к нему и поцеловала его в щеку. Тут он всю силу потерял: эльфы его окружили, и всю ночь он провеселился с ними. Что же бы вы думали? Ведь совсем разума лишился: все только на себе то платье, то волосы рвет да назад в холмы к эльфам просится. Так он до самой смерти сумасшедшим и остался».
Много ходит по Шотландии разных легенд о том, как гибли люди, увлеченные легкомыслием или корыстью в подземные хоромы эльфов. Рассказывают, между прочим, следующее о двух музыкантах:
«В одном бедном шотландском городке жили два музыканта. Оба были ребята молодые и веселые, оба с детства были дружны и жили в своей глуши припеваючи. Да и как было им не жить припеваючи? Все их к себе наперебой зазывали — кто на свадьбу, кто на сельский праздник, кто на новоселье, потому что никто на пятьдесят миль кругом не умел так славно заставить всех плясать своей дудкой, как эти два весельчака. Бывало, примутся они играть джиг, так даже у стариков все суставы заходят, ноги не стоят на месте — так и просятся плясать! А про молодежь и говорить нечего: плясала, бывало, под их музыку до упаду, пока сердце не замрет да голова не закружится! Очень понятно, что для таких мастеров своего дела никто не жалел ни денег, ни подарков, ни крепкого виски. Многие заслушивались их и, бывало, шутя, под веселую руку спрашивали:
— Уж вы, полно, не у эльфов ли и музыке–то выучились!
А они, бывало, в ответ только посмеиваются. Однажды (дело было под вечер) явился к ним какой–то господин, очень маленького роста и с ног до головы окутанный зеленым плащом. Он нанял их на всю ночь и предложил очень большую цену, с условием, чтобы они его не спрашивали, куда им идти, а немедленно следовали за ним. Нашим молодцам и в голову не пришло, что в этом–то условии и кроется что–то недоброе. Они тотчас согласились и пошли за незнакомцем. Когда они вышли за город, уже совсем стемнело. Маленький незнакомец повел их в сторону от большой дороги такими тропинками, которые, как им было известно, не вели ни к какому жилью. Шли они, шли и пришли наконец к холмам, про которые носились в народе всякие недобрые слухи. Незнакомец подошел к одному из холмов, ударил в него ногой, и вдруг перед ним явилась настежь отворенная дверь, и яркий свет широкой трепетной полосой пролился из–за нее на музыкантов, и послышался неясный говор множества маленьких звонких голосков, подобный жужжанию пчелиного роя. Музыканты переступили через порог и разом очутились на середине огромной, великолепно убранной и освещенной залы, в густой толпе каких–то прелестных маленьких существ. Между ними заметили они мужчин в каких–то странных колпачках и женщин с прекрасными кудрями по плечам; все были одеты в одинаковые зеленые платья. Вся толпа приветствовала музыкантов радостными кликами и очень ласково просила их играть. Бедняги поняли, что попали к эльфам, и были так испуганы, так подавлены всем, что видели и слышали, что сначала совсем растерялись; наконец, собравшись с духом, они молча переглянулись и заиграли один из самых известных народных танцев. Едва только раздались первые звуки музыки, как вся окружавшая их толпа быстро разделилась на пары и пустилась плясать так грациозно, стройно, весело, как музыкантам в жизнь свою не случалось видеть, хоть они наперечет знали всех лучших плясунов в округе. Ими стала мало–помалу овладевать веселость, все оживлявшая кругом; они заиграли громче, живее — все около них закружилось, запрыгало, замелькало, сплеталось и расплеталось во множестве разнообразнейших и прелестнейших фигур. Наконец музыканты не выдержали и, продолжая играть, сами вмешались в тесную толпу танцующих. Крик, говор, смех и очаровательная веселость словно удвоили силы музыкантов; они плясали и играли до упаду и хотя утомились донельзя, однако же от души жалели, когда бал кончился, маленькие гости с ними распростились и отпустили их с щедрой наградой. Они вышли на свежий воздух и словно очнулись от тяжелого и глубокого сна: ничего вокруг себя они не узнавали. Где вчера еще они видели глушь да пустыри, там теперь тянулись поля с высокими и густыми хлебами; где вчера были рощи, там уже не было ни деревца, а стояли на месте их фермы да фабрики; где вчера они перебирались вброд через речку, там теперь тянулась плотина и хлопотливо стучала мельница… Музыканты с изумлением взглянули друг на друга и еще более изумились, увидав на лицах своих морщины, а на голове седые волосы. Пришли они в свой город, оглянулись — ни одной знакомой улицы нет и дома как будто не те! Вошли в церковь — и не видят в толпе ни одного знакомого лица, ни одного знакомого наряда; все прихожане смотрят на них с изумлением, иные указывают пальцами и шепчутся…