Она была такой мокрой, такой жадной. Ее руки прошлись по моим бокам и ребрам, а потом она взяла меня за ягодицы, прижимая к себе. Я почувствовал, как ее теплое дыхание овевает мою ушную раковину, а от ее тихих всхлипов отчаянные электрические волны пробегали через все мое тело. Она зарылась лицом мне в шею, впилась губами в кожу. О боже, я больше не мог этого выдерживать. Я хотел, чтобы она кончила, и немедленно.
Я приподнялся над ней, не отрываясь от нее бедрами и продолжая скользить между ее складок. Дилейн прикусила губу так сильно, что я подумал: сейчас пойдет кровь. Лицо у нее было сосредоточенным, она размашистыми движениями скользила по моему стволу. Да, она уже была близка к пику.
Я оперся на локоть, поднял одну ее ногу и положил себе на бедро. Делая долгие, мощные движения, я чувствовал, как ее клитор трется о головку.
— Давай, киса, поговори со мной. Тебе ведь приятно, да? Так приятно! Тебе не хочется просто забыться? Отпусти себя. Отпусти.
— О, черт! Я сейчас… — Она громко застонала, глаза ее закатились.
Я почувствовал, как тело ее замерло в моих руках, и понял, что она испытывает оргазм, которого я добивался. Не задумываясь, нацелился на ее ворота и вставил в нее член, одним коротким и быстрым толчком лишив ее девственности. Судорожно вздохнув, она изогнула спину. От изумления и неожиданности рот ее приоткрылся, взгляд вонзился в меня.
Я надеялся, что во время оргазма ей будет не так больно лишаться девственности, но теперь засомневался, что все получилось так, как мне хотелось. К слову, у меня дома есть зеркала и я представляю собственные размеры.
— Дыши, киса, — зашептал я. — Просто попробуй расслабиться. Больно будет недолго.
Не знаю, кого я пытался убедить, ее или себя, но я тоже не двигался, хотя все врожденные первобытные инстинкты требовали входить в нее снова и снова. Если бы я не смог справиться с желаниями и не дал ей возможности приспособиться к моим размерам, я порвал бы ей все внутри. И тогда еще очень долго не смог бы заняться этим снова. К тому же я чувствовал себя последним говнюком из-за того, что сделал ей больнее, чем было необходимо.
Дилейн медленно выдохнула, тело ее начало расслабляться и опускаться на кровать. Я двинулся вперед, углубляясь в ее тугую маленькую норку. Она зажмурилась и снова прикусила губу. Мне должно быть безразлично, больно ей или нет, но я мужчина, а большинству мужчин хочется, чтобы женщине, в которую они входят, по меньшей мере это нравилось. Однако у нее это был первый раз, и, учитывая мой размер, вряд ли для Дилейн все прошло безболезненно. Я почти полностью вышел из нее и медленно вошел снова. Мне опять пришлось остановиться. У меня задрожали ноги от того, каких усилий это стоило. Пот капнул с кончика носа, и я не удивлюсь, если в ту минуту даже перестал дышать. Я серьезно начал побаиваться, что могу взорваться изнутри.
— О, черт, ты такая сладкая. Такая тугая, — простонал я.
— Так чего ты ждешь? — с вызовом спросила она. — Трахни меня и прекрати вести себя, как педик. Если, конечно, не боишься, что кончишь слишком быстро. Боже, если бы я не знала правды, я бы решила, что ты девственник. — Это были самые длинные предложения, которые она произнесла после моего возвращения домой. Голос Дилейн осекся, выдав ее напряжение, но она все равно была полна решимости вывести меня из себя.
Вы можете подумать, что такое замечание должно было убить эрекцию. Как бы не так! От ее слов я сделался еще тверже, если это вообще было возможно. Меня заводило что-то в очертаниях ее рта и то, с каким вызовом она ко мне обращалась. Вы можете назвать меня больным ублюдком, но мне было все равно, потому что она уже удовлетворяла сжигавшее меня желание.
— Ох, не стоило тебе этого говорить, — выпалил я в ответ и вышел из нее полностью, но только для того, чтобы снова вонзиться.
Она зашипела сквозь сжатые зубы и снова зажмурилась. Делая короткие движения, я начал входить и выходить из нее. Я не желал доставлять ей боль, но и о том, получает ли она удовольствие, тоже не задумывался. Дилейн принадлежала мне, нужна была для моего удовлетворения, и я собирался сделать так, чтобы она не забывала об этом.
— Эта киска принадлежит мне, Дилейн. Мои пальцы первыми прикоснулись к ней, мой рот первым испробовал ее вкус, и мой парень всегда будет для нее первым. Ты всю жизнь будешь помнить, как глубоко внутри тебя я был сегодня. Ни один другой мужчина со мной не сравнится. Я официально застолбил свои владения. Она моя. Ты это понимаешь?
Ногти ее вдавливались в мою кожу, в которую она вцепилась из последних сил, зубы ее были сжаты, но все же она процедила:
— В последний раз, когда я проверяла, она была частью моего тела.
— Это неправильный ответ.
Я вошел глубже, не для того, чтобы сделать больно, а чтобы обратить на себя внимание.
— Господи боже! — задохнулась она.
— Думаю, ты знаешь, что меня зовут не так. Попробуй еще раз.
Я продолжал брать ее, чувствуя, как внутри быстро нарастает давление. Яички так налились семенем, что заболели, но я пока не готов был сдаваться.
Ногти ее впились в мою спину, и она, зарычав, двинула бедрами мне навстречу. Зубы ее были по-прежнему стиснуты, а ноги сжимали мои бока. Нужно отдать ей должное — меня впечатлила ее стойкость. Я знал, что ей было неудобно, может, даже больно, но она не сдавалась.
— Скажи… это, — прорычал я, подкрепляя каждое слово глубоким толчком.
У нее перехватило дыхание, но она встретила мой взгляд с вызовом. Еще один резкий толчок, и я услышал, как она всхлипнула:
— Она твоя! Моя киска твоя, Ной Кроуфорд!
Это все, что я хотел услышать. Еще одним толчком я довел себя до оргазма, простонал и всем телом повалился на нее. Потом начал целовать, продолжая бить ее бедрами, пока не выдавил из себя все до последней капли. Она жадно накинулась на мои губы, пытаясь подчинить поцелуй себе, чтобы доказать то, что даже не требовало подтверждения, как ни больно мне было это признать.
Она шла вровень со мной, ноздря в гребаную ноздрю, и, если это у нее получилось в самый первый раз, то я в полной заднице.
Лейни
Боль была адская! Слышите? Адская!
Когда он в первый раз вошел в меня, было еще более или менее терпимо. Помогло, наверное, то, что тогда у меня в голове помутилось от оргазма, и я оказалась совершенно не готова к тому, что он собирался сделать. Все-таки я была рада, что эта канитель со срыванием вишенки наконец закончилась, хоть агенту Киске и пришлось потерпеть.
Больше всего меня раздражало, что Ной все время останавливался. Чем больше он тянул, тем неуютнее я себя чувствовала. Или так мне казалось. Потому что, когда он завелся, охватившее меня ощущение наполненности, пожалуй, было самым приятным из того, что я когда-либо испытывала в жизни. Я знала, будет больно из-за его просто нечеловеческого размера, но, ощутив эту грубую, неуправляемую силу у себя между ног, почувствовала себя какой-то суперженщиной.
А потом мне приспичило открыть свой большой рот и начать подначивать его. Наверное, у меня есть склонность к наказаниям. Наверное, я из тех извращенцев, которые просто не могут признать поражение, хоть и осознавала, что он меня перетрахал и мне за ним не угнаться. Я вела себя подобно новичку полицейскому, который врывается на место бойни с членом наперевес, думая, что сейчас будет брать матерых бандюков.
Суперполицейским я не была, а вот двойной агент Киска, как заправский супергерой, вырядилась в красные кожаные сапоги до колен и плащ на ярко-голубом трико с золотым поясом, а также огненно-красной буквой К на груди.
По-моему, она забыла, что наши с ней задницы только что принесли нам на тарелке.
Ной перекатился на спину и притянул меня к себе так, что я оказалась почти у него на груди.
— Ты как, жива? — мягко спросил он.
Я кивнула, не зная, что и сказать. Мне не хотелось признаваться, что было больно и я чуть не потеряла голову. А еще что некоторые моменты происшедшего доставили мне истинное неземное наслаждение. Поэтому я молчала.