На тумбочке возле кровати лежала книга в кожаном переплете. Джеймс поднял ее и прочитал золотые буквы на обложке: «Комментарии к Геродоту. Малколм Макбрайд».
На его губах появилась слабая улыбка: он вспомнил, как Фэйт говорила ему много лет назад, что эта книга, написанная ее отцом, была ее самым ценным имуществом. Когда-нибудь она сделает новый переплет и передаст книгу по наследству своим детям.
«И где же сейчас твои дети, Фэйт?»
Улыбка постепенно сошла с его лица.
Это то, чего она хотела: дом и семью. Она была сиротой, и эти вещи были важны для нее. А все, чего хотел он, — это Фэйт.
Луч света неожиданно проник в щель между портьерами, ослепив его. Этого было достаточно, чтобы избавиться от посторонних мыслей и сосредоточиться на своих впечатлениях. Он отметил несколько мелких деталей: ничего предосудительного, но кое-что интересное. Что это? Он повернул голову и уставился на коробку со швейными принадлежностями возле одного из кресел. Он уже натыкался на нее, но не нашел ничего необычного, а сейчас направился к ней, поднял и отнес к столу.
Это была милая вещица из розового дерева и слоновой кости. Слишком красивая, чтобы принадлежать школе. Джеймс решил, что это наверняка личная собственность Фэйт, — то, что она привезла с собой в Сент-Уинифред.
Так же осторожно, как и раньше, он по очереди вытащил все содержимое, каждую мелочь: катушки с нитками, подушечку для булавок, ножницы, иголки — атрибуты женского швейного искусства. На этот раз что-то было не так, но не с этими разнообразными мелочами, а с ним. Казалось, его пальцы начали двигаться сами по себе. Разум говорил ему, что коробка пуста, но пальцы не были готовы сдаться. Они потянулись к черной бархатной подкладке на дне коробки, и тут Джеймс обнаружил крошечную створку, которая была почти незаметной.
Дно коробки легко поддалось, и он ухмыльнулся. Секретное отделение было забито письмами. Он быстро перелистал их. В общей сложности восемь ответов, и только один, в котором не просили денег. Письмо было от некой леди Коудрей, которая подробно объясняла Фэйт, как добраться до ее дома, когда она приедет в Челбурн в следующую субботу. Тогда она и расскажет Фэйт все, что та хочет знать о Мадлен Мэйнард. Послание заканчивалось словами: «У меня есть кое-что, принадлежавшее Мадлен, что может заинтересовать вас».
Леди Коудрей. Это имя ни о чем не говорило ему, так же как и имя Мадлен Мэйнард. Как они были связаны? Фэйт всегда осторожно выбирала тех, на кого можно положиться, и сейчас он был последним, кому бы она доверилась. Но это его не остановит. На нее надвигалась опасность, и единственная зацепка, которой он собирался воспользоваться, — это ее желание найти Мадлен Мэйнард.
«Кто ты, Мадлен Мэйнард?»
Смех девочек по другую сторону двери быстро вывел Джеймса из размышлений. Пора было уходить. Он положил все на место и покинул комнату.
В классе Фэйт начала понемногу успокаиваться. Пришло всего лишь полдюжины гостей, но ее девочки выступали так, словно среди посетителей присутствовала сама Ее Величество. Их декламация Геродота на греческом языке была безупречной, они свободно и точно переводили на английский. Фэйт в какой-то степени гордилась не только ими, но и собой тоже. С другой стороны, это были самые умные девочки школы, намного умнее, чем она сама. Умных детей учить легко, поэтому она не могла отнести все на свой счет.
Ее взгляд продолжал блуждать по двери. Никаких признаков появления Джеймса, хотя Дора и растрезвонила всем девочкам, что тот пообещал зайти. Фэйт надеялась, что он нарушит это обещание. Ведь она не могла приказать ему выйти из класса только потому, что он смущал ее. Директриса ожидала, что она отнесется к Барнету со всем почтением, полагающимся богатому джентльмену, от которого можно ожидать денежного взноса в фонд школы.
Ее тревожные мысли были прерваны неожиданными аплодисментами присутствующих. Выкрики «Молодцы!» и «Вы можете гордиться собой!», а также «Браво!» заставили девочек задрать свои носики. Фэйт расслабила напряженные плечи и улыбнулась. Самое трудное уже позади. Последние несколько минут отводились вопросам посетителей, а гости были явно доброжелательно настроены и принимали все, что предлагал Сент-Уинифред, за исключением одной почтенной леди — миссис Элфинстоун. Она была представительницей старой школы и не преминула рассказать об этом каждому; она помнила свой долг и каждый год приходила поддержать внучку. К счастью, ее сын, адвокат, тоже был здесь, а он знал, как справиться со своей матерью.
Первый вопрос был общим для всех: чем хотят заниматься девочки, когда закончат школу? Все по очереди ответили, и было очевидно, что они ставили себе высокие планки. Одна хотела стать врачом и уже поступила в независимую Королевскую больницу — одну из нескольких больниц, в которых женщинам-студенткам разрешали заходить в операционную. Другая хотела пойти в Сомервилл-Холл — новый женский колледж в Оксфорде, чтобы изучать историю. Дора с нетерпением ожидала своей очереди, и, когда та подошла, выразилась: «Баловаться цифрами», если ее примут в Кембридж.
— Дора имеет в виду, — решила объяснить Фэйт, поймав недоуменные взгляды, вызванные словами девочки, — что будет изучать математику и физику.
Взгляды изменились на изумленные, и Фэйт улыбнулась:
— Мы все очень надеемся, что Кембридж примет ее с распростертыми объятиями.
Миссис Элфинстоун фыркнула на это.
— Мама, мы нынче живем в другое время, — произнес адвокат. — Девочки хотят большего, чем раньше. Пусть у них будет такая возможность. Это мое мнение. — Затем он обратился к Фэйт: — Превосходная работа, мисс Макбрайд! Продолжайте в том же духе.
Он встал и помог подняться матери, но миссис Элфинстоун было еще что сказать, и она не унималась:
— Какой прок им от этого образования? Никто не желает слушать умную женщину. А что насчет светских бесед? Вот что нужно женщине. Если хотите знать мое мнение, то образование бесполезно для женщин.
И так далее в том же духе. Адвокат был непоколебим, как и его мать, хотя и более тактичен, но прежде чем пожилая дама окончательно унизила свою внучку, которая и так уже выглядела расстроенной, он вывел миссис Элфинстоун за дверь. Фэйт силилась придумать что-либо, чтобы заполнить паузу, пока та не стала неловкой, как вдруг мягкий шотландский акцент заставил все головы повернуться к двери.
— Эта леди в чем-то права, — сказал Джеймс Барнет. Он стоял, облокотившись на дверной косяк. Все девочки дружно вздохнули. Фэйт никогда не переставала удивляться, как эти умницы могли потерять голову от привлекательного лица и широких плеч! Шотландский акцент! Он был для виду. Джеймс Барнет говорил на английском так же хорошо, как и она. Но его шарм сработал. Даже присутствующие мамаши задышали чаще.
— Мистер Барнет, — обратилась она к нему. — Чем мы обязаны такой чести?
Он вошел и занял свободное место в первом ряду.
— Любопытство, — ответил он с легкой улыбкой и вытянул одну руку вдоль спинки соседнего стула. — Я встретил на лестнице мистера Денверса-младшего, и он предложил мне сделать вклад в фонд школы. Но я никогда не покупаю кота в мешке, поэтому я здесь.
Девочки захихикали. Гости тихо посмеивались. Фэйт выдавила слабую улыбку. Она не была ни впечатлена, ни напугана, ни покорена. Он хотел проверить ее девочек? Пожалуйста! Она прекрасно их подготовила.
— Может быть, вы бы хотели услышать, как девочки переведут отрывок из историй Геродота? — предложила она. — Книги как раз лежат перед ними.
— Ах нет. — Он потер подбородок. — Думаю, с таким учителем, как вы, мисс Макбрайд, они знают наизусть свои книги. Я хочу знать об их устремлениях и надеждах. Видите ли, я услышал слова миссис Элфинстоун, когда подошел к двери, и они заставили меня задуматься. Каким видят свое будущее эти молодые барышни? Я знаю, что они готовят себя к определенной профессии. А как же замужество? Дети? Собственный дом? И, осмелюсь спросить, муж?