—    Владимир! А мне говорят, что он в очереди стоит. — Мужчина радушно протянул руку. — Привет!

—    Здравствуйте.

—    Мы чего же с тобой на «вы»? Садись. Сейчас чай принесут, садись, я прошу тебя.

Действительно вернулась паспортистка и принесла чашки и вазочку с печеньем.

Володя сел на один из стульев.

—    Я принес характеристику с места работы, а мне говорят: какие-то проблемы с анкетой.

—    О! Все про всех всё знают! Режимное предприятие! Давай свою характеристику.

Мужчина в сером ухмыльнулся и расшнуровал пашу с документами. Высоцкий заметил в ней бланк загранпаспорта и несколько исписанных листов.

—    Это твое заявление на выезд и анкета. — Он вынул из папки два листа. — Рву при тебе, — порвал их и бросил в корзину для мусора.

Володя опешил.

—    На машинке теперь требуют... Я перепечатал. Подписывай тут и тут. И здесь еще.

Володя пробежал глазами по бумаге и расписался в указанном месте.

Серый пиджак положил перед ним совершенно чистый лист бумаги.

—    Подпиши.

Володя удивленно поднял брови.

—    Жене на день рождения напиши два слова. Я вас знакомил. Ты уж и не помнишь, наверное.

Володя все прекрасно помнил, но сближаться с этим человеком ему не хотелось.

—    Почему же! Оксана. В ВТО мы сидели. Ты бы сказал, я бы подарок какой-нибудь придумал.

—    Просто поздравь, ей будет приятно. Ну и память у тебя...

Володя повертел в руках больничную ручку, соображая, что бы написать.

—    Чувствую, после того, что скажу, тебя как товарища потеряю, — продолжал чиновник, пока Володя писал. — Вчера по Ижевским концертам вашим двоих арестовали, оба сдают тебя. Думают, ты их вытащишь. Круто сдают.

Володя оторвался от листка.

—    Говорят, если бы не Высоцкий, не было бы ни билетов фальшивых, ни концертов левых. Так что твоя поездка в Париж может расцениваться как попытка укрыться от следствия!

—    И что делать?

—    Не наживать себе новых неприятностей. — Серый пиджак вальяжно откинулся на спинку стула. — В Узбекистан ехать не надо, наверное... Воздержись от концертов. Тем более от левых. Хотя бы на год.

—    А жить как? — Володя не мог понять, куда движется разговор. Уже в третий раз за день ему напоминали об Узбекистане.

—    Компенсируем! — Серый пиджак придвинулся ближе к столу и продолжил деловым тоном: — Не прогадаешь! На «Мелодии» две пластинки твои уже несколько лет не издают... Как шарахнем миллиона полтора — вот тебе деньги! Подготовь что-нибудь к печати... Напечатаем. А эта партизанщина плохо кончится. Ты поешь нелитованные песни? Поешь. И говоришь бог знает что на концертах. Это же разлетается по всей стране. «Голоса» тебя крутят все чаще.

Серый пиджак снова откинулся на спинку.

—    Время изменилось, Володя! Олимпиада на носу... Все напряжены. Мы сейчас со многими беседуем...

—    У нас официальная беседа? — Володя встал.

—    В общем да. Ты под следствием. Сегодня-завтра возьмут с тебя подписку о невыезде — и все!

—Тогда присылайте повестку

—    Тебе загранпаспорт больше не нужен? — Серый пиджак подошел к Володе. — Володя, ты реальность перестал чувствовать. Сейчас любой следователь в провинции тебя прихлопнет, и никто не вступится.

Володя развернулся лицом к чиновнику и отчетливо произнес:

—    Никто меня не тронет. Поэтому ребят запирают, а меня нет. И паспорт выдают. И о неприятностях предупреждают.

—    Паспорт, между прочим, тебе не отдают, — не унимался чиновник. — Анкету и заявление твое я, конечно, приложу к делу прямо сейчас, но нужны еще визы и МВД, и комитета. А будут они теперь визировать? Я не знаю. — Серый пиджак дружески положил руку на плечо Высоцкого. — Володь, не провоцируй!

—    Я не провоцирую! — мрачно ответил Володя.

—    Весь Узбекистан обклеен афишами. Все билеты уже проданы...

—    В Узбекистан я не еду, — оборвал его Высоцкий. — Я еду в Париж!

—    Вот это хорошо! Приходи послезавтра, я думаю, все будет готово. И спасибо тебе!

—    За что? — не понял Володя.

—    За понимание.

* * *

Остаток дня Володя не мог избавиться от неприятного ощущения после разговора в ОВИРе. Под вечер ныло сердце, болела голова. «Как же его имя?» — он все не мог припомнить имени этого серого чиновника из ОВИРа. Жену, как это ни странно, вспомнил сразу же, а вот его... Уж больно неприятная личность. Всегда норовит прилюдно обняться, как будто они старые знакомые...

«Мерседес» летел по пустой ночной Москве, не обращая внимания на светофоры. Проносясь мимо поста ГАИ, «мерседес» проскочил на красный свет. Сзади раздался свист постового. И тотчас вслед за нарушителем помчался старенький мотоцикл «Урал». «Мерседес» выехал на набережную возле Кремля и только здесь сбросил немного скорость.

В зеркале заднего вида замаячил желтый мотоцикл. Погоня началась. Володя улыбнулся — это его забавляло. Он вывернул на Садовое кольцо и до упора нажал на педаль газа. Стрелка спидометра запрыгала вокруг отметки «сто сорок».

— Ну и где же ты? — спросил Володя у зеркала.

Притормозив у высотки на Красной Пресне, «мерседес» резко развернулся, пересек сплошную линию и рванул на брусчатку в сторону зоопарка. Попетляв немного по переулкам, он аккуратно встал напротив разрушенного католического храма.

Выйдя из машины, Володя услышал кашель приближающегося мотоцикла и прищурился от одинокой фары.

Мотоцикл встал вплотную к бамперу. Инспектор нарочито медленно стянул с себя краги и шлем и слез с мотоцикла. Двигатель глушить не стал.

—    Старшина Улыбкин! — представился он, — Ваши права, пожалуйста, и документы на транспортное средство.

—    Я что-нибудь нарушил?

Улыбкин ошарашенно взглянул на Высоцкого:

—    Да! Вы превысили допустимую скорость... вы проехали на запрещающий сигнал светофора... вы пересекли сплошную...

—    Слушай, старшина! Город пустой, задумался я... Ну извини. — Высоцкий протянул документы.

—    О! У вас уже две дырки? Придется права задержать. — Старшина неторопливо обошел «мерседес».

—    Старшина, ну что ты, в самом деле? Мне же завтра права вернут. А над тобой все смеяться будут...

—    Смеяться будут не надо мной, а над законом. Я выполняю свою работу.

Улыбкин достал из планшетки пачку протоколов и стал заполнять один из них.

—    Ладно, — выдохнул Высоцкий, — валяй! Двигатель только заглуши — люди спят.

—    Номера я тоже сниму, — произнес старшина, не отрываясь от протокола.

—    Делай как полагается. — Володя взглянул исподлобья на Улыбкина, подошел к мотоциклу и повернул ключ зажигания. Кашлянув напоследок, мотоцикл заглох.

Улыбкин не верил своим глазам:

—    Он же не заведется теперь.

—    Толкну — уедешь. Работай — я тороплюсь.

Улыбкин растерянно смотрел то на Высоцкого, то на мотоцикл.

—    Как же теперь-то? Если я права заберу — вы же меня толкать не станете.

—    Почему? По закону водитель обязан помогать инспектору.

—    Да? —совсем растерялся старшина. — Нехорошо получится.

—    Зато по закону.

—    Вообще-то я могу ограничиться устным предупреждением, — неуверенно предложил Улыбкин. — Имею такое право.

Володя не смог сдержать улыбку.

—    Попробуй.

Улыбкин официальным тоном отчеканил:

—    Пожалуйста, Владимир Семенович, больше не нарушайте. Возьмите! — он протянул документы Высоцкому, надел шлем и краги, оседлал мотоцикл. — Ну, давайте?

Высоцкий уперся в коляску, и они медленно покатились по улице.

—    Как же ты меня на такой колымаге догнал-то? — спросил Высоцкий, справляясь с дыханием.

—    Так я же понял, что вы домой возвращаетесь. Грузинская, двадцать восемь, каждый постовой знает.

—    Учту.

Мотоцикл зарычал и помчался, отстреливаясь выхлопной трубой. Володя пошел к подъезду, однако Улыбкин развернулся и подъехал к нему.

—    Что-то еще, старшина?