SUGGEST

• Я говорю: Я думаю, если бы ты сделал это, это было бы хорошо

• Я говорю это потому, что я хочу, чтобы ты подумал об этом

• Я не знаю, сделаешь ли ты это

• Я не хочу говорить, что я хочу, чтобы ты это сделал

Предложенный подход к описанию смыслов является следствием того, как Вежбицкая мыслит себе задачи семантики: "Семантика есть наука о понимании, а для того, чтобы что–то понять, мы должны свести неизвестное к известному, темное к ясному, требующее толкования к самоочевидному" (Вежбицкая, 1999). Поскольку понимание есть, по определению, мое или ваше понимание, наличие понимающего субъекта "встроено" в концепцию Вежбицкой, в ее "аксиоматику".

"Язык примитивов" является специальным метаязыком, т. е. особым языком описания, состоящим из слов естественного языка. Анна Вежбицкая и ее коллеги работали над усовершенствованием "языка примитивов" в течение тридцати лет. В позднейших разработках он был назван "естественным семантическим метаязыком" (сокращенно ЕСМ). ЕСМ устроен так, что он может выполнять функцию универсального языка–посредника при описании смыслов слов, которые принадлежат языкам, "обслуживающим" разные культуры и воплощающим совершенно разные ментальности.

При этом Вежбицкая исходила из того, что естественное для говорящего индивида представление о значении слова не базируется на "разложении" смысла слова на признаки. Поэтому для обычного, "наивного" носителя языка не является естественным описание смысла слова через наличие/отсутствие определенных свойств. Разумеется, в практических и научных целях для классификации каких–либо объектов вполне естественно использовать свойства, что мы и делаем, когда, например, классифицируем людей на основе пола, возраста, религии и т. п. Можно поделить все столы на круглые и прямоугольные. Кардинально важно при этом добавить: все это можно сделать, если иметь своей целью некоторую чисто логическую классификацию. Но естественный язык как таковой устроен совершенно иначе: смысл слова в общем случае не мыслится говорящим как совокупность неких признаков плюс отсутствие каких–то иных.

Для пояснения этого тезиса воспользуемся примерами, приводимыми самой Вежбицкой. Так, слово стул указывает на некий предмет мебели, на котором мы обычно сидим, а табурет (табуретка) обозначает несколько иной вид мебели, тоже для сидения. Хотя табурет фактически отличается от стула прежде всего отсутствием спинки, никто не мыслит смысл слова табурет как "стул минус спинка". Аналогично, чашка обычно используется вместе с блюдцем, а кружка, напротив, заведомо не предполагает блюдца. Но, объясняя смысл слова кружка, мы ведь не скажем, что кружка — это такая чашка, для которой не требуется блюдце. Это и по существу неверно — если блюдце разбилось, а чашка уцелела, то она останется чашкой.

Другой пример. Лимон не может быть определен как "нечто округлое, желтое, кислое, растущее на дереве" не только потому, что под это определение можно подвести, скажем, яблоко кислого сорта, а потому, что словом лимон мы называем плод, выросший на лимонном дереве. И даже если на лимонном дереве вырастет новый сорт лимона, например сладкий, или оранжевого цвета, или непривычно крупный, мы все равно будем называть этот плод словом лимон.

Выражаясь более общим образом, скажем, что для человека привычно с помощью слова выделять объект внешнего мира на положительной основе, безотносительно к каким–либо сравнениям. В общем случае мы не базируемся на противопоставлении объекта с теми или иными функциями, свойствами, признаками объекту, у которого нет этих функций или признаков. Вежбицкая считает, что наилучшим приближением к тому, как мы "на самом деле" трактуем смысл, будет такое его описание, которое сначала сводит толкование к некоторому самому общему типу (классу). Этот общий тип (если иметь в виду смысл существительного) Вежбицкая обозначает метаязыковыми словами НЕКТО/ЛИЦО, НЕЧТО/ ВЕЩЬ, ТЕЛО, ВИД, РАЗНОВИДНОСТЬ, ЧАСТЬ. Далее ВИД или ЧАСТЬ уточняются путем указания на форму, размер, функции и т. п.

Напомним, что Вежбицкая адресует свои толкования исследователям живых языков и культур. Из этого вытекает, что предложенные Вежбицкой фундаментальные принципы описания смыслов не могут игнорироваться всеми, кого интересует, как отображается смысл слова в нашей психике. Хотя сама Вежбицкая отнюдь не считает себя психолингвистом, значимость ее концепции для изучения реального процесса понимания несомненна.

Чтобы вы могли представить себе, как выглядит описание смысла на языке примитивов в одном из его вариантов, я приведу два примера — толкование английского существительного умтрег (русск. джемпер) и толкование английского прилагательного bold (на русский его чаще всего переводят как храбрый или смелый).

JUMPER

• разновидность вещей, сделанных людьми, чтобы люди их носили;

• представляя себе вещи этого вида, люди могли бы сказать о них так:

цель: они сделаны людьми, чтобы носить их на верхней половине тела, ниже головы

• когда холодно

• чтобы было тепло

материал:

• они сделаны из шерсти или чего–то подобного шерсти по виду и свойству сохранять тепло так, что они выглядят теплыми и эластичными

форма:

• они сделаны так, что могут вытягиваться

• так, что, когда они на теле, все их части могут быть близко к телу, будучи причиной того, что человеку тепло

• и так, что человек может быстро надеть и снять их, потянув через голову

• и так, что их удобно носить и с ними легко обращаться

как их носят:

• люди могут носить их поверх еще чего–то, надетого на тело, чтобы покрыть тело

• так, что, когда человеку слишком тепло, он может снять их

BOLD

Предварим само толкование рассказом о том, как именно автор приходит к заключению, что толковать смысл этого слова следует именно этим способом.

Вежбицкая рассуждает методом интроспекции, подставляя в разные контексты слово bold и размышляя о том, почему те или иные английские фразы с этим прилагательным ощущаются ею самой (а также опрошенными ею коллегами и информантами) как "чудные" или даже неуместные. Например, при сравнении таких наречий, как fearlessly, courageously, bravely, с boldly фазу видно, что последнее можно употребить только в том случае, когда субъект действия пренебрегает возможной реакцией других лиц на его поступки. Например, христианские мученики храбро (bravely) входили в клетки с дикими зверями. Однако замена bravely на boldly в данном случае невозможна. (Если вы не настолько хорошо знаете английский, чтобы это почувствовать, сравните (неудачную) русскую фразу он "? неумело открыл дверь при полной естественности фразы он неумело открыл бутылку)

В чем здесь дело, с вашей точки зрения?

Поразмыслив, мы увидим, что bold, в отличие от brave, не предполагает наличия непосредственной опасности: ребенок может boldly ("прямо", "не дрогнув") ответить на вопрос взрослого, но ведь при этом никакая опасность от взрослого не исходит. Если продолжить этот анализ, то получается, что субъект, который действует boldly, не просто не испытывает страха. Вопрос в том, чего именно он не боится. А он прежде всего не боится того, что о нем скажут или подумают другие! Это подтверждается такими сочетаниями, как bold plans, bold ideas.

Итак, согласно Вежбицкой, в англ, bold заключена идея безразличия к тому, как должно поступать или что другими людьми считается хорошим поступком. Существенно, напротив, как сам субъект желает действовать. И если слова типа coward (трус) имеют негативную оценку, а слова типа brave — позитивную, то bold само по себе нейтрально. (Из рассуждения Вежбицкой становится ясным, что перевод bold как храбрый, смелый в общем случае далек от истины. Более того, получается, что в русском языке трудно найти для bold точный эквивалент: иногда удачным оказывается глазом не моргнув.)


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: