– Чего орешь Сокол, все путем.

– Вы где?

– На позиции, готовы работать. Ты когда будешь?

– Да я уже почти над вами. Давай подсветку.

– Понял, лови свет.

'Ну, кто у нас будет первым?' - подумал про себя, включил прибор и навел его на палатку, где по моим наблюдениям до сих пор проходил военный совет французского командования. Невидимый для человеческого взгляда мощный инфракрасный луч пульсирующим пятном выделил искомую палатку среди лагеря. В наушнике раздался голос.

– Вижу. Что там за цель?

– Палатка, где главные французские уроды собрались.

– Ну…

Высоко в небе на пределе чувствительности слышалось стрекотание двигателя, потом стало чуть тихо - пошел на бомбометание и несколько секунд позже, чуть левее палатки вырос огненный столб разрыва. Не очень точно, но, как говорится, точность бомбометания компенсируется мощность заряда. Палатку снесло, а вместе с ней в придачу еще несколько. В лагере сразу поднялась паника и испуганные солдаты начали палить во все стороны. Самое интересное никто и не додумался стрелять в воздух - вот что с людьми делает инертность мышления. Очередное философствование опять было прервано голосом из наушника:

– Крот, ну что там? Я еще могу один заход сделать.

– Без проблем.

Снова приник к окуляру, навел маркер на довольно большое хранилище боеприпасов, отмеченное еще при дневном свете, и включил лазер подсветки.

– Есть, лови свет.

– Вижу. Сейчас сработаю.

На фоне грохота, стрельбы, криков звук пикирующего для бомбометания самолета был практически не слышен.

Взрыв порохового хранилища как-то не впечатлил. Бабахнуло ну не так что бы уж очень, дым накрыл все место действия, изредка подсвечиваясь изнутри вспышками. Видимо детонировали еще какие-то запасы пороха, а может не все взорвалось, раскидав бочки, которые сейчас и взрывались. Полюбовавшись на все это благоденствие, которое я писал на видеокамеру, мы стали собираться обратно - главное было сделано.

Завершив работу и убрав все следы нашего пребывания здесь, организовав закладку, где спрятали тяжеленные аккумуляторы, которые ну уж очень не хотелось бы тащить обратно, мы тихо растворились в темноте, хотя Чернов пару раз на ухо шептал, прося разрешения пошустрить в лагере неприятеля. В принципе определенный смысл в этом был, но нас бы заинтересовал обязательно офицер рангом не ниже полковника и обязательно либо француз, лицо англичанин, но в нашей ситуации устраивать ловлю да еще ночью было не самым разумным решением, поэтому не смотря на возмущенное ворчание казаков, дал команду на отход, при этом сам прошипел Чернову на ухо:

– Не расстраивайся, урядник, по дороге кого-нибудь прихватим, будет вам дуван.

Он что-то неразборчиво пробурчал и на этом наш переход проходил без разговоров.

Когда стало совсем темно, я нацепил прибор ночного видения, и при этом повесил себе на шею белый платок, что бы идущий сзади поручик Хвостов не потерял меня из виду.

Несколько раз нам приходилось менять направление, когда вдали слышался топот патрулей. Один из них, человек в шесть мы пропустили мимо себя, не ввязываясь в ненужный огневой контакт недалеко от основного лагеря противника. Рассвет нас застал в импровизированном лагере, где уже с нетерпением ожидали три казака оставленные с лошадьми. Быстро перекусив разогретыми на сухом спирте мясными консервами, от которых казаки и поручик были в восторге, мы позволили себе отдохнуть до двенадцати, и тщательно разведывая путь, двинулись в сторону Симферополя.

Идущий в передовом дозоре казак Левко, махнув рукой мчался обратно и наш отряд быстро спешившись растворился в густых зарослях, прикрывающих небольшую речушку, блуждающую по ущельям.

– Вашбродь, англичане - чуть громче, чем оно того требует, заговорил казак, на которого сразу зашипел урядник.

– Что раскричался злыдень…

Я его сразу перебил.

– Сколько, какой состав, как вооружены?

Мне показалось, что казак, увидев англичан, испугался и ничего не рассмотрев, рванул обратно, и придется проводить дополнительную разведку, но тут он удивил. Вполне информативно и последовательно стал рассказывать, поражая меня своим казацким говорком и некоторыми необычными словами-паразитами.

Весь его рассказ сводился к следующему - навстречу двигается отряд англичан сопровождающих телеги с русскими раненными и несколькими сестрами милосердия. Англичан человек тридцать, все конные, судя по форме драгуны. Чернов ухмыльнулся, увидев, как у меня загорелись глаза.

– Сколько телег?

– Четыре?

– А возницы? Наши или англы?

Он задумался. Видимо об этом он не подумал.

Ладно. Будем действовать. А то как-то мне тоже надоело ходить по своей земле и прятаться от европейской гопоты.

– Значит так, я работаю из кустов с расстояния шестидесяти метров, тут как раз неплохо просматривается…

Все на меня опять с удивлением уставились: не привыкли тут еще к метрической системе.

– …ну тридцати саженей. Вы прячетесь в кустах. Когда они поймут с какой стороны их валят, я успею человек пятнадцать-двадцать положить, вот тогда вы им в спину и ударите. Понятно?

Похоже, что нет - Хвостов и Чернов как-то скептически на меня смотрят. Ну ладно, буду давить.

– Все, выполнять.

Они нехотя отправились занимать позицию, но Чернов решил подстраховаться, видимо в штабе ему на мой счет дали определенные указания…

Пока Верко привязывал наших коней в глубине зарослей, я спокойно занял позицию, с которой прекрасно просматривалась вся небольшая долина, где скоро должны были появиться англичане, аккуратно срезал несколько веток, расчищая сектор обстрела.

Вот впереди появились несколько всадников. Сквозь белорусскую оптику двадцать первого века я прекрасно видел довольные физиономии драгун, которые только что грабанули русский конвой и везут к себе в лагерь на потеху русских сестер милосердия. Время тянулось медленно, и когда вся кавалькада выползла на дорогу, первые всадники были в тридцати метрах от меня - неплохая дистанция. Ну все, поехали. Маркер коллиматорного прицела на ближайшее тело с эполетами…

Карабин дернулся в руках. Раздался хлопок как щелчок хлыста. Глушитель снимал звуковой эффект создаваемый пороховыми газами и гасил пламя выстрела, но сверхзвуковой визг обычной пули заглушить не мог, поэтому британцы меня услышали и синхронно повернули головы с мою сторону.

Экспансивная охотничья пуля, со свинцовой начинкой внутри, попав в тело, затянутое в красный мундир, деформировалась, развернулась как цветок и, вырвав кусок мяса, вышла из спины, забрызгав кровью идущих следом драгун.

'Первый' - подумал про себя, и как когда-то давно, в другой жизни, время снова спрессовалось и руки сами, на автомате стали управлять оружием. Чуть повел стволом, маркер перекрыл красный мундир. Хлыст-с-с-с. Снова движение. Хлыст-с-с-с. Хлыст-с-с-с…

Они слышали меня, но не видели. После шестого трупа, упавшего под копыта они панически открыли огонь из пистолетов и тем самым лишили себя хоть каких-то шансов. В метре от меня щелкнула шальная пуля, сорвав ветку. Дым на некоторое время прикрыл их, но благодаря свежему апрельскому ветерку быстро рассеялся и, шипя как адская змея, мой карабин снова стал собирать свою кровавую жатву.

Увидев такую быструю расправу, мои спутники не утерпели, верхом вылетели из кустов, разрядили пистолеты и карабины и врубились в ряды деморализованных британских драгун. Это было красиво, завораживающе и… глупо. У меня в магазине еще оставалось полтора десятка патронов, а товарищи англичане все еще представляли из себя прекрасные мишени. Но в безрассудной атаке казаков был и свой смысл: противник был на грани того, чтобы сделать ноги от непонятного и смертоносного противника, а тут появились казачки, которых и порубить можно, и пальнуть из пистолета. Мне показалось оскорбительно, что эти гоблины повернулись ко мне своими красными спинами и переключили все внимание на Хвостова, Чернова и еще трех казаков, один, из которых на ходу словив пулю, уже завалился на спину.