Тиберий начал свой принципат с некоторой неуверенностью, отдавая все полномочия и решения сенату; он поддержал сенаторов в том, что касалось защиты их льгот и общественного положения, закрыв глаза на разногласия и превышение власти, присущие аристократическому собранию. Сенат обеспечил законность власти Тиберия, но речь шла о том, чтобы получить от Тиберия гарантии сохранения привилегий. Более того, самые выдающиеся сенаторы придерживались семейных традиций и стремились вписать свои имена в историю, желали, чтобы говорили об их военных заслугах, их честности перед законом, их знании дела, а значит, об их административной компетентности, но больше всего о том, что являлось результатом всех этих основных добродетелей, о доступе к высшему командованию, к высшему правительству, к высшим жрецам, к высшим магистратурам, не забывая о сохранении, а если возможно, об увеличении их состояния и числа сторонников. В распоряжении Тиберия была только часть состояния Августа, которую он должен был разделить еще с двумя наследниками: Ливией, своей матерью, которая в придачу к своему огромному состоянию получила значительную часть состояния Августа, и Германиком, своим потенциальным соперником. С точки зрения нобилитета считалось, что власть является семейной собственностью. Сторонники такой точки зрения рассчитывали на Тиберия, а он должен был оберегать и слушать их. Успех Германика и его трех сыновей, в том числе и Калигулы, давал ему чисто потенциальное преимущество, тем более что Друз II не имел ораторского таланта и не был командиром в армии своего старшего брата. Столкновение наследников было исключено. Власть Ливии или Антонии, вдовы Друза I, не ограничивалась управлением большим состоянием. За ними стояли их приверженцы, которые могли давать им неправильные советы. К примеру, подруга Ливии Ургуланилла считала себя выше законов и давала понять своими рассказами, что только в руках Ливии находится реальная власть.

Со смертью Августа консулы и префекты дали присягу Тиберию: сенат, армия и народ были послушны, но надо было определить функции нового принцепса. Тиберий, на которого возложили эту обязанность, располагал косвенными средствами давления, которые он мог использовать не против римского плебса и римского гарнизона, а только против легионов в провинциях, которые не присягали ему. Имея многочисленные войска, он обеспечил порядок во время погребения Августа. В 14 и 15 годах, когда возникали кровавые схватки между поклонниками разных партий, Тиберий здесь еще раз использовал силовые меры, свидетельствующие о том, что он не искал, как его сторонники, благосклонности плебса. Сенаторы дали ему необходимые полномочия для поддержания общественного порядка и порядка в империи, но две важные резервные армии и проконсульская власть были, видимо, отданы Германику.

Восстания легионов в Панионии и Германии косвенно укрепили власть Тиберия. Все граждане, включая сенаторов, видели в нем гаранта гражданского согласия. Когда за различного рода тревогами последовала счастливая развязка, благодаря способностям его двух сыновей, Друза II в Паннонии и Германика в Германии, то все посчитали, что Тиберий обладает всеми правами осуществлять доверенную власть. Он блистательно завершил свою первую миссию. Но это решало проблему только с одной стороны: если Тиберий вместе с Германиком руководил армией, и такое коллегиальное правление было неравноправным, то перед сенатом он отказался от части своей судебной власти и частично от законодательной власти — может быть, даже от самой большой части власти.

В прежней аристократической республике было принято, чтобы молодые честолюбивые сенаторы, желая получить известность, публично обвиняли коллег, особенно тех, которые занимают высшие государственные посты. Иногда такие обвинения, а то и ненависть друг к другу, передавались из поколения в поколение. Например, старший Катон находился под обвинением по различным поводам четыре раза, в то же время он сам был беспощадным обвинителем. Однажды он направил свои поздравления одному человеку, обвинявшему врага его покойного отца: «Вот что нужно приносить как жертву своим родителям: не ягнят, не жеребят, а слезы и приговоры их врагов» (Плутарх, Катон, 15, 3). И Цицерон хвалил Катона, так как считал, что чем больше существует обвинителей, тем меньше будет кандидатов на тиранию. Если обвинитель добивается приговора своему противнику, то он получает признательность граждан, в частности, моральное право занять место осужденного и всеобщее уважение. Цицерон стал известным после того, как обвинил одного освобожденного раба Суллы, Хризогона, и особенно тогда, когда он боролся за признание виновности сенатора Верреса, ограбившего жителей Сицилии, которой он управлял. Таким образом, осудив старшего претора, он смог занять его место и продвигаться к посту консула. В это время действующий претор, Скрибоний Либон, был обвинен в колдовстве и магии двумя сенаторами низшего ранга, Фирмием Катом и Фульцинием Трионом, поддержанными двумя другими сенаторами. Судебный процесс начался в сенате и так как ни один из его друзей не выступил в защиту обвиняемого, кроме брата действующего консула, то Либон предпочел покончить жизнь самоубийством. Его имущество в качестве вознаграждения было разделено между обвинителями, которых повысили до уровня преторов. Здесь нашла отражение классическая процедура, которая давала принцепсу власть как первому лицу среди сенаторов и у которого всегда просили слова при выступлениях. Не препятствуя обвинительному процессу, Тиберий возложил всю ответственность за него на сенат. Если бы он взялся за защиту обвиняемого, то было мало уверенности в том, что все его в этом поддержат. Этот процесс Скрибония Либона ярко показал распространение зла в обществе.

В других областях Тиберий, дав право или возможность касаться общих административных проблем и их обсуждать, хотел показать неспособность сената принимать решения: он смягчил наказания, принятые сенатом против комедиантов не самостоятельно, а при помощи одного предшественника Августа, дискуссии об устройстве каналов в Тибре или о необходимости борьбы против роскошной жизни происходили без его участия и никакое решение не было принято. Тиберию была дорога свобода сенаторов. Он ее уважал, но при случае напоминал, что, как первое лицо, может вмешаться в ход событий, и если иногда во время голосования в маловажных политических вопросах он получает меньшинство голосов, то у него есть возможность отложить неудобное обсуждение. К этой власти, которую ему нужно было каждый день отстаивать, прибавилась победа Германика в мае 17 года. Эта победа принесла ему большую поддержку, и Тиберий, пользуясь случаем, объявил, что возьмет мандат консула в январе 18 года и его сын Германик будет выступать как помощник и получит миссию на Востоке, а его другой сын, Друз II, получит новое поручение в Иллирии.

Большая камея из Франции (Национальная библиотека, Париж) иллюстрирует монархическую власть в этом 17 году: в центре на фоне Рима сидят Тиберий, увенчанный лаврами, обнаженный по пояс, держит скипетр и жезл авгура, и Ливия. Перед ними женщина (вероятно, Вирта) в увенчанном лаврами венце надевает шлем на Германика. Позади Германика сидит Агриппина, а перед ней стоит мальчик в солдатской одежде — Калигула. Сзади Ливии-Рима находится другая супружеская пара, Друз II со своей женой Ливиллой, сестрой Германика. Последний поднимает руку в направлении верхнего уровня богов, там изображен Асконий-Юлий, который несет божественного Августа к божественному Юлию Цезарю на крылатом коне. Рядом с Августом в лаврах и в военной одежде стоит уже скончавшийся Друз I. Внизу — скопление пленников и пленниц, а обломки оружия выступают как пьедестал для правящей семьи. Даже если не все зафиксировано в этом памятнике, общая мысль ясна: династическая власть семьи. Калигула запечатлен в своей знаменитой военной форме; в нем видят одного из трех сыновей Германика, а его образ символизирует пятое поколение славной династии Юлиев-Клавдиев. Помимо возвеличивания собственной личности, Калигула играл немаловажную роль и в возвышении Тиберия, вокруг которого группировалась вся семья.