Извивающийся серебристый Днепр был хорошо виден с высоты двух тысяч метров. Он все такой же, каким его знали раньше, — полноводный и величавый.

Внизу, на земле, появились вспышки зенитных орудий. Разрывы снарядов все ближе и ближе. Осколок пробил фюзеляж самолета. Летчик отвалил в сторону, на время ушел с заданного курса.

Днепр остался в стороне. Майор, а за ним и солдаты с серьезными, посуровевшими лицами молча поднялись со своих мест.

Шумят моторы. Но маленький Кухтин не слышит их шума. Учащенное биение собственного сердца заглушило все. Весь он собран, напряжен, думает лишь об одном: только бы не подвел парашют, только бы благополучно раскрылся. А там…

Штурман раскрыла дверь. Струя холодного воздуха освежающе хлестнула по лицам стоявших в проходе людей.

— Пошел! — раздалась команда, и парашютисты один за другим начали выбрасываться за борт самолета. Прыгнул лейтенант Табаков, потом сильно побледневший Кухтин, рядовой Никаноров, а за ним, словно с вышки в воду, нырнул в черную пропасть командир батальона майор Черноусов.

Самолет быстро пустел. Его покинули все. Остался один замыкающий Алексей Сидоров. Он уже приготовился к прыжку, как вдруг самолет резко накренился, и солдат, потеряв равновесие, полетел в сторону. Машинально он взмахнул рукой и выдернул зажатое в ней кольцо парашюта.

Из расстегнувшегося мешка вывалилась целая гора белого шелка. Сидоров быстро вскочил на ноги и растерянно смотрел, как струя воздуха, врывающаяся в самолет, раздувала легкую ткань парашюта, путала стропы. «Что же делать теперь? — растерянно размышлял солдат. — Как быть?.. Лететь обратно, на аэродром? Ну конечно, придется вернуться обратно и все объяснить. Но ведь не поверят, скажут — струсил, нарочно распустил. И Аня здесь!.. Никто не поверит. Нет уж!»

Сидоров торопливо начал собирать в охапку спутанные стропы и шелк парашюта.

— Алексей? Еще раз до свидания… Торопись! — крикнула из темноты девушка-штурман.

— Сейчас я, сейчас! — поспешно отозвался Сидоров.

— Экий ты нерешительный! — упрекнула она и тут только поняла, почему он замешкался. Она подошла к солдату, посмотрела в лицо и сказала: — Как же это ты?.. Ну, ничего не поделаешь! Полетим обратно.

В словах ее отчетливо слышались недоумение и упрек.

— Да видишь ли… — начал было Сидоров.

— Чего уж тут! — проговорила девушка и отвернулась.

— Аня… неужели ты можешь?.. Зря ты так…

Сидоров решительно направился к двери.

— Постой! Не смей! Слышишь, не смей!

Но девушка не успела подбежать к двери.

Прижав к груди смятые полотнища парашюта, Сидоров выбросился из самолета.

Аня закрыла ладонью глаза.

— Лешка… Лешка… Что же ты наделал?

Потом она выглянула за дверь и увидела на темном фоне земли распустившиеся купола парашютов. Был ли среди них парашют Сидорова, она не знала.

…Покинув борт самолета и увидев, что парашют раскрылся, Кухтин сначала ощутил тишину и покой, но через мгновение ему снова стало жутко. И еще больше им овладело это чувство, когда он осмотрелся по сторонам: кругом непроглядная тьма, внизу, под ногами, притаилась незнакомая местность. Потом он заметил, что ветер относит его в сторону населенного пункта, в котором могли быть гитлеровцы. Он торопливо подтянул стропы.

В воздух взлетело несколько осветительных ракет, вслед за ними ночную мглу прошили сотни нитей трассирующих пуль. «Нет, им не достать меня. Успею приземлиться. Земля уже близко. Все будет хорошо!» — подумал Кухтин, и ему захотелось крикнуть что-нибудь бодрое, уверенное, крикнуть так громко, чтобы его услышали все солдаты. Но он не крикнул, а, напружинив свое маленькое сильное тело, приготовился к приземлению.

…Рядом с парашютом майора Черноусова ярко вспыхнула белым пламенем ракета. И сразу же трассирующие нити направились в него. Пули со свистом пролетали возле его лица, груди, пробили в нескольких местах парашют, лямки. Надо было что-то предпринимать. Черноусов мгновенно сообразил, что, пока он не уничтожит эту проклятую ракету, гитлеровцы от него не отстанут. Стрелять было неудобно, но майор сумел поднять автомат и прицелиться. Последовала очередь, за ней вторая, третья. Ракета вздрогнула, закачалась и, как бы нехотя, начала медленно рассыпаться.

…Автоматчику Савченко показалось, что земля уже совсем близко, и он приготовился к приземлению, но неожиданно почувствовал сильный толчок и боль в плече. Земли под ногами все еще не было. «Только бы приземлиться, только бы приземлиться, ребята помогут!» — лихорадочно думал Савченко.

…Земля появилась неожиданно. Майор Черноусов ударился ногами о мягкий грунт, упал, быстро вскочил и снова упал.

Ветер ворвался в не успевший погаснуть купол парашюта и стремительно потащил майора по вспаханному полю. Майор попытался погасить парашют, стал наматывать на руки шелковые стропы, но ветер вырвал у него стропы и снова потащил его по полю. Тогда майор выхватил нож и обрезал несколько строп.

Парашют потерял форму и угас. Смятый и простреленный, он упал на поле большим белым пятном, и майор тотчас же прижал его ногами к земле.

Гитлеровцы все еще стреляли, и время от времени ночную мглу прорезали вспышки осветительных ракет. При их свете далеко на горизонте Черноусов заметил черные силуэты низеньких деревенских построек. Это было большое село, занятое оккупантами.

Майор поспешно зашагал к маячившему в стороне стогу. Здесь он троекратно свистнул. Ответа не последовало. Тогда он полез на стог. Мокрая солома пахла прелью, под телом майора она рассыпалась в труху. Черноусов несколько раз чихнул, прежде чем забрался на стог. Вынув из кармана фонарик, он начал подавать им световые сигналы.

Невдалеке от стога сразу же послышались осторожные шаги.

— Кто идет? — окликнул майор, вглядываясь в приближающегося человека.

— Свой!

— Табаков? — обрадованно спросил майор.

— Я.

— Не ранен?

— Нет. А вы?

— Тоже нет.

В воздухе, все нарастая, зашумели моторы. Командир батальона насторожился. Напряженно всматривался в беззвездное небо и лейтенант Табаков. Оба они по звуку моторов сразу же определили, что это был вражеский самолет.

— Должно быть, полетел тылы наши бомбить, — нараспев протянул Табаков. — Только что это он ракеты бросает?.. Смотрите, товарищ майор, вон одна, две, три…

Майор хотел что-то сказать, но в это время раздался взрыв, за ним второй, третий… Затарахтел крупнокалиберный пулемет.

Табаков удивленно посмотрел на майора.

— Там вряд ли наши есть… Да и не могли они так быстро поднять в воздух свою авиацию.

— Коль бомбы стали бросать, значит смогли. Видимо, что-то заметили.

И как бы в подтверждение его слов, сначала Табаков, а затем и сам Черноусов увидели на кронах деревьев темно-синего леса распластанный шелк белого парашюта. Он трепетал на ветру, время от времени принимая куполообразную форму. Этот парашют приземлившегося на лес десантника и был сейчас объектом бомбардировки и пулеметного обстрела.

— Оперативно действуют, — заметил Табаков.

— Н-да!.. Не совсем удачно… Обнаружили нас прежде времени.

Грохот бомбежки отдалился.

Майор Черноусов снова стал подавать сигналы.

— Разбрелось наше войско…

— Соберем! — уверенно отозвался майор.

Из темноты вынырнул солдат, за ним другой… Потом сразу подошла большая группа парашютистов.

Лейтенант Табаков облегченно крякнул. И если бы было светло, то майор заметил бы, как подобрело его всегда суровое, изъеденное оспой лицо. Еще больше обрадовался Табаков, когда увидел среди собравшихся командира роты лейтенанта Куско. В одном из прежних боев лейтенант Куско спас ему жизнь, и с тех пор Табаков и Куско — неразлучные друзья.

Прошло несколько минут. У стога соломы собрался почти весь батальон. Подозвав к себе лейтенанта Куско, Черноусов приказал:

— Организуйте боевое охранение, пошлите разведку. Надо пройти до леса и хорошенько обследовать его. Ясно?

— Слушаюсь!