В Шереметьево уже ждал Володя с «Чайкой». "Чайку" к Сергею Ивановичу прикрепили недавно, после перевода в главные референты цековского отдела. Тогда же дали квартиру в "Ондатровом заповеднике", в Кунцеве. Хорошая квартира, ничего не скажешь. Валя довольна. Пять комнат, зимний сад, бесплатная горничная.

В машине отдал Володе подарки: джинсы для дочери, фигурную бутылку Смирновской самому. Специально не положил в чемодан, вез в ручной сумке. Привозить подарки, сувениры Володе, горничной Люсе, двум секретаршам (в ЦК и в институте) Сергей Иванович не забывал.

Ехали молча. Володя начал было рассказывать последние институтские сплетни, но тут же понял, что шеф не в настроении. Сергей Иванович не позволил Володе взять чемоданы, сам донесет, не ослаб еще. Велел быть после обеда, съездить на пару часов в институт.

Валя встретила хорошо. Видно — была рада. Сергей Иванович гордился женой. Разменяла полвека, а больше тридцати пяти не дашь. Стройная, подтянутая, следит за собой, понимает, что одежда, лицо, фигура — не пустяки. Валентина Григорьевна была теннисисткой, мастером спорта. Кончила Инфизкульт, особенно высоко в табеле о рангах никогда не поднималась, однако один год была шестой ракеткой страны. Теперь тренер на полставке в детской спортивной школе. Работает для поддержания формы и заполнения времени, остающегося после главного: обязанностей жены и хозяйки дома выдающегося ученого и общественного деятеля.

За обедом говорили мало. Сергей Иванович в двух словах о поездке, Валентина Григорьевна немного о московских новостях, т. е. о событиях внутри их круга, о детях. После поездки, как всегда, вечером придут оба сына с женами, тогда и поговорят.

В Институте истории и археологии Академии наук директора ждали с нетерпением. Сергей Иванович прошел через предбанник, кое с кем из ожидающих старших сотрудников и заведующих отделами поздоровался за руку. Вслед за ним в кабинет сразу вошла Анна Николаевна, уже десять лет бывшая его секретаршей, а первые три года эпизодической любовницей.

— Здравствуй, Анечка!

Сергей Иванович на мгновение обнял Анну Николаевну, потом поцеловал ручку и вытащил из кармана футляр.

— Это тебе. Самозаводящиеся. Сказали, что модные. Что же и привозить из Швейцарии, если не часы.

— Спасибо. Симпатичные. В институте все в порядке. Обязательное на ближайшее время я записала в ежедневнике. Завтра из обязательного только заседание Президиума АН. Сегодня надо принять Морозову, у нее трудности с оппонентами, будет просить вас надавить. Лучше сделать, баба беспардонная и не отвяжется. Остальное все текучка. За пару часов управитесь.

Сергей Иванович погрузился в начальственную деятельность. Он любил чувствовать власть, ему приятно было помогать людям, от него зависящим. Три часа прошли незаметно. Телефонные звонки, подписывание приказов, отношений, отзывов. Доклады заместителей.

Когда он приехал домой, все уже были в сборе. Каждый раз при встрече с сыновьями Сергея Ивановича поражало: какие они разные и как похожи на него. Старший, Илья, высокий, спортивный, лицо, как с рекламы «Мальборо», да и одет не хуже. Блестяще кончил МИМО (при поступлении Сергею Ивановичу пришлось использовать все свои возможности: попасть в МИМО труднее, чем в членкоры), теперь, в 29, прекрасное место во Внешторге, часто ездит. Вовремя, — не слишком рано и не слишком поздно, женился. Клара из хорошей семьи, кончила Ин. яз. (немецкий), переводчик и гид в Институте. Правильный парень, правильная жизнь.

Младшего, Андрея, правильным не назовешь. Хотя внешностью бог тоже не обидел. После восьмого класса пошел в радиотехникум. Отслужил два года в армии. Теперь монтажник на радиозаводе. После армии в двадцать лет женился на медсестре из районной поликлиники. Сергей Иванович не вмешивался: его жизнь, ему жить. А Валя в свое время очень расстраивалась: отец академик, директор института, а сын черт знает что, перед людьми стыдно. Андрей с матерью не спорил, только смеялся:

— Развитие по спирали. Дед был пролетарий, хотя и деклассированный. Теперь внук тоже пошел в гегемоны, чтобы род Лютиковых не увяз окончательно в буржуазной трясине.

Сергей Иванович раньше думал — перебесится, образуется. Какой он рабочий класс? Типичный интеллигент. Читает до одурения. и не только русскую. Недаром обоих ребят в детстве учили английскому и французскому.

Такие разные люди, такие разные жизни. А не чужие. Сергей Иванович знал: сыновья ближе друг к другу, чем к нему. Часто встречаются. На людях и при родителях друг над другом, над "классовым высокомерием" одного и значительностью деятельности другого, — подсмеиваются. Но друг другу нужны. Вместе отдыхают. Илья — от паучьего мира партийной бюрократии, Андрей от примитивного и в конечном счете чуждого ему мира "класса- гегемона".

Вечер прошел весело. Много пили, много ели, много смеялись. О Швейцарии Сергей Иванович почти не рассказывал. Не в первый раз приезжал оттуда. С интересом слушал Илью, без комментариев пересказывающего последние сплетни сверху, хохотал над новыми остротами о Брежневе, последними историями из цикла Василий Иванович и Петька, только что появившимися анекдотами о чукче. Андрей рассказывал их артистически.

Разошлись поздно.

Ночью Сергей Иванович и Валя любили друг друга сильно и нежно.

Через несколько дней Сергей Иванович позвонил Борису.

— Привет, Великан! Это я. Завтра приду. Никого вечером не ждешь?

— Приходи. Не бойся, никого не будет, не скомпрометирую.

Как он стал задыхаться! Непонятно, как еще читает лекции. За последние годы угасание пошло с ускорением. Конечно, жизнь была тяжелая. А ему, Сергею, разве было легче? И тут же остановил себя: не лицемерь, милый, сам знаешь, тебе было легче.

В сентябре тридцать девятого года Сергей Лютиков был принят на Истфак. Естественно, без экзаменов, с аттестатом отличника. В классе такой аттестат получили трое: Сергей, Соня Гурвич и, как ни удивительно, Борис Великанов. Комсомольский комитет возражал: давать аттестат отличника исключенному из комсомола сыну врага народа политически недопустимо. Однако их классная дама, литераторша, настояла на своем, и Борису аттестат дали. Ему это не помогло. От Сони Сергей узнал (сам он после окончания школы Бориса не видел), что за день до начала вступительных экзаменов в МГУ Борису объявили: для него не хватило квоты, предусмотренной для отличников. Борис пошел к ректору и добился разрешения сходу сдавать на Биофак со всеми. Разрешили, зная, конечно, что без подготовки не пройдет по конкурсу: пять человек на место. А Борис сдал на все пятерки и прошел первым. Все-таки молодец, Великан! Интеллигент, конечно, хлюпик, но что-то настоящее в нем есть.

Соня пошла на медицинский. Это у нее семейное. Последний год в школе Сергей увлекся Соней не на шутку. Отшить Бориса было не трудно: он со своими стихами Соне порядком надоел. В большом доме на Петровском бульваре, где Соня жила с родителями, в маленькой сониной комнатке она много ему позволяла. И, наверное, позволила бы все, но Сергей каждый раз останавливался, хотя и трудно было. Нельзя себя связывать. Ему надо быть свободным.

На первом курсе встречи с Соней стали реже. Дел было невпроворот. Прежде всего — учиться. Уже после первой сессии Сергей получил Сталинскую стипендию. В комсомольский комитет факультета он вошел к концу первого курса.

В самом конце весенней сессии Сергея отозвал в сторону Пашка Рыжиков с четвертого курса, секретарь комитета ВЛКСМ Истфака.

— С тобой, Лютиков, хотят поговорить. Позвони по этому телефону Николаю Васильевичу Дремину. Он сказал — ты его знаешь.

Конечно, Сергей знал Николая Васильевича. В восьмом-девятом классах он с другими проверенными ребятами ходил с ним на операции. Сергею Дремин нравился. Небольшого роста, сильный и решительный, с ребятами, несмотря на свои сорок с лишним, всегда говорил, как с равными.

Через несколько дней в своем небольшом кабинете на Арбате, в учреждении, по вывеске не имеющим никакого отношения к Лубянке. Николай Васильевич тепло встретил Сергея.