— Не много ли условий? Скорость не превышать, небеса удержать, о смерти не говорить!

— В самый раз. После того, как эти выходные закончатся, условий станет еще больше.

— Ну и пусть, меня-то уже…

— Витя!

— Что? А, ну да… Хорошо! Не буду больше говорить о смерти. И я, кстати, не из тех, кто сдается просто так. Если мы с тобой в понедельник попадем… ну, не знаю, под метеоритный дождь, например, я, конечно же, не буду стоять столбом и попытаюсь от него спастись. То, что я сказал, что теперь не боюсь смерти, не значит, что я буду искать ее. Так что да, я обещаю тебе, что предприму все, что в моих силах, чтобы остаться в живых. Только ты уж не ругайся сильно, если это не поможет, хорошо?

— Поможет! Я уверена!

— Мне бы твою уверенность…

— Ну, так забирай! Хоть всю! У меня ее много!

Витя рассмеялся. Впервые за последний час рассмеялся искренне и весело, и именно в этот момент в поравнявшейся с джипом серой «девятке» открылось окно, и появившийся в нем парень примерно витиного возраста закричал:

— К обочине прижмись, поговорить надо!

Витя опустил свое стекло и дерзко, с вызовом, спросил:

— О чем с тобой говорить?

— Тормози, тогда узнаешь!

— Ну, тормозить, так тормозить…

Впереди виднелся съезд с трассы направо, на узкую, но асфальтированную дорогу. Витя прибавил газу, моментально оставив «девятку» позади и, заложив такой крутой вираж, что Виолу прижало к дверце, свернул на эту дорогу. Девятка повторила этот маневр и повисла на хвосте у джипа.

— Может, оторвемся? — робко спросила Виола.

— От этих — оторвемся. Класс машины не тот, они бы у меня только пыль глотали… Да и я мог бы их прямо там, на трассе, по дороге размазать. Но машин много, кто-нибудь увидит, у кого-нибудь на видеорегистраторе засветимся, полиция нас станет искать как свидетелей. А нам оно надо? Да только, эти отстанут — другие прилипнут. Надо дать Шраму понять, что я настроен серьезно, иначе за нами так хвост тянуться и будет.

Джип повернул еще раз, соскочив с асфальтированной дороги на проселочную и попылил по ней к небольшой березовой рощице.

Сердце Виолы перестало биться. Она поняла, что задумал ее спутник и почему он заманивал их преследователей подальше от трассы. Он вел их за собой на бойню.

— Витя… — прошептала она. — Пожалуйста…

— Не буду обещать! — твердо ответил он. — Как разговор пойдет. Я не хочу постоянно оглядываться, да и за тебя беспокоиться тоже не хочу. Ты не знаешь, что за человек Шрам. С ним нужно говорить прямо, твердо и с позиции силы.

Джип остановился у самой рощицы. Позади него замерла в облаке пыли «девятка». Виола видела в зеркале, как из нее посыпались парни — четверо крепких ребят, метнувшихся к багажнику и спустя минуту появившихся в ее поле зрения снова. Трое — с битами, один — с топором.

— Выходи, гонщик! — крикнул один из них. — А то мы тебе сейчас машину уделаем!

— Сиди в машине! — тоном, не терпящим возражений, сказал Витя. — Ты — моя заложница. Если Шраму станет известно, что это не так — тебе будет грозить опасность. Тебе, твоим друзьям и твоим родным.

Дождавшись ее кивка, он вышел из машины. Захлопнул дверцу, потянулся, разминая широкие плечи, и громко, с вызовом, спросил:

— Чего хотели, пацаны?

Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом, плоха та шестерка, что не мечтает стать паханом.

Николай Горбунов формально шестеркой не был, но постоянно себя таковым ощущал. В 90-е он не рекетирствовал, а лишь помогал в отмывании денег, поэтому те из его окружения, кому довелось побывать на зоне, всегда смотрели на него свысока. В 2000-е, когда сидеть стало не модно и даже вредно для карьеры, Горбунов было воспрял духом, но ненадолго — оказалось, что его профессия бухгалтера хоть и полезна, но не престижна. Те, кто умел рисковать и быстро принимать верные решения, всегда оказывались выше него.

Горбунов умел считать и прекрасно умел обсчитываться на нужные суммы. В его руках миллионная прибыль изящно превращалась в тысячную, а многотонные поставки наркотиков маскировались под пару мешков кофейных зерен. Именно это качество в нем и ценили сначала Гранит, а потом — Шрам.

Но Горбунов отлично понимал свою роль. Он — винтик. Талантливый, но винтик. Другой такой найти сложно, но все-таки, как ни крути, возможно.

Планируя смерть Гранита, Горбунов думал, что власть упадет к нему в руки сама. Он не был вторым человеком в организации, он был одним из нескольких вторых, но был самым осведомленным и имеющим доступ к деньгам. Но как только то, что осталось от Гранита закопали под гранитным, естественно, памятником на главной аллее Заельцовского кладбища, и началась дележка власти — внезапно оказалось, что одной осведомленности о делах организации мало. Критично мало.

Куда более важным оказалось: сколько человек готовы пойти за тобой. И на что ты готов пойти ради власти… Причем решать и действовать нужно было мгновенно, а с решимостью у Горбунова всегда были проблемы. Он умел считать, умел анализировать, но хорошо умел все это делать с числами, а не с людьми.

Поэтому если бы не Шрам, почувствовавший, что в стратегически важном для него Новосибирске зреет раскол, Горбунова, скорее всего, потеснили бы. А может и убили…

Не питал он и особых иллюзий на тему того, почему Шрам поддержал именно его. Не из-за его осведомленности в делах организации и не из-за влияния на ее людей. Нет. При Граните Новосибирск не входил в империю Шрама. Гранит работал СО Шрамом, а не НА Шрама. И когда Гранита не стало, Шрам выбрал того, кем легче будет управлять, на кого будет легче давить. Того, кто съеживается под его тяжелым взглядом.

Поэтому, несмотря на формально высокое положение в организации, несмотря на большие деньги и влияние, Горбунов прекрасно понимал, на чем все это держится. Не на нем. Не на его силе и влиянии. На Шраме! Власть Горбунова признали потому, что за его спиной маячила высокая фигура с рваным шрамом во всю правую щеку.

Горбунов считал, что это от того, что Шрам скор в принятии решений, умеет просчитывать людей и готов рисковать ради победы.

Он не знал, что шестым жизненным правилом Шрама было: «Выжимай из машины 300 только если точно знаешь что на этой дороге нет ухабов.» Было у него и седьмое правило, гласившее: «Если ты выжал из машины 300 км/час, то не говори тому, кто сидит рядом с тобой, что ездил по этой дороге уже 300 раз. Это породит нужные слухи».

В общем, не зная всего этого и небезосновательно считая своим главным минусом граничащую с трусостью нерешительность, Горбунов впервые в жизни решил действовать быстро, смело и на интуиции.

Исходные постулаты: в его город среди ночи прилетает сам Шрам. Прилетает с каким-то ерундовым делом, не стоящим внимания такого большого человека. Ищет киллера, которого два года назад он, Горбунов, и порекомендовал Шраму. Киллера, который пропал, не берет трубку, которого, по словам Шрама, не нужно опасаться, и который Шраму зачем-то очень нужен.

Зачем Шраму, у которого есть своя служба безопасности, являющаяся, по сути, командой отличных убийц, какой-то определенный киллер?

Какое-то задание, с которым не может справиться никто, кроме Димы Власова, оказавшегося на самом деле Виктором Балабиным? Вряд ли… У Шрама, в конце концов, всегда под рукой есть Стас Крайнов — личность разве что чуть менее обросшая легендами, чем сам Шрам. Сам Т-800 не рискнул бы потребовать у Крайнова одежду, очки и мотоцикл.

Горбунов вообще не понимал, зачем Шраму Власов-Балабин, если у него есть свой ручной Крайнов…

Вывод: киллер нужен не ради какого-то заказа. Киллер нужен сам по себе. Почему? Потому что знает что-то, чего знать ему не положено! Чем еще объяснить то, что в Новосибирск примчался сам Шрам? Не послал Крайнова и его ребят, а прилетел сам, вместе со своей командой цепных псов. Власов-Балабин что-то знает, о чем Шрам хочет с ним потолковать. А раз такой большой человек заинтересовался рядовым, пусть и талантливым убийцей, значит ценность информации, которой он владеет, сложно даже представить.