— Хорошо говорил тут защитник твой, все нам объяснил, как есть, и про тебя, и про Раздолина…

Мастер покачал головой и вздохнул.

— Конечно, опутал тебя Раздолин, как паук муху. Только не глупость твоя тому причина. Вот, тут прокурор спрашивал, что тебя толкнуло на воровство, спрашивал, да ответа так и не получил. Ну, а ты-то сам это понял?

Курдюмов остановился, как бы ожидая, что Петр что-нибудь скажет, но тот молчал.

— Нет, ничего-то ты не понял. Небось, жалеешь себя до слез горьких. Только глупая твоя жалость. Вот, жил ты с нами пять лет и работал хорошо, тут ничего не скажешь. И станок у тебя был в порядке, и детали не порол, к звонку не опаздывал. Отзвенел звонок, и тебя уже нет: ушел и забыл все начисто. О ком в цеху ты позаботился, кому помог? Нет такого человека. Как был ты нам чужой, когда пришел на завод, так чужим и остался.

Петр закусил губы, поднял голову. Мастер двоился в глазах, меняя очертания. Казалось, он уже не один на сцене, вместе с ним ребята из цеха. И все его осуждают, никто не говорит доброго слова. Он хотел что-нибудь припомнить, чтобы возразить Курдюмову, но на ум ничего не приходило.

— Как же нам теперь за тебя ручаться? И чем ты отличаешься от того же Раздолина? И тот для себя, и ты тоже. И выходит, что совесть у вас одна — потребительская совесть, не рабочая, не советская. Вот почему и удалось Раздолину тебя опутать, как телка непутевого, вот почему сидишь ты тут на позорище, и мы с тобой тоже. Эх, да что говорить!

Мастер махнул рукой и повернулся к судьям.

— Честно говоря, товарищи, сильное у нас было сомнение: подвел Звонцов наш коллектив, стоит ли такого брать на поруки? Не дорог ему оказался наш коллектив, наплевал он нам в душу, как негодяй последний.

В зале было так тихо, что Звонцов ясно услышал доносившиеся откуда-то из глубины зала приглушенные всхлипывания. Значит, мать действительно здесь… Он хотел достать платок, чтобы вытереть пот, выступивший на лбу, но не решился.

Вот, сейчас Курдюмов уйдет, и он останется здесь совсем один на виду у всего завода, знакомый и в то же время чужой всем, здесь сидящим.

Но мастер не уходил. Он поднял на лоб очки и рассматривал какую-то бумагу.

— Долго мы спорили на собрании, но к решению взять Звонцова на поруки пришли единогласно. Часто бывает так, что, когда человек впервые совершает проступок под чьим-то пагубным влиянием или по собственной глупости, для него еще не все потеряно, он еще может исправиться, стать честным человеком. Так неужели мы, коллектив наш, окажется слабее, чем тот же Раздолин или ему подобные, неужели в борьбе за нового Петра Звонцова мы не выйдем победителями?

Когда мастер, ни на кого не глядя, осторожно спускался со сцены, зал неожиданно взорвался шумными рукоплесканиями, заставившими Петра вздрогнуть. Он обвел взглядом переполненные ряды, и что-то повернулось у него в груди. Нет, это не ему хлопали люди, каждый из которых был ему знаком, и не Курдюмов был причиной этих аплодисментов.

Не только трое судей, сидевших за столом президиума, а завод решал сегодня судьбу токаря Звонцова и, уверенный в себе, способный заставить Звонцова выполнить это решение, отдавал должное своей силе и уверенности.

Роман Александров

„Дружина обходит участок"

Редактор О. Д.Сергеев

Художник Ю. А. Цишевский

Художественный редактор И. Ф. Федорова

Технический редактор Н. Л. Щедрина

Корректор Ю. С. Захарова

Сдано в набор 13/1 I960 г. Подписано к печати 6/11 1960 г. Формат бумаги 84 х 108¹/₃₂ Объем: физ. печ. л.1,5; условн. печ. л. 2,46; учетно-изд. л. 2,57.тираж 200 000.

А-00723. Цена 60 коп. Заказ № 51

Госюриздат — Москва, Б—64, ул. Чкалова, 38–40.

Первая Образцовая типография имени Д. А. Жданова Московского городскою Совнархоза. Москва, Ж — 54, Валовая, 28