Вот год я не была никому интересна, а тут за пару дней полный аншлаг.

Непросто сохранять достоинство, когда душа в пятках. Я закрыла аптеку на ключ, повесила табличку «Перерывъ» и посеменила домой. Не успела все равно. С черным мундиром я столкнулась на выходе из лавки.

Офицер был сердит и несколько смущен.

— Позвольте представиться. Татищев, Пётр Николаевич, поручик Его Императорского Величества шестой резервной артиллерийской бригады. — и даже каблуками щелкнул.

— Нечаева, Ксения Александровна. — теперь я уже умела протягивать руку правильно.

И он тоже умел правильно ее целовать.

— Ваш… опекун рассказал о моем неподобающем поведении намедни. Я должен лично принести извинения Вам.

Опекун? Это самая тактичная форма того, что люди говорят о моих отношениях с купцом Калачёвым. А вот пауза намекает, что и о других версиях Пётр Николаевич тоже осведомлен.

— Это не страшно. Вы были не в себе, но все прошло. — Я не знаю, как быть еще деликатнее в данном вопросе. — Уходя, Вы оставили некоторые вещи…

Не можем же мы выбросить его уставное оружие. А он правильно понял, ибо побагровел.

— Сможете подождать?

— Сударыня, я к Вашим услугам.

— Я позволила себе разрядить Ваш револьвер…

В салфетку были завернуты отдельно патроны, деньги и собственно оружие. Он чуть подрагивающими пальцами зарядил револьвер, уложил его в кобуру. Деньги увидел, покраснел, брать не стал.

— И снова я Ваш должник, Ксения Александровна.

Наутро я опять получила букет. На этот раз ромашек. То ли поручик Татищев поиздержался, то ли эти цветы что-то означают. Я покопалась в семейной библиотеке, но не нашла ничего вразумительного, зато обнаружилась чудесная книжица «Правила хорошего тона на все случаи жизни». Прочитала, прикинула, покраснела и закрыла. В обеденный перерыв решила выбраться в большой мир, взяв в провожатые Данилку. Авдей книжки не любил и внятного ответа о местоположении соответствующей лавки не дал. Мы дошли почти до Волги, посетив наконец первую книжную лавку Саратова, открытую еще в началеXIX века купцом Вакуровым. Тут я прикупила себе за огроменные 2 рубля книжицу «Азбука цветов», а проводнику своему за усердие «Этюд в багровых тонах» малоизвестного английского писателя.

— Ксения Ляксандровна, а офицер к нам так и будет ходить? — парня разрывало от любопытства и те два дня тишины он просто превозмогал себя.

— Не знаю, Данилушка, не знаю. — я потрепала рыжие вихры. — Думаю, быстро ему надоест.

Давненько я так не ошибалась.

В книжице моей, кстати, говорилось, что лилии — это к извинению, розы — к симпатии, а ромашки — к невинности. В общем, понимай как знаешь.

Всю Святую неделю я получала букеты. К субботе терпение Фрола лопнуло.

— Вечером гулять пойдем, Ксения Александровна.

Я аж перо выронила.

— Извозчика возьмем и поедем в городской парк.

Опаньки. Прошлой весной у всех крыша устойчивее была, а сейчас прямо чудят наперегонки.

— Фрол Матвеевич, мы с Вами вдвоем поедем? — может и мне по погребку-то погулять в поисках чего покрепче?

— Нет, Антона Семеновича возьмем. Или Вам еще кого пригласить хочется? — неожиданно сурово вопросил он.

— Нет-нет. Пойду собираться. — я тихой мышью скользнула наверх.

Вот он, мой первый общественный выход. За год я не так уж много времени провела в обществе. Помимо визитов в церковь и полузабытых прогулок с Анфисой Платоновной несколько раз ходила с Феклой на рынок, да по магазинам, остальное же время паучихой сидела в лавке и строила наполеоновские планы, где особо одеждой не заморачивалась. То есть одевалась я скромно, чопорно, соблюдая нормы траура по папеньке, потом по Анфисе Платоновне. Носила глухие темно-серые платья без избыточной отделки. А тут прогулка!!!

Я полезла в любовно собираемый сундук, где хранила свои сокровища, откопала чудное лиловое платье из шерсти с драпировкой спереди и фееричным нагромождением ткани на попе. Этот всплеск дизайнерской мысли венчала тальма густого черничного цвета с лиловым орнаментом по подолу. Судя по всем рекомендациям из книги о хорошем тоне, именно такой наряд и пристало носить сиротке из хорошей семьи. На голову шляпку фантази того же цвета с брошкой из закромов — вот они у меня были в дефиците, потому как стоили огромных денег, заказывались задолго и смысла я в них особого до сих пор не видела. Особенно вот в этом изящно смятом куске бархата, который только волей Провидения и четырьмя заколками держался на затылке. Не забыть бы сумочку и перчатки.

Мое преображение не было столь уж радикальным — прическу кардинально менять не получалось, да и роскошно выглядеть не стоило, но Фрол, наряженный в тот самый губернаторский костюм, долго смотрел на получившийся результат, потом хмыкнул, достал батюшкины часы из жилетного кармана, щелкнул крышкой и скомандовал.

— Едем, Ксения Александровна!

Да практически «В Яр, к цыганам!».

Городской парк претерпел очень много изменений за свою полуторавековую историю. Это я и так понимала, но не увидеть колеса обозрения при входе оказалось очень непривычно. Из знакомого я только каналы и пруды нашла. Парк намного просторнее, чем мы привыкли, нет еще шумных аттракционов, высоток, загораживающих небо, и асфальта, зато белочек — в изобилии.

В честь праздника выстроены деревянные карусели, на помостах еще какие-то увеселения, а мы чинно прогуливаемся втроем. Антуан переживал самые сложные чувства. С одной стороны, я вообще мешала ему в общении с Фролом, с другой — оказалась забавным развлечением для его приятелей, и тут же блеснул шанс избавиться от меня навеки, сплавив замуж. Поэтому сегодня я слушала комплименты от него под сопение Фрола. Удивительным образом нам удалось встретить очень много знакомых, все же Саратов был большой деревней всегда. Практически весь пасхальный набор гостей, кое-кого из моих клиенток (те сдержанно кивали или вообще не удостаивали меня вниманием) и множество дорогих друзей Фрола, которые оценивающе пробегались по мне взглядом и явно калькулировали затраты.

Улыбка уже окостенела на лице, особенно от того едва уловимого пренебрежения, с которым нашу группу встречали добропорядочные преуспевающие горожане. То есть среди разночинцев мы еще терпимо смотрелись, а вот для купцов первой гильдии — явно вульгарно.

Появление поручика Татищева не упростило мое положение, но оживление точно внесло.

— Приветствую Вас, Фрол Матвеевич, Ксения Александровна! — Он кивнул шефу, прикоснулся губами к моей ладони. Поцелуй получился чуть более долгий, чем в первый раз, а прикосновение явно более нежным.

Хоть Фрол и напрягся, но пришлось знакомить офицера и с Рябинкиным, и с прочей компанией. Но он словно не замечал неловкости, окутывавшей наш коллектив, взял букетик ландышей у подбежавшей девочки-цветочницы, который я с легким смущением приняла. Положительно, я не знала, как себя вести. То есть в своем времени я бы сходила с ним в любимый клуб, возможно, не один раз. А тут любой жест трактуется неизвестным мне способом, и я уже явно совершила множество ошибок. Да и что ему от меня нужно?