— Таперича окна поменяет и надолго запомнит, что язык надо за зубами держать. — потирая ухо бормотал Авдей.

— А если бы поймали вас? — воспитательница из меня выходит пока никудышная. — Матерям-то ой какая радость вас в исправительном доме навещать.

— Ха, попробовали бы. Если из рогатки с соседской крыши, то там не видать. — поделились со мной профессиональными секретами, и прыснули в разные стороны.

Как про то прознал Фрол, я не в курсе, но откуда-то парни получили по рублю и отправились их тратить на каруселях.

Весна активно вступила в свои права. Цвела сирень, чей одуряющий аромат сочился сквозь окна, по утрам я просыпалась от птичьего пения, а по вечерам одолевало томление. Даже начала иным взглядом смотреть на Фрола — вдруг получится разбудить в нем бисексуальность и таки свить гнездо. Данилка пропадал по ночам и утром возвращался с зевотой и опухшими губами. Авдей сох по старостиной дочке и все заработки тратил на ленты и прочие сувениры.

В театре поставили «Ромео и Джульетту», но после четвертого представления юный гимназист и курсистка Мариинского института благородных девиц отравились мышьяком, и спектакль со скандалом закрыли. Теперь давали водевили. Провинциальное любовное сумасшествие охватывало все больше жертв.

В офицерской среде участились дуэли, благо теперь их официально разрешили распоряжением военного министра Ванновского. «Бельевых» заказов у нас было на весь май с избытком. И тут-то мне случилось встретить отца Нафанаила.

— Благословите, батюшка. — я прикоснулась к его руке, дождалась крестного знамения и проводила его к нам в лавку.

— Храни Господь, дочь моя.

Уж насколько легкомысленным бы не был священнослужитель, но этот визит был вопросом времени. И мне нужно было любой ценой не допустить оглашения подозрений. Пока мы молчим — догадки можно игнорировать.

Любой ценой, Ксюша.

— Отец Нафанаил, уж и не знаю, как начать.

— Да уж начинай, с Божьей помощью. — он отхлебнул ароматного чаю с имбирем.

— Вам не кажется, что эта весна как-то слишком сводит с ума жителей города? — я дождалась кивка, и с воодушевлением парашютиста продолжила. — В головах непонятно что, намедни вот почтовый служитель Катусов мне такого наговорил… — я пустила слезу. — Будто бы я… и Фрол Матвеевич… И он… меня… со мной…

Мне подозрительно легко стали удаваться крокодиловы слезы.

— И вы же знаете, что я никогда… И Фрол Матвеевич — достойнейший человек… А теперь этот Катусов слухи всякие распространяет…

Батюшка погладил меня по голове. Добрый человек, светлый. Грех такого обманывать. Поэтому просто переключим интерес.

— Бог милостив, все уладится. — приговаривал он, успокаивая.

Я шумно всхлипнула, промокнула платочком слезы и продолжила.

— В такое время нужно что-то основательное, серьезное, особенно деткам. Вы же слышали, какая трагедия приключилась?

— Души свои бессмертные погубили несмышленыши. — горестно вздохнул мой собеседник. — И нет отныне ни им Царствия Небесного, ни родителям успокоения в молитве.

Мы дружно перекрестились.

— Скоро почитание святых Петра и Февронии Муромских?

— Да не скоро. Июня 25-го дня, сударыня. Да и святые они — местночтимые.

Конечно, доживи ты лет до ста восьмидесяти — увидел бы, как их в индустрию превращают по всей стране.

— Это ж какой пример подрастающему поколению — и любви, и брачной верности. — на мой взгляд, не самые трогательные персонажи, особенно князь, стремившийся увильнуть от брака, но работаем с тем, что есть. — Можно было бы устроить благотворительный спектакль с сиротками по житиям их. Только чтобы до Петрова Поста успеть. Как раз у людей мысли с глупостей на вечное переключатся.

— Да как-то это…. - ошеломленно проговорил батюшка.

— А Вы подумайте — детки показывают сцены из жизни святых, у взрослых сердца умягчаются. Митрополиту может понравится… Со своей стороны, мы поможем с декорациями.

— После воскресной службы подойди ко мне, дочь моя, поговорим. — и ушел, погруженный в раздумья.

В общем-то не было у бабы забот — купила баба порося. Но если мне хочется как-то продемонстрировать свою добропорядочность, то пора.

— Фрол Матвеевич, к нам тут отец Нафанаил заходил. — как бы между прочим обронила я за ужином.

— Чего хотел? — нахмурился купец.

— Поговорили мы о падении нравов и общей весенней одержимости.

— О чем — о чем?

— Спектакль детский можно сделать по житиям святых. Я предложила декорации сделать. Мальчики помогут, если что.

— Это можно. — степенно проговорил шеф и вернулся к трапезе.

1 мая 1894 года я была представлена матушке Таисии, настоятельнице детского приюта. Нельзя сказать, что мы прямо сильно понравились друг другу, но общий язык найти смогли. Фрол Матвеевич с ней был знаком еще с первого нашего кулинарного конкурса, и сердце монахини растопил именно он, а вот идеи декораций были моими.

И вот мы с мальчиками принялись за дело. Купец Печатников пожертвовал нам рулон холстины, Фрол оплатил краски, так что с материалами повезло. Рисовали ветхий дом в деревне — тут неожиданно выяснилось, что у Авдея недюжинные таланты в изобразительном искусстве. Потом княжеские палаты в Муроме, монашескую келью. Добыли лодку и натянули сеть, имитирующую воду для сцены изгнания княжеской четы. Инокини Мария и Феодора, приставленные к написанию сценария, одобрили наши труды.

Параллельно с этой работой, выполняемой преимущественно по ночам, я продолжала тихо врачевать, промышлять в лавке, дремать в аптеке, потому что очень сильно хотелось спать. За неделю закончили, а я похудела килограмм на пять.

В воскресенье после службы пришел отец Нафанаил, и на заднем дворе мы демонстрировали свои достижения. Монахини привели полдюжины детей, мои мальчишки сыграли роли бояр, что особенно понравилось Авдею. Я вздохнула, распечатала закрома и пригласила фотографа на генеральную репетицию. Там сделали рекламные фотографии отдельных сценок, по одной потом отдали Авдею и Данилке для родителей. Те даже на Рождество так не радовались.

Я отдышалась только к сумеркам, подбивая итоги в лавке. Выручка росла не так, как хотелось бы, хотя в эти дни мы привлекали любопытствующих, но общая увлеченность постановкой не очень хорошо сказалась на основном деле.

Перо вконец измочалилось, а идти за новым было откровенно лень. Цифры сливались в единую массу, и я почти засыпала на своем месте, когда в закрытую дверь постучали. Мы не практиковали ночную торговлю, но я все же поднялась и подошла к тяжелой двери со стеклянными вставками. Силуэт на пороге кого-то мне смутно напоминал.