Старик-ремонтник крякнул, делая большой глоток кофе.

— Агент на корабле молчит. Прошло уже достаточно времени, чтобы я советовал отменить операцию. Стоит признать, что и в этот раз у нас ничего не получилось.

— Пока что приказы тут отдаю я, — ледяным тоном сказал старик, не поднимая взгляда на собеседника. — Какая именно информация последний раз поступала с Астарты?

— С тех пор, как капитан обновил команду, никаких. В том числе, и от нашего агента на борту. Мы не знаем, получилось ли у него выскрести из корабельного искина хотя бы записи о последних полетах, не говоря уже о том, чтобы у него появилась информация, которая нам нужна.

— Агент жив?

— Да, его видели сегодня.

— Значит, операция продолжается, — удовлетворенно выдохнул дым старик. — Пока есть хотя бы один шанс, я не отменю задание и не стану давать приказ на включение режима уничтожения у агента.

— Голова капитана Ричмонда — это не корабельный искин, — обиженно поджал губы очкарик. — Может потребоваться время.

— А мы торопимся? — удивленно взглянул на него старик. — Лично я — нет.

Он сладко улыбнулся, глубоко затягиваясь дешевым табаком. Окурок почти обжег ему пальцы, когда старик все же смял его в пепельнице.

— Я просто думал, что… — смутился молодой человек.

— Приказа думать я тебе не давал, — отрезал старик. — Без тебя умных до хрена, сопля инкубаторская. Думать он тут решил, блядь, посмотрите на него!

Интеллигент покрылся красными пятнами, но промолчал.

— В общем, так, — жестко произнес старик, — Ждем вестей от нашего агента. Рано или поздно он выйдет на связь. Я не верю в то, что он внезапно начал проявлять участие или перешел на сторону капитана Астарты, а это значит, что он с нами свяжется. Надо дать время на адаптацию, время на полное сращивание вложенных программ и распаковку спящих модулей. Слишком рано пока хоронить мертвецов.

Старик мерзко захихикал. Внезапно он резко встал и поплелся к выходу, переваливаясь с ноги на ногу, словно инвалид. Со стороны могло показаться, что у старика вместо ног протезы, или что он безумно устал со смены в ремонтных доках. На самом деле и то, и другое было почти правдой.

Кацман открыл один глаз. Судя по его ощущениям, это был третий глаз, возникший прямо посреди лба и обозревающий обстановку с высоты тонких миров. Боцман вслепую потянулся за бутылкой местного самогона из еловых опилок и птичьего помета, нашел емкость и лихо опрокинул ее в рот.

Во рту не появилось ни капли живительной влаги. Так и не разлепив ни одного глаза, Джек потряс бутылку в рот, даже облизнул горлышко, но, убедившись в бесполезности своего занятия, разом открыл оба глаза.

Неяркий свет технического отсека показался боцману солнцем Магарры, вошедшем в зенит, и ослепляющим своими жестокими бело-голубыми лучами.

В голове тут же появилось тиканье часов, отмеряющих последние секунды жизни боцмана. Взгляд осоловевшего бедолаги уперся в кривую и помятую этикетку на бутылке, которую он все еще продолжал держать перед раскрытым ртом.

— «Jack Daniels», — хриплым шепотом произнес он, читая надпись, — тезка, значит. И чего ж ты такой жестокий, а?

Кацман страдальчески отшвырнул пустую тару в угол, где та звонко ударилась о своих стеклянных соседок.

«Надо прибраться перед стартом, пока мне Рик яйца не расколол», — подумал боцман. Голова тут же протестующе отозвалась треском и помехами, как испорченный тахионный маяк планеты.

— Блядь!

Кацман смачно плюнул себе под ноги тягучим сгустком желтоватой слюны, добавив еще пару крепких выражений, многоуровневости которых позавидовал бы и сам капитан.

— Какого хрена эта дура вытащила меня из-под грузового подъемника? — забормотал боцман, лихорадочно обшаривая свое временное пристанище в поисках заначки. — Все так хорошо шло, если бы не эта идиотка с ее программами защиты экипажа.

Исторически сложилось так, что Джек Дэниэлс Кацман не страдал тяжелыми запоями исключительно в рейсах. Рассудительности при этом боцману хватало на троих, профессиональные навыки его не страдали, а точность удара в челюсть, как и его сила, оставляли далеко позади всех конкурентов. Кацман бил редко, но только один раз и наверняка. Если он понимал, что не свалит противника, у него было два варианта: делать ноги, в чем изрядно помогало чутье крови евреев Восточной Европы, или брать в руки предмет потяжелее и повторять попытку.

Первое, однако, случалось чаще. Зато второе было фатально.

Кацман перерыл все укромные уголки, заглянул под лежанку, и, сев на пол, обхватил голову руками. Длинные спутанные волосы неопределенного цвета плавно закачались сосульками из стороны в сторону.

— Ебтыть меня в макушку, какого хера делать-то теперь? — страдальчески хрипел боцман, лишенный опохмелки на этот день. — Не к Уискер же идти за спиртом. У нее-то есть доступ в медотсек, но там же вечно курит этот глист в халате.

Врача боцман не любил только с похмелья. Впрочем, в этом состоянии он вообще никого не любил, а особенно, себя. Мутные глаза боцмана то и дело моргали, по белкам, приобретшим желтоватый оттенок, проходили ниточки красных лопнувших сосудов, а пальцы и сами руки судорожно тряслись до самых локтей, что никак не добавляло голове покоя.

— Убью, — зарычал он, ни к кому конкретному не обращаясь. — Всех убью, — решил он уточнить в пространство.

Джек поднялся на ноги и, пошатываясь, пошел прочь в свою каюту, придерживая для верности падающие стены.

«Давно говорил капитану, что у нас все переборки сгнили, — думал он, — так тот пока сам не провалится, нихера не обратит внимания».

Обозревая окрестности красными бычьими глазами, оставляя позади себя слоистое амбрэ из перегара и немытого тела, боцман дошел до своей каюты, в которой бывал только в рейсах. На стоянках он перебирался в самые дальние уголки корабля, обосновывался там, вил себе гнездо, и высиживал яйца до самого отлета. Как Джек умудрялся трезветь ровнехонько к старту, не знал даже капитан. Впрочем, сам Джек этого тоже не знал.

По дороге боцман припомнил, что принудило его накануне уничтожить даже запас опохмелина, и картинка, всплывшая в его голове, заставила Джека скривиться еще больше, чем от звона в черепе.

Дело в том, что он вчера решил заседать на открытой палубе, совмещая приятное с полезным, распитие паленого самогона, гордо именуемого «виски», с мелким ремонтом текущих проблем. На «Астарте» всегда тянулся вялотекущий ремонт, замена деталей или простое превращение совсем негодного во что-то еще годное.

Как раз под конец первой бутыли боцман и приметил на экранах, где шла картинка с внешних датчиков корабля, двух девушек, следующих на приличном расстоянии от приближающейся к шлюзу Анны. Рядом с Анной тащился, путаясь в конечностях, какой-то серо-желтый дохляк, постукивающий зубами так, что, казалось, это было слышно даже из рубки управления.

Джек успел заметить только то, что у одной из девушек были длинные волосы, а у второй короткая стрижка, но вот поведение парочки мало напоминало ему крепкую лесбийскую любовь.

Военную выправку длинноволосой не скрыла даже темнота стояночной площадки, да и вторая девица двигалась на удивление плавно и профессионально, избегая прямого попадания под камеры или датчики «Астарты».

Паранойя боцмана, заставляющая его топиться в бутылках на стоянках, с потрохами сожрала его сознание. Заслышав, как в рубку кто-то идет, боцман лихо смотал удочки, даже не пожелав проверить, кто именно приближался.