– Папе не говори об этом, ладно? – попросила я брата. – Женька ему и без того никогда особо не нравился. Пусть лучше думает, что у нас все само собой на разлад пошло.
– Хорошо.
Ближе к обеду, когда папа в свой единственный выходной день выспался, мы собрались все на кухне. Она была светлая и просторная. Коля говорил, что мама всегда мечтала о такой: в старой квартире, еще до моего рождения, кухня была маленькая, темная и захламленная грудой всяких железяк. Она никогда не говорила папе, как ей хотелось пространства, зато говорила об этом моему брату. И когда папа встал на ноги, зарабатывая приличное состояние, мы позволили купить себе новую квартиру: именно такую, о какой мечтали когда-то все вместе, сделав такую кухню, которую хотелось моей маме.
Воскресение был единственным днем недели, когда мы могли собраться все вместе за завтраком, иногда за обедом и чаще всего за ужином. Именно тогда папа интересовался нашими делами, спрашивал о школе и просто отдыхал от тяжелых и напряженных рабочих дней.
Впрочем, как оказалось впоследствии, не всегда его рабочие дни выдавались такими уж тяжелыми. Просто мы, зациклившись на самих себе, совсем не обращали внимания на папу, вследствие чего произошли некоторые события.
Сегодня папа не интересовался нашими делами – вместо этого он рассказал нам то, отчего, наверное, волосы могут встать дыбом. Этого, конечно, не произошло, но я была удивлена не меньше брата, сидевшего с открытым ртом.
– Я надеюсь, что вы оба, люди уже взрослые, не будете препятствовать мне, – сказал он. – Потому что я встретил женщину, к которой питаю теплые чувства. Она прекрасна, она меня понимает и любит, может быть, не той юношеской прекрасной любовью, которой мы любим в молодости, но все же любит так, как только может. Ее зовут Светлана Валерьевна. Я не хотел все это говорить раньше. Думал, что вы будете обижаться из-за мамы…
– Что ты, пап! – тут же воскликнула я. – Наоборот, мы за тебя очень рады!…
Я толкнула локтем Колю, и он тоже добавил что-то невнятное. Впрочем, братец находился в глубокой задумчивости, и не был способен произнести осмысленную речь.
– Вот и хорошо. Я уверен, Света вам понравится! Она добрая, милая женщина, и уже давно очень хочет с Вами познакомиться. Я пригласил ее к нам в гости, через пару дней. Я думаю, всем вам пора познакомиться друг с другом.
– Конечно, – тут же согласилась я.
– И еще у Светы есть дочка, – продолжил папа. – Ее зовут Оксана. Насколько я помню, она всего на год младше тебя, Ира. Хорошая девочка, всегда такая приветливая и дружелюбная, помогает Свете по хозяйству. Правда, больше она похожа на своего отца, но это ее вовсе не портит.
– Вот и хорошо! Пусть приходят вместе. Я думаю, что мы легко найдем общий язык!
На том и решили. Чуть позже папа снова уехал на фирму. Как он сам говорил, 'на пару часиков'. То была вечная отговорка. Папа – это, наверное, пожизненный трудоголик. Он не мог без дела шататься по дому, просто отдыхать и заниматься 'ничегонеделаньем'.
Мой оптимистичный настрой сохранился и до обеда, и я даже перезвонила Коте, которая так и продолжала ждать всех подробностей до мелочей. В итоге мне пришлось выдумать несуществующего парня, несуществующий между нами диалог (я просто представила себе, как Котенок отнесется к тому диалогу, который был между мной и Киром, и решила ее этим не тревожить). В конце концов, подруга созналась, что судя по-моему рассказу, парень был и правда скучным. Я была счастлива, что моего вранья не заподозрили. Потом я рассказала ей, что Женя просил встречи в пять часов дня. Она долго думала, в чем же может быть дело, а вот я на сто процентов была уверена, что он будет выяснять, кто вчера разговаривал с ним с моего телефона. Я долго думала, что бы мне такого ему ответить, но потом решила, что не буду отпираться. Я прямо расскажу ему, что вчера увидела его с другой девчонкой, что сама я тоже далеко не святая, что есть один человек, который мне более небезразличен, чем он, Женя. И да, с этим парнем я иногда оставалась на ночь, хотя, вообще-то, на самом деле так и не стала женщиной.
Брат с интересом посмотрел на меня, когда я собралась и ждала в зале пяти часов, выглядывая из окна. Жени до сих пор не было, а я не собиралась ждать его первой. Разговор нужен ему, а не мне. Возможно, это звучит слишком по-детски, но это был мой характер. Не совсем идеальный, как я уже говорила, и немного капризный. Но другой меня бы уже представить никто не смог, да я и сама не хотела меняться. Вот такой вот я большой ребенок, не желающий становится кем-то взрослым.
Вот мотоцикл притормозил у подъезда, и я увидела Женю. С тоской подумала, что этого транспортного средства мне будет не хватать. Сразу вспомнила, что когда мы еще не встречались, когда он просто за мной ухаживал, тогда на второе свидание, кажется, он приехал за мной на мотоцикле. Я долго и упорно сопротивлялась ему, говорила, что никогда не ездила на этом монстре и пока не собиралась прощаться с жизнью. Признаюсь, мне было жутко страшно, хотя я очень хотела покататься на нем. В конце концов, Женя просто меня поцеловал. Да, это был первый поцелуй, такой робкий, нежный, странный. И мне было очень неловко, но его очаровательная улыбка развеяла все мои страхи. Поэтому я больше не пререкалась, а спокойно села на "монстра". Это был лучший день, потому что мы почти не сводили друг с друга влюбленных взглядов. Я просто была счастлива, наслаждаясь его присутствием. Тогда вечером он привез меня, второй раз поцеловал и сказал самое главное – я люблю тебя!
Воспоминания больно кольнули сердце, и против воли одна маленькая слезинка все-таки скатилась по моей щеке. Это были лишь воспоминания, и я знала, что больше никогда уже не сяду на этого монстра, знала, что Женя больше не повторит этих прекрасных слов. Я знала, что эти воспоминания – мое прошлое. Да, вчера я сломалась внутренне и теперь меня переполняет злость-ненависть! Но так даже хуже. Как бы я просто хотела забыть своего единственного любимого человека. А я понимала, что забыть того, кто был тебе так дорог, не так-то просто.
– Ира, ты уверена, что хочешь расставить эти проклятые точки над "i"? – спросил Коля, который так и не сводил с меня тяжелого взгляда. Ему было обидно за меня, я это знала.
Я слабо улыбнулась брату, незаметно смахнув слезу со щеки.
– Так надо, – пробормотала я. – Ничего, думаю, разговор будет коротким!
И я спустилась вниз. Шла с седьмого этажа пешком. Нет, лифт работал. Просто я оттягивала момент нашей встречи и пыталась прийти в себя и сделать такой вид, будто я уверена во всем происходящем. Я хотела, чтобы он не увидел моего пустого взгляда. Я не хотела быть потерянной при нем.
– Привет, – сухо поздоровался он, когда я подошла к нему.
В горле образовался неприятный комок. Это сухое 'привет' разрушило все, что осталось от моих надежд и мечтаний. И я уже знала, что ничего не будет прежним. Я знала, что остается играть чувствами, остается заставить себя забыть этого человека и перестать чувствовать к нему что-либо.
Я так же сухо кивнула. Даже рта не раскрыла. Мне показалось, что вместо 'привет' вырвется душераздирающий крик. Не хотелось казаться при нем жалкой. Он и так видел меня насквозь. Мы слишком хорошо знаем друг друга, чтобы можно было что-то скрыть за маской безразличия. Поэтому я не была удивлена, когда в его глазах видела вселенскую злость и почти ненависть ко мне. В этих глазах не было ни намёка на боль или любовь. Не было никакой любви, как же я раньше не замечала этот пустой взгляд. Я осталась для него игрушкой, которую можно позвать к себе, хорошо провести с ней время и отпустить. Я игрушка, которую приходилось каждый день встречать со школы, от которой приходилось выслушивать кучу ненужных слов. Игрушка, которую каждый день приходилось целовать, игрушка, от которой было так тяжело избавиться. В одночасье эти мысли пронеслись передо мной, и я поняла, что теперь переполняющая меня ненависть делает меня гораздо сильнее.