Николай Владимирович пробежался глазами по строчкам, крякнул, дочитав до имени избранницы и с изумлением уставился на друга.

— Неужели?

— Ксения Александровна оказала мне честь согласием. — ответил статский советник.

— И ты молчал? — граф вышел из-за стола, обнял Тюхтяева, расцеловал. — Не прошло и года!

Это оказался превосходный повод для бутылочки коньяка и задушевной беседы.

— И как же ты ее уломал? — поинтересовался начальник, когда содержимое штофа пошло на убыль.

Тюхтяев промолчал. Нельзя же озвучивать, что соблазнил вдову его сына.

— Это вы тогда уже женихом и невестой приходили меня спасать?

— Еще нет. — статский советник попытался взять себя в руки и не вспоминать ни возбуждение от ее поцелуев, ни страх за ее жизнь, который тогда обдавал ледяной водой.

— То есть ее нужно было просто напугать и спасти. — резюмировал Татищев.

— Не стоит ее пугать. Она ранимая очень. — проговорил жених.

— Михаил Борисович, ты на моей Ксении женишься, или на какой посторонней тезке ее? — съехидничал друг.

— Она напоказ только бравирует отвагой.

— Хорошо тогда, что именно ты откопал эту ее глубоко запрятанную ранимость. — граф поднял очередную рюмку. — За вас. — опрокинул, выдохнул. — Когда свадьбу делать будем?

Тюхтяев удивленно понял, что кроме принципиального согласия на брак и отказа от переезда с Климова переулка больше ничего и не знает.

— Отлично, я Ольге скажу, ее хлебом не корми, дай праздник устроить.

На следующий день Тюхтяева встретили настороженно.

— Ксения Александровна, в пятницу в Мариинском театре дают премьеру. Его Сиятельство c графиней приглашают нас присоединиться. — произнес он в начале трапезы, слегка косясь на ее дергающийся глаз.

— То есть вот кого мне нужно благодарить за утренний визит графини Ольги с кучей проектов моей свадьбы? — в голосе ранимой хрупкой женщины отчетливо звучали стальные нотки.

— Все прошло не очень хорошо? — осведомился он, отодвигая подальше тарелку. Судя по тому, как она осматривала приборы, прикидывала, что бы метнуть попроще.

— Вроде того. Вы могли бы сам озвучить свои пожелания, а мне эта пафосность не очень нужна. — все же выдохнула.

— Доверяю Вам в этом вопросе полностью.

— Тогда 12 января. Я с пяти лет мечтала о зимней свадьбе. Чтобы был снег, все белое. Фотографии красивые получаются.

Тюхтяев не был уверен, что полчаса простоять на морозе в одной позе — разумная детская мечта, но современные технологии позволят им обойтись без чахотки.

— Хорошо, если это Ваша мечта. — она просияла, подбежала к нему и обняла.

Через пару минут Тюхтяев сильно пожалел, что в октябре не выпадает снег, потому что, когда один острый язычок выписывает нечто невероятное на вашей шее, ждать до января как-то слишком долго.

Театр оказался ужасным решением. Во всех отношениях. Газеты потом писали, что пьеса не удалась, драматург обвинял режиссера и актеров в непонимании замысла, актеры не разделяли восторга от материала, а режиссер проклинал всех. Но сам Михаил Борисович как раз к труппе, режиссеру и драматургу претензий не имел. Они единственные, кто не угрожал его сокровищу.

Сокровище нашло самое декольтированное из возможных платье, затянуло корсет так, что стало напоминать рожок с мороженым, и пусть вместо посыпки ожерелье с камнями, но ему было очень жарко. В ложе женщины сидели впереди, он за ее спиной, но после первого уроненного платка, когда при наклоне она буквально выпадала из наряда, понял, что представление обещает быть долгим. Четыре действия, три антракта. Сотни людей, из которых более половины — мужчины, и всем видно почти все. Намеков на то, что прохладно осенью, а зал плохо протоплен, она не понимала, а если и мерзла, то просто просила еще один фужер шампанского. А как щебечет со всеми и вся! Оказалось, что она представлена множеству людей, и все это множество поедает глазами ее… драгоценности. Даже молодой Монтебелло помахал из своей ложи. Шампанского прислал, знает ее слабости. Лучше бы она ему тогда козла оставила, причем привязывали бы к кровати двуногое. А эта женщина знай играет веером, кокетливо поглядывает на него. И понятно, что только на него, но все равно непросто. Во втором антракте терпение его лопнуло, и в темный ночной город полетела первая записка. В третий антракт — еще две. Тем временем распаленная алкоголем Ксения вспомнила, по какому поводу мы тут все собрались и начала негромко, но едко комментировать умственные способности и моральный уровень персонажей, а ведь только включилась в сюжет. Граф, всегда ценивший хорошие шутки и недолюбливающий театр, был в восторге, практически полностью разделяя мнение родственницы, и лишь графиня Ольга ворчала на всех троих. Тюхтяеву досталось за отсутствие контроля за невестой, Ксении — за цинизм и развратность, графу — за солдафонские шуточки. Родственники переглянулись, состроили такие гримасы, что самому Тюхтяеву захотелось застрелиться вперед Трепова.

Когда пришло время разъезда, графиня Ольга распрощалась с ними весьма холодно, зато граф облобызал Ксению, они еще раз прошлись по концовке пьесы, потрепал по плечу друга и посоветовал держаться, мол дальше будет веселее.

Экипаж приехал тот, который и заказывал, а Ксения не сразу поняла, что вечер перестал быть томным. Поначалу она косилась на спутника и продолжала шутить.

— Вам понравился спектакль? — она продолжала играть веером.

— Не могу сказать, что уделил ему достаточное внимание. — с намеком произнес статский советник. Его идея уже не казалась столь остроумной, как в театре, но надо же было хоть как-то ее встряхнуть.

— А какие прекрасные напитки подавали в буфете! — лучше бы там продавали наряды восточных женщин. Паранджа бы им не помешала нынче. В ней и пить несподручно, и помимо глаз ничего лишнего не рассмотришь.

— Ммм. — он обдумывал что делать, если эта встряска не сработает.

Ксения уже бросила несколько быстрых взглядов на окружающий пейзаж, еще на мосту заволновалась, но держится молодцом, даже не поправляет маршрут извозчика.

Когда лошадь остановилась, обошел экипаж, подал руку, которую она царственно приняла и с высоко задранным подбородком пошла вслед за ним.

Дачу успели протопить и, осветить, но только в холле. Туда же доставили и еду — корзинку с вином и фруктами. Ксения вела себя так, словно с ней подобное происходит каждый первый и третий четверг месяца, а по четным числам — так еще и с разбойниками, кораблекрушениями и тайфуном, что само по себе сбивало с настроения.

— Ксения Александровна, — он аккуратно расстегивал ее шубку. — я, как Вы успели заметить, уже не столь молод, чтобы терпеть подобные выходки.

— А мне кажется, Вы вполне молоды, раз способны на такие романтические жесты. — даже в ладоши захлопала. Неужели этого и хотела? И он сам попал в ее ловушку, так еще и обустроил ее по максимуму.

Смотрит на нее с укоризной, а она словно не замечает и продолжает умиляться сюрпризу. Так ведь и поверит, что он сразу все задумал.

— Вы не ужинали сегодня. И вряд ли обедали, раз ко мне не успели заехать. — вдруг произносит она, ныряет в корзинку, достает виноградную гроздь и медленно, по ягодке начинает кормить его.

Воспитательский запал уже давно стих, и не остается ничего назидательного в этой поездке, но она наслаждается, и это само по себе хорошо.

— Я хотел привести Вас сюда на наш медовый месяц. — Он осмотрелся. По углам теснились тени, единственный подсвечник освещал бутылки, хорошо хоть диванчик нашелся рядом. — Здесь очень красиво. Днем.

Она оставляет в покое еду, зарывается лицом в его ладони.

— Спасибо. Мне очень нравится. — касается запястий губами. — Покажете мне дом?

Он эту дачу присмотрел случайно, ее крайне редко используют для нужд министерства, зато она совершенно безопасна. Правда вот заблудится в переходах не составляет труда. В конце концов через потайную дверь одной из полупустых комнат они случайно находят спальню.