Ночью он поднял нас в три часа и погнал по темени в лес. Я же видела его днем — откуда тут выросло столько лишних деревьев, кочек и камней? Пять часов побегали — вернулись завтракать. После еды я уже прокладывала тропу в постель, но командир приказал заняться строевой подготовкой. И так каждый день. На третью ночь мы сделали себе по кикиморе и теперь таскали на себе еще три кило сухой травы, грязи и мха.

— Люся, ты все еще хочешь за него замуж? — пыхтела я во время внеочередной партии отжиманий.

— Еще. Как. Хочу. Где я ему еще за такое отомстить смогу. — Люська уже даже не скрипела, а квакала.

Мышцы не болели — они словно взрывались изнутри. Но через несколько дней Хакас заменил палки на охотничьи ружья, выдал ножи и накидал в карманы камней — и мы поняли, что начинали с детсадовских условий. К сожалению, нас иногда навещали соседи, и на время их визитов приходилось переодеваться, причесываться, улыбаться и поддерживать светские разговоры, чтобы потом снова влезать в непросохшие доспехи и продолжать садомазохизм. Одно хорошо — мама официально в трауре, так что приемами нас не обременяли.

— Помнишь, какой Федя вернулся? А его жестче, чем нас приложило. — философски заметила Люська, когда мы сидели в засаде. Ну как в засаде — по уши в болоте, обложившись мхом и прорезиненной тканью, чтобы не затекала вода. Тепла это не прибавляло, но хотя бы сухо.

— Что это за хрень? — сестра указала на непонятный предмет в камышах.

Я некоторое время присматривалась, всячески вертя головой, за что изрядно огребла от руководства, а потом немного поскользнулась, ухнулась мордочкой в грязь и уже вылезая поняла.

— Пошли домой. — протянула руку Люське.

— Ты чего? — изумилась она. Доселе я стойко переносила все тяготы курса молодого идиота.

— Надо в уезд за урядником послать. Труп у нас.

Приехали к нам хорошей такой делегацией — пара полицмейстеров, следователь и врач. Памятуя о прошлых контактах с полицией, заставила всех нарядиться максимально пафосно и встречать врагов единой стеной.

— Очень рад с вами познакомиться. Имею честь представиться — коллежский секретарь Братолюбов, Тихон Иванович. — выдал мальчик на редкость благочестивого вида, круглолицый, большеглазый, с льняными кудрями. Раз коллежский секретарь, то стаж службы больше шести лет, а это значит, что ему не меньше двадцати пяти. — Доктор Десятов, Александр Аристрахович. — нам поклонился большеголовый плотный лысый мужчина.

Полицейских даже не представляли, так они и простояли все время в стороне, выполняя функции подай-принеси-сбегай.

Солировать тут пришлось хозяйке дома.

— Шестакова, Анна Степановна, вдова. — она протянула руку, которую покрасневший мальчик неловко чмокнул. — Моя дочь, Людмила Михайловна, и наши гости — графиня Ксения Александровна Татищева из Санкт-Петербурга и сотрудник дипломатической миссии Королевства Греции Димитрос Хакасидис.

Мы раздулись жабами, оправдывая свои высокие звания.

— Вы же недавно приехали? — уточнил растерявшийся мальчик.

— Да, мой покойный супруг скончался летом, и мы всей семьей впервые сюда приехали в начале марта. — мама была очень умеренно приветливой, как и положено скорбящей вдове.

— А гости Ваши? — он оглянулся на мою роскошь и Димино отчуждение.

— Мы все вместе приехали. — холодно бросил дипломат.

Да, у нас такая гастролирующая труппа.

— И что же получилось?

— Мы с Людмилой Михайловной сегодня с утра решили немного прогуляться после завтрака. Погода стоит замечательная, даже не припоминаю такой весны. — мечтательно сообщила я. Где ты, Тюхтяев, сейчас бы мигом разобрался. Хотя, чего это я, надо позвать.

— И вы нашли тело?

— Да, знаете ли, нам показалось, что в камышах какая-то птичка сидит, Захотелось посмотреть — в городе такое не встретишь.

Да, высокомерная, капризная, взбалмошная дура. К таким меньше вопросов.

Вернулся доктор, на этот раз без полицейских — они тащили добычу в телегу.

— Смерть наступила не позднее двух-трех месяцев назад. Причины смерти смогу сообщить после исследования. Извините, дамы.

Он смутился, что женщины слышат такие ужасы. Конечно, пережившие девяностые годы жители России очень впечатлительны. Да и ветеран двух войн тоже.

— Александр Аристархович, а опознать… покойного возможно? — запинаясь, полушепотом уточнил следователь.

— Да и нечего сомневаться. Леонтьев это, Иван Афанасьевич. У него рука сломана была в детстве и срослась неправильно. Я хорошо его помню.

— Спасибо. — и обратившись к нам. — Вам знаком этот человек?

— Нет. — твердо ответила мама.

— А мы только приехали. Даже шансов не было. — прибавила сестра.

Следователь долго мялся, сомневался, а потом все же выдал служебную тайну.

— У нас зарегистрировано несколько исчезновений в прошлом году. Там мещане Леонтьев, Никитин и Фролов, приказчик Тихомиров. Может слышали?

Мы не слышали, но такой мор на мужиков в пределах одного небольшого населенного пункта наводил на мысли.

Самое безумное ее послание. Даже телеграфом воспользовалась. Первым порывом было поехать самому, но не для того он всю авантюру поддержал. Больно, конечно, но потом пройдет.

Впервые на службе было настолько тошно.

После отрывистого стука в кабинет вошел надворный советник Фохт с папкой в руках.

— Здравствуйте, Федор Андреевич. — Тюхтяев изучал вошедшего без улыбки, внимательно, словно лошадь покупал.

— Я должен подать рапорт. — Фохт аккуратно положил лист лощеной бумаги.

— То есть прямо вот в отставку собрались? — Тюхтяев откинулся на спинку стула. С утра сменилась погода и ребра ныли, а без Ксюши он в лекарствах плохо ориентировался.

— Полагаю, это станет наилучшим решением. — лицом холоден, взглядом ершист.

— Девятнадцать лет выслуги. За малыми исключениями — безупречная служба. — Тюхтяев перечислял все по памяти, из чего Федор сделал свои, малоприятные выводы. — Вряд ли стоит ломать такую хорошую карьеру.

Фохт молча изучал угол кабинета.

— А как насчет перевода в другой сектор? Дельце здесь одно нехорошее вышло — с мертвецами, прости Господи. Съездите, ознакомитесь. За местной полицией приглядите. Может и присоветуете что. А там, глядишь, и в следственной части вакансия найдется, раз уж в политике Вы разочаровались.

Все же знает, рыжий аспид. Это ж додуматься — с того света за ней вернулся.

— Как прикажете. Куда ехать нужно?

— В Белозерск, Новгородской губернии.

И смотрит так испытующе.

— Сегодня же и выеду.

— Да-да. Можете быть свободны.

Федор вышел и только за дверью разжал кулаки. А Тюхтяев еще долго не моргая изучал филенку двери. И что-то остро ныло под ребрами. Погода, все-таки, в Петербурге — не очень.

Меньше недели тут живем, а уже надоело все до чертиков. И природа эта никчемная, и погода, которая совсем без ума, и я сама, донельзя уставшая от войны с ветряными мельницами. Только совсем тупой человек не поймет природу внезапно проснувшегося педагогического дара Хакаса — нас, а конкретно меня, сюда сплавили из столицы. Просто с глаз долой. Неужели я так безнадежна?

Дима следил за настроением в рядах и давал нагрузку ровно так, чтобы я падала в постель без сна, но во время пробежек в голове пульсировала только одна мысль. В разных вариациях. От меня избавились. Выслали. Заперли.