— Да, это я, — бледнея, произнес Тобильский.

— Вижу, вижу, что вы. Но откуда? Вот приятная неожиданность!

Владислав молчал. Он не мог говорить. Он был рад ее доброму взгляду и приветливой улыбке.

— Пойдемте же скорее отсюда, — позвала его Ориша и быстро направилась к выходу, чтобы скрыть свою растерянность и неловкость. Теперь он видел ее спину и старый, давно затянувшийся рубец на прямой, красивой шее. «Время идет, а он все не исчезает», — подумал Владислав.

— Они отыскали славный уголок на берегу Днепра, где чьи-то умные руки расчистили площадку и поставили столики. Владислав слушал рассказ Ориши о ее жизни. С еле заметной улыбкой она говорила о том, как ускользнула от начальника лагеря Рогге, а потом была разведчицей, служила в госпитале.

— И вот все кончилось благополучно, — сказала Ориша и улыбнулась. — Наши, наверное, считают, что я погибла.

— Да, Степан Павлович вас разыскивал… — Владислав почему-то не решился сказать, что разыскивал ее и он.

— Где же он?

— На Урале.

— Он хороший, умный человек. Какой смелый подвиг вы совершили, спасая ему жизнь! Вам было так трудно. — Ориша вздохнула. — Ну, а у вас как же?

— Режу, пишу статьи в журналы, преподаю, — глухо промолвил Владислав.

Он не продолжал далее: женился, воспитываю сына…

Он вообще, кажется, позабыл, что минуло пятнадцать лет и со времени их последней встречи могло произойти очень многое. И не заметил, как эта забывчивость постепенно усложняла простоту встречи. Только тогда, когда Ориша сказала: «А мне всегда хотелось знать про вас все», — он опомнился, но было уже поздно. Владислав начал торопливо рассказывать о своей семье, о том, как женился, и несколько раз повторил:

— Не знаю, как это получилось…

И каждый раз после этой мелкой, дурацкой фразы замечал, как холодеет синева Оришиных глаз. Он очень волновался, вытирал платочком вспотевшие руки, и с каждой минутой речь его становилась суше, и сам он себе казался все отвратительнее и гаже. Даже о своем чистом чувстве к ней, о желании во что бы то ни стало повидаться, о том, как летел и торопился, он не смог сказать, просто и задушевно.

— Захотелось повидать старого, друга, — произнес он и сам удивился отвратительной хрипоте своего голоса.

— Что же, желание ваше сбылось, — Ориша сказала это равнодушно и отвернулась к реке, слабо освещенной тусклыми плафонами, установленными на берегу.

— У меня едва хватило терпения…

— О-о, вы сохранили юношеский трепет души, — промолвила Ориша с плохо скрываемой иронией.

Владислав чувствовал, как почва уходит из-под его ног, как все больше отдаляется он от Ориши, но не мог избавиться от пошленьких слов.

— Я ведь все эти годы только и думал о вас, Ориша.

Она резко повернулась в его сторону и посмотрела на него очень внимательно.

— Клянусь вам, это правда… — прошептал Владислав, и шепот придал еще больше пошлости правдивым и, возможно, выстраданным словам.

Ориша поднялась, взгляд ее снова вернулся к широкой, темной реке.

— Не надо, — попросила она, болезненно поморщившись, и пошла.

Владислав последовал за ней. Он сожалел обо всем, хотел ей счастья, но хотел и себе награды за долгие годы поисков, за многие часы раздумий, за то, что летел к ней, оставив все, что называлось нынешней жизнью. Она была рядом, красивая, когда-то очень смелая, решительная, а теперь, кажется, обиженная и несчастная женщина. Владислав потянулся к ней и сжал ее руку. Она молчала. Тогда он остановил ее и заглянул в лицо.

— Не надо, прошу вас, — сказала она, и в тоне этих слов уже не было просьбы.

Владислав отступил на шаг, не выдержав сурового взгляда.

Они пошли молча по набережной.

В вестибюле гостиницы ее ждала какая-то женщина.

— Я к вам, — обратилась она сразу к Орише. — В нашем отделении ургентный день. Час тому назад в тяжелом состоянии доставлен брат вашего покойного мужа. Узнав, что вы практикуете у нас, он просит, чтобы вы его посмотрели.

Ориша слушала внимательно, опустив взор.

— Диагноз? — спросила она.

— Острый живот.

— Хорошо, — сказала Ориша и едва заметно улыбнулась, — мы посмотрим его вместе с доктором Тобильским. В случае операции, ассистировать буду я. Вы согласны? — обратилась она к Владиславу, взгляд ее потеплел.

— Конечно, мой долг… — сразу же согласился Владислав.

— Тогда поедем, — не слушая его, предложила Ориша.

Через четверть часа они вдвоем смотрели больного.

Владислав был потрясен возвратом старой обстановки: Ориша и он — у операционного стола! Прошло так много лет. И случай — тот же. Только на столе не Штраух… Не надо волноваться.

— Скальпель, — произнес он и не услышал своего голоса.

Все казалось синим, необыкновенно синим.

Оришина рука передала ему скальпель.

На секунду их глаза встретились. «Да, да, синева от ее глаз…» — подумал Владислав и, успокоившись, начал операцию.

Он не помнил, сколько она продолжалась. Не волновал его и успех. Волновала только добрая улыбка на усталом лице Ориши. Он радовался этому счастливому случаю, радовался, что эта операция дала возможность совершить путешествие в прошлое и вернуть Оришину улыбку.

Встреча Владислава Тобильского и Ориши Гай приближалась к концу. Всходило солнце. Пылали на небе рассветные пожары. Стояла тишь. Пахло росой и днепровскими камышами. Ориша провожала Владислава на аэродром. Они оставили машину и шли в сторонке от шоссе. Владислав молчал. Ориша говорила о его удивительном искусстве хирурга.

— Я ведь тоже потянулась к хирургии из-за вас… И, наверное, многие ваши студенты стараются вам подражать…

Она вдруг остановилась. У ног ее была расцветшая нежно-розовым цветом дикая мальва.

— Глядите, какая красавица!

Услышав ее возглас, Владислав молча опустился на колени, он хотел высказать все, что было у него на душе, что он ее любит, что не может с ней расстаться.

Но она отступила на шаг.

Владислав наклонился ниже, срезал ножичком облепленный цветами стебелек и протянул его Орише.

— Пусть останется память…

Ориша была задумчива.

— Удивительно, — сказала она, пройдя несколько шагов, — мне никто не дарил цветы. Даже мой муж. А он так меня любил… Но мне почему-то показалось, что и вы неожиданно для себя сделали этот подарок.

— Да, это верно…

— Вот и хорошо, что вы сознались, — Ориша засмеялась.

— Что же тут хорошего?

— Не люблю, когда о подарках долго раздумывают… Подарки — от чувства, а не от мысли. Вот так, сразу, и хорошо, и радостно. И не должно быть никаких сожалений. Я рада, что встретила вас.

Владислав вздрогнул и покраснел: она понимала все.

Прощаясь на аэродроме, Владислав пожал ее руку. А потом побежал, прихрамывая, к самолету. Она оставалась на аэродромном поле, поросшем синими цветами, как очень многие необходимые нам люди остаются в стороне от нашего единственного жизненного пути.