Чтобы ничего подобного не случилось с Джонни, он и купил сыну желанный мотоцикл…

- Живодер говорит, что сейчас они ничего не собирались выбрасывать на рынок. Говорит, что лет через двадцать этим вещам не будет цены, - пел лейтенант-победитель.

- Что ж, наверное, он прав, - тихо сказал Спринглторп, повернулся, тронул жестяную печурку. Она ответила гулким шуршанием прокаленной и остывшей ржавчины. «И парус напряжен, как грудь поющей девы» - откуда это? Палатка, пропахшая потом опасливой возни в развалинах. И «Беллерофонт». Встретились.

Закрывая выход из палатки, перед ним высился капитан Двайер. Спринглторп поднял на него вопросительный взгляд.

- Лейтенант, выйдите, - негромко скомандовал капитан. - Спринглторп, постойте минутку. Нам надо серьезно поговорить. Сядьте.

- В чем дело? Что случилось? - удивился Спринглторп, послушно садясь на шаткий раскладной стульчик.

- Прочтите это и подпишите, - сказал Двайер, протягивая сложенный лист бумаги.

Текст был отпечатан на плохой машинке через очень жирную ленту, так что отдельных букв было просто не разобрать. «К народу и армии, - читал Спринглторп. - В тяжкий час нашей отчизны бремя власти пало на моих сгорбленных годами плеч. Я, как мог, прилагал все силы для спасения нашего страдающего народа, его материальных и духовных ценностей. Я знаю, что вы верите в честность и глубину моих усилий, и тем более горестно для меня сознание, что тяжесть лет и пошатнувшееся здоровье препятствуют мне на этом пути, лишая мой труд той полноты, которая необходима в это судьбоносное время. Но рядом со мною трудятся молодые и сильные люди, которые, по моему убеждению, достойны стать у кормила власти. Настоящим я слагаю с себя всю полноту власти и назначаю своим преемником на посту президента республики Осгара Милтона Двайера и рекомендую ему назначить на пост вице-президента Ройга Нейна Калверта. Я призываю вас объединиться вокруг них с той же самоотверженностью, с тем же патриотизмом, с каким вы объединялись вокруг меня, с каким неизменно объединяется наш народ вокруг своих вождей в часы испытаний. Н.С.Спринглторп. Линкенни, января».

Не смотреть на Двайера - это было самое главное. Не смотреть. И он поднял на него глаза. «Молчи! Не говори ни слова! Молчи!» - твердил он себе и лихорадочно перебирал мятые слова, обрывки фраз, чтобы что-то сказать, потому что молчать было невозможно. Молча встать и пойти прямо на Двайера, как на пустое место! И что он сделает? Будет кричать? Попытается остановить силой? Ах да, он достанет пистолет и будет грозить пистолетом.

И вдруг Спринглторпу стало смешно. Ну да! Двайер будет пугать его пистолетом. Его! Схоронившего сына! Схоронившего жену! Схоронившего, давно схоронившего свою былую жизнь! Живущего не по своей воле, согласившегося стать чем-то простым, полезным, почти неодушевленным! Сначала для Уипхэндла! Потом для Джеффриса! Потом для Баунтона, потом для всех-всех. Разве его можно испугать пистолетом! Как он смешон, этот захолустный бонапартишка! А Калверт? Гадатель по географической карте! Ополчились! Заговорщики! Кто это сочинял? Калверт, Калверт! Уж больно высокопарно. Тайком отстукивал одним пальцем на машинке. А каково ему было выбивать священные литеры своей фамилии на втором месте! Да его же корчило от уязвленного тщеславия!

- Нет, - сказал Спринглторп. - Я не подпишу. Я не могу подписать такую безграмотную стряпню. «Пало на моих сгорбленных годами плеч». Где вас учили грамматике? Я так, по-вашему, благообразно выражаюсь, и вдруг окажется, что я первый в мире малограмотный президент тонущей республики. Исправьте текст.

И Двайер, взъерошенный Двайер, глава заговорщиков, лично исполняющий тайное кощунство высшей государственной измены, растерянно принял протянутую бумагу и полез за пазуху. Не за кинжалом! Не за пулеметом о десяти стволах! За канцелярской принадлежностью! И стал на весу царапать ручкой по своему поддельному манифесту, пятнистому от тошного пота нелегальщины. И конечно же, ручка не писала.

Спринглторпа разбирал смех. «Дурацкий смех», - определил он и сказал:

- Положите вон туда. Вам будет удобней.

И указал на куб с «Беллерофонтом».

Двайер оглянулся на куб, поколебался и пошел к нему по проходу между надувными матрацами. На пути у него был рюкзак. Лейтенант обошел рюкзак. А Двайер не обойдет. Он слишком обозлен. Он его пнет - Спринглторп понял это мигом раньше, чем Двайер поднял ногу и пнул…

Ослепительная вспышка брызнула в глаза Спринглторпу, по лицу словно веником хлестнуло, громом шарахнуло по ушам, снесло со стульчика, он упал, зажмурился, открыл глаза и сквозь темные пятна в них увидел, что лежит под открытым небом. Где же палатка? Он с трудом сел, огляделся и понимающе кивнул лежащей в стороне куче мерзлого брезента. «Сорвало, - подумал он. - А где Двайер?» И тут его подхватили, подняли, ощупали; вокруг замелькали люди - целая толпа, - губы у всех шевелились, но он ничего не слышал. Он вдохнул, и вся глотка заполнилась гнусной химической смесью. В горле запершило.

- Где Двайер? - спросил он и вместо собственных слов услышал неясное лающее повизгиванье, больно отдавшееся в голове.

Куб с «Беллерофонтом» стоял, как стоял, спереди к нему обожженным комком прислонился дымящийся рюкзак, а чуть дальше на брезенте палаточного пола лежало что-то громоздкое, неузнаваемое.

Подбежали двое с носилками.

- Не надо, - сказал он и отрицательно повел рукой. Шагнул. Пошатнулся. Еще шагнул. Увидел пленных. Они не сидели на снегу, они лежали, кто как, и были недвижны. «Застрелили, - понял он. - Охранники с перепугу их застрелили». Он дернул и повел шеей, чтобы не было так душно, и увидел у своих ног лист бумаги. «К народу и армии». С натугой присел, взял лист в горсть, смял и сунул в карман. Встал.

В правом ухе зазвенело, что-то распахнулось, и он услышал сразу все, а громче всего голос лейтенанта:

- …аше превосходительство, я прошу вас. Ваше превосходительство!

О чем он просит?

- Что с Двайером? - спросил Спринглторп, и тут распахнулось во втором ухе.

- Капитан Двайер убит, - заспешил-заспешил лейтенант. - Прошу вас в вертолет, ваше превосходительство. Вас должен осмотреть фельдшер. Вам необходим покой.

Покой. Спринглторп криво усмехнулся. Господину президенту, фигуре, кое-как сляпанной ради людей и обстоятельств, нужен покой. Значит, Двайер на свой страх и риск… Значит…

От усилия осмыслить стало дурно.

- Я сам, - сказал Спринглторп. - Сам пойду.

Ни на ком не обвиснуть, дойти, сесть, лечь. Самому. Нет, ложиться нельзя. Ходить-ходить-ходить, держать себя в руках. Превозмочь.

Он пошел. Ему казалось, что он идет прямо к подножке вертолета. Откуда ему было знать, по какой извилистой кривой добрался он наконец до вонзившихся в снег железных ступенек.

Когда открывалась дверь, Спринглторпу становился виден сидящий у противоположной стены коридора человек в сером рабочем комбинезоне. Лицо его было полуприкрыто съехавшей вперед каской, он сидел неподвижно, видимо, дремал, поддерживая руками и высоко поднятыми коленями поставленный на попа огромный пулемет.

В комнате было полутемно. На панели селектора бестолково помаргивали лампочки. И все они: он сам и Куотерлайф, сидящие у стола, и старик Мартин Кэйрд, сгорбившийся на кресле в углу, - молча смотрели на эти лампочки, мигание которых только представлялось бестолковым, а по сути дела было полно тайного напряженного смысла. Вот-вот он должен был открыться, и все станет ясно.

Сколько своих людей и кого именно Двайер взял с собой в лагерь гиен, было неизвестно. Но они там были, ив их число входил кто-то из трех радистов. Иначе нельзя было объяснить, откуда Калверт узнал о происшедшем. А он узнал, иявно раньше, чем пришедший в себя после антишокового укола Спринглторп успел связаться с Памелой Дэвисон со взлетевшего вертолета. Узнал и начал действовать.