Зашитый в кожу круглый камень попал пикту в правую сторону лица. Снаряд раздробил скулу и глазницу. Человек провернулся на месте, разбрызгивая кровь, хлещущей из ужасной раны, и рухнул рядом с босоногим мальчиком.

Конан вытащил оружие из-за пояса побежденного врага и молниеносно откатился в сторону. Замешкайся он хоть на миг, удар топора второго пикта размозжил бы его череп. Кувыркнувшись назад, Конан тут же поднялся. Он стоял в глубоком снегу, игнорируя сковывающий ступни холод. Сейчас важнее всего было не потерять равновесие.

Третий пикт замахнулся топором, чтобы одним ударом разрубить мальчишку от макушки до промежности. Но Конан выставил обретенное оружие «вверх — вправо» и заблокировал этот удар. Глаза дикаря расширились от удивления, тем не менее, он снова поднял топор. Тогда мальчик метнулся вперед, к незащищенному торсу противника и обрушил свой топор на его коленную чашечку. Лезвие прошло сквозь кожаные гетры и человеческую плоть. Колено подогнулось, и пикт начал оседать. Следующий удар Конана разворотил ему грудину. Харкая кровью, вражеский воин завалился на спину. Между тем, Конан отведя удар четвертого пикта, поднырнул под его руку. Таким образом, он закрылся телом человека от атаки последнего из четверки, будто щитом, а после опрокинул врага, сбив подножкой.

Второй пикт попытался быстро поставить защиту, но киммериец превосходя дикаря в скорости, полоснул ему по правому бедру. Пикт отпрыгнул назад, с трудом удержав себя в вертикальном положении. Пару мгновений он смотрел на подростка, а затем опустил плечи и ринулся на него, словно разъяренный бык.

Время для Конана остановилось. Сказались бесконечные часы, проведенные в тренировках с Корином. Пикт старался использовать против мальчика свое преимущество в размерах, пусть и не столь значительное. Дикарю лишь требовалось блокировать несколько выпадов юного киммерийца, после чего его вес и напор должны принести ему победу. Достаточно свалить мальчишку на землю, а уж тогда завершить схватку тяжелым ударом по голове.

Конан взметнул оружие к топору пикта, как будто хотел отвести его в сторону. Вражеский воин нанес удар навстречу лезвию, но мальчик вдруг опустил свой топор, оглушив лежащего на снегу человека. Дальше киммериец предпринял быстрые перемещения то влево, то вправо и крутился подобно смерчу. Внезапно он раскрылся, позволив пикту атаковать, но в последний момент увернулся. Противник пронесся мимо. Его топор просвистел над левым плечом Конана, который вдогонку ударил двухлезвийным оружием по пояснице пикта. У того сразу подкосились ноги, и дикарь ткнулся носом в сугроб.

Последний из пиктов пришел в себя и вытирал налипшие снежные комья с перекошенного от ярости лица. Поскольку агония мужчины со сломанным спинным хребтом заканчивалась, Конан отошел от него, чтобы заняться оставшимся в живых противником. Пригнувшись, пропустив сокрушительный удар над головой, киммериец похоронил лезвие своего топора глубоко в животе пикта. Человек сложился пополам, тщетно стараясь набрать в грудь воздуха. Он все же вытянул руку, чтобы отразить очередную атаку. Но Конан ударил просто по ней сверху. Следующий его удар пришелся по затылку врага, раскроив тому череп.

На поле боя наступила тишина, если не считать последних хрипов третьего разведчика пиктов и раздраженного вороньего карканья. Мальчик присел и пробежался взглядом по прилегающей территории с целью обнаружить любое другое движение. Не заметив ничего подозрительного, победитель вернулся к оставленным в снегу сапогам. К тому времени, когда он натянул их на замерзшие ноги, умирающий пикт перестал дышать.

Конан нагнулся и подобрал кривой нож, который был изначально предназначен, чтобы отведать его крови. Ему предстояло еще выполнить некоторую малоприятную работу.

Когда первые из молодых людей появились в деревне, удрученные, с подбородками, перемазанными яичным желтком, Корина это не встревожило. Так или иначе, ничего страшного не произошло, ведь мальчики только учатся. Сам он гордился фактом, что Конана среди них не оказалось. Однако увидев страх в глазах самого старшего, Корин почувствовал, как внутри у него зарождается тревога.

Тут Ронан остановил одного паренька и перекинулся с ним парой слов. То был его сын Ардел, на которого как раз смотрел кузнец.

— Корин! Пикты в лесу. Они охотились на мальчиков.

— Сколько их было, Ардел?

— Много, — пробормотал побледневший юноша. — Слишком много.

— И вы, значит, побежали прямо сюда? Собирались привести их в деревню?

Ардел плюхнулся на колени.

— Слишком много…

Корин развернулся, чтобы объявить сбор воинов, но заметил, как одинокая фигура выходит из лесу с южной стороны. Он двинувшись было ей навстречу, остановился и решил подождать.

Между тем, человеческая фигура перешла на бег трусцой, устремившись к деревне. Достигнув деревенской площади, Конан перешел на шаг. Дыхание вырывалось из его рта в виде густых клубов пара. Весь в крови, он не реагировал на перешептывание людей, их вздохи или одобрительные кивки. Продолжая свой путь, он также не обращал внимания на других подростков. На его лице, наполовину скрытом растрепанными волосами, глаза пылали синим огнем.

Конан бросил отрубленные головы пиктов к ногам отца, затем выплюнул совершенно целое яйцо.

— Единственная жажда, которую я знаю, это жажда крови. Единственный холод, который мне известен, — холодный край стали. Моя храбрость умерена. Я не боюсь смерти, но и не ищу безрассудно с ней встречи. Скорость и сила, хитрость и баланс. Я готов обучаться, как воин, — произнося это, мальчик не отрывал взгляда от лица Корина.

Его отец улыбнулся.

— Вижу, ты действительно готов, сын мой. Так сколько?

— Всего лишь четверо, — Конан пихнул одну из голов носком сапога. — При них не было запасов продовольствия. Думаю, где-то в округе расположен их лагерь.

Корин оглядел соплеменников.

— Я хочу, чтобы воины обыскали холмы. Вперед!

— А мне тоже идти, отец?

— Конечно, — кивнул Корин. — Я ведь обращался к воинам, не так ли?

— Да, отец, — Конан просиял, и его радостный вид не мог не тронуть сердце кузнеца.

Мальчик повернулся, собравшись тут же кинуться обратно в лес.

— Эй, Конан.

— Что-нибудь еще, отец?

— Зайди-ка сначала домой и прихвати с собой аквилонский меч. Теперь ты стал воином, — со значением сказал Корин. — Кром! Я сильно подозреваю, что к концу этого дня твой клинок вдоволь напьется вражеской крови.

Конан, держа в руке обнаженный меч, достиг холмов, что лежали к западу от деревни. Остальные посланные на разведку воины прочесывали южные склоны, но мальчик отправился к месту, где состоялась его схватка с пиктами. Он решил начать оттуда, выбрав после другое направление.

Грудь подростка распирало от гордости. Конан представлял себе расправу уже над целой дюжиной размалеванных дикарей, ведь та убитая им четверка, возможно, была лишь авангардом большого отряда! И все-таки в душе он признавал ошибочность этой версии, особенно если учитывать довольно плачевное состояние встреченных пиктов. Ему оставалось только сожалеть, что о его подвигах пока не сложат легенды.

Последняя мысль подействовала отрезвляюще. Хотя молодого киммерийца заботило в основном одно отцовское мнение, все же он не мог не заметить выражения на других лицах. Ардел с товарищами выглядели пристыженными и, скорее всего, затаили обиду. Они поддались панике, там где самый младший среди них проявил стойкость и отвагу. Несмотря на юный возраст, Конан допускал, что парни в конечном итоге забудут свой позор, и вместо этого будут упиваться воспоминаниями о том, что им довелось присутствовать, когда Конан с трофеями вернулся в деревню.

Реакция взрослых воинов также легко угадывалась. Кто-то просто отказывался верить. Некоторые участвовали в боях, но не могли похвастаться уничтожением врага. Другие, более опытные, сильно сомневались, что мальчик сделал это в одиночку. Правда, подавляющее большинство соплеменников помнило о предзнаменовании. Для них триумфальное возвращение мальчика только лишний раз послужило подтверждением его исключительности. Однако нашлись немногие, кто отводил взгляд. Эти полагали, что на месте Конана глупо не воспользоваться шансом, подаренным судьбой, и не прожить до старости в мире и благополучии.