Путешествие посуху грозило растянуться на неделю, тогда как на судне можно было бы уложиться в двухдневный срок. Тем не менее, это давало купцу большую возможность насладиться прелестями заключенных в клетках рабынь. Огорчало лишь то, что пришлось загружать фургоны и вьючных животных провизией для человеческого товара. К мужчинам подобная забота едва ли имела отношение. Рабам предстояло тянуть фургоны до Мессантии, где они все будут проданы Луциусу для работы в шахтах. Из практики выходило, что жизнь таких рабов заканчивалась весьма быстро, а значит, никто не видел смысла откармливать их по дороге.

В то же время женщины требовали более деликатного обращения. Наварус велел задрапировать клетки таким образом, чтобы неласковые поцелуи солнца не оставили волдырей на нежной плоти пленниц. Он даже запасся бочонками ароматических масел для смазывания их кожи. Фрукты и разбавленное водой вино должны были поддерживать здоровье рабынь, а злобная, старая карга, служившая поваром каравана, варила им бульон, чтобы они сохранили гибкость и цветущий вид. К наиболее красивым женщинам торгаш приставил учителя, для обучения изящной словесности, принятой в Аргосе, и стихосложению шемитов. Таким образом, рабыни могли бы скрасить досуг знатных людей и, следовательно, принести купцу большую прибыль.

Один из наемников, охранявших караван, подбежал к хозяину.

— Путь свободен, мастер Наварус.

— Очень хорошо, капитан, — торгаш наморщил нос. Ему в ноздри ударил запах пота, исходивший от доспехов человека. — Как долго нам идти, пока не достигнем места для стоянки?

— Мы движемся хорошим темпом. Думаю, около двух часов и два часа осталось до наступления сумерек. Конечно, мы могли бы пройти и дальше, но там есть пресная вода…

— Да, да, — аргосец прихлопнул муху плеткой из конского волоса, — останемся там до рассвета.

— И скроемся подальше от глаз пиратов, господин.

Укрывшись в тени одного из холмов, Конан и Артус наблюдали за приближением каравана.

— Клянусь Белом, ты оказался прав, киммериец! Этот Наварус, очевидно, рассчитывал избежать встречи с нами, путешествуя по суше.

Конан, оставивший родину более десятка лет назад, оскалился по-волчьи. Артус не нуждался в ответе, поскольку понимал товарища без слов. Сам он родился от кушитской рабыни в Зингаре среди виноградников Громовой реки, которую киммериец пересекал неоднократно за время своих странствий. Они никогда прежде не враждовали, но и друзьями не считались. Поначалу их связывало взаимное уважение и участие в различных авантюрах. По возвращению с Черного Побережья, Конан обнаружил, что общество Артуса его менее раздражает, чем одиночество, и постепенно между ними расцвела крепкая дружба. У темнокожего разбойника, с прической в виде множества длинных, черных косичек, оказался иммунитет на некоторые не слишком приятные черты характера северянина.

Синие глаза Конана сузились. Томно развалившись на кушетке, установленной в открытой телеге, Наварус ехал во главе каравана. Зонтик, из такого же зеленого шелка, как и просторное одеяние торговца, защищал его от палящих лучей. Коротышка пристроил свое тело так, чтобы было удобнее наблюдать за морской гладью. Конан очень бы хотел видеть выражение лица этого человека, когда произойдет нападение пиратов.

— Ну что? — Артус пихнул приятеля локтем. — Позволим ему жить на сей раз, или прикончим?

— Пусть боги решают, — Конана не заботило, останется ли в живых Наварус или умрет. Но пока работорговец жив, варвар мог бы от души его помучить. Однажды один из агентов Наваруса подмешал сонное зелье в вино киммерийца, намереваясь потом продать северянина какому-либо аристократу в качестве гладиатора. К счастью, могучее телосложение варвара и опыт снятия кандалов, переданный ему Коннахтом, помешали воплощению этого гнусного плана. Расправившись со своим похитителем, Конан не оставил надежду когда-нибудь свернуть тощую шею Наварусу.

— Тогда нам лучше всего побыстрее добраться до наших лошадей.

Конан кивнул и исчез в полумраке с грацией большого кота. Став выше ростом и сильнее, чем был в Венариуме, украсив свою плоть большим количеством шрамов и пережив множество приключений, киммерийский воин не знал себе равных в бою. Поправив доспехи, седевшие на нем как легкая шелковая накидка на юной деве, он вскочил на коня и вытащил меч из ножен. Варвар поднял лезвие, и это послужило сигналом для прячущихся на холме зингарских пиратов.

Меч опустился.

Морские разбойники, которые всю ночь занимались тем, что выкапывали и поднимали рычагами огромные валуны на нужную высоту, выбив удерживающие подпорки, столкнули каменные глыбы вниз. Набирая скорость, камни загрохотали по склону. Некоторые подпрыгивали. Один продолговатый булыжник застрял. Некоторые из катящихся следом обломков ударились в его концы и, подпрыгнув, обрушились на землю, словно снаряды катапульты.

Большинство камней попало в фургоны, перевозившие фрукты и разные безделушки. Корзины с апельсинами взлетели в воздух. Лопнувшие гранаты извергали блестящие семена. Из треснувших кувшинов ручьем текло оливковое масло, а черствые буханки хлеба кувыркались в пыли.

Еще до того, как камнепадом накрыло караван, киммериец пришпорил лошадь и направил ее к подножию холма. За ним, сотрясая воздух громоподобным военным кличем, последовал Артус. Конан сразу же сломал челюсть первому, подвернувшемуся под руку наемнику, а затем круговым ударом меча отправил к праотцам его товарища. Тем временем, Артус скрестил свой клинок с другим охранником. Быстрым поворотом запястья пират выбил оружие из рук противника, чтобы вторым молниеносным движением пронзить ему горло.

В караване воцарился хаос. Отдельные глыбы прошли стороной, сметя со своего пути следящих за побережьем воинов. Те, кто остался в живых, оказались перед лицом испускавших воинственные крики пиратов и разгневанных рабов. Неважно, сколько платил им Наварус. Все равно этого теперь было недостаточно, чтобы идти на верную гибель. Стремясь запутать преследователей, наемники разбились на группы и поспешно отступили. Кто-то побежал к океану, кто-то искал спасение в северо-западном направлении.

— Вернитесь и сражайтесь как мужчины! — кричал им вслед Артус, стоя в стременах и размахивая над головой мечом. — Вы, порождения свиньи, любители сношаться с козами!

Конан осадил коня рядом.

— Ты их оскорбляешь, — сказал он, растянув рот до ушей.

— Кого? — брови у уроженца Зингары изумленно поползли вверх. — Работорговцев?

— Нет. Любителей коз.

Артус расхохотался. И тут раздались другие звуки, совершенно безрадостные, которым вторили испуганные крики невольников. Один из наемников потрясал окровавленным копьем. Возле копыт его лошади лежали тела шестерых рабов и двоих пиратов. Этот человек с лохматыми бровями и вздувшимися на волосатой груди мускулами, криво усмехался. По выражению лица можно было понять, что он уже считает себя мертвецом, и его единственная цель состоит в том, чтобы взять с собой на тот как можно больше народа.

— Наверное, его разозлила твоя шутка, — обратился к Артусу киммериец.

— Но парень смотрит на тебя.

— Он твой по праву.

— Я уступаю его тебе, Конан.

— Ты уверен?

— Я настаиваю, — улыбнулся зингарец.

Варвар ударил пятками в бока лошади. Животное понеслось в бой, громко стуча копытами по дороге. В свою очередь конь наемника, почти с изяществом переступив через трупы, раздувая ноздри, поскакал навстречу. Наемник, оценив противника, поудобнее перехватил древко. Когда лошади сблизились, он прицельно ткнул копьем в лицо врага.

Конан повернул голову ровно настолько, чтобы избежать острия, и все же наконечник окрасил кровью его ухо. Правая рука киммерийца взметнулась вверх. Затем молния сверкающей стали ударила наискось вниз.

Лошади разминулись, и оба всадника оставались все еще в седлах. Но в воздухе кружилась голова наемника с моментально посеревшей кожей, с глазами, затянутыми молочной пеленой. Успев несколько раз кувыркнуться по земле, она остановилась на левом ухе прежде, чем туловище воина упало в пыль.