— Смотрите, он прилетел, чтоб драться, — сказала Лиля, с тревогой думая о том, что Леша сейчас на аэродроме и, конечно, первым поднимется в воздух.
На КП в это время находились Баранов и Соломатин. Поняв, что «мессер» приглашает драться, Баранов немедленно передал по рации зенитчикам:
— Прекратить обстрел! Повторяю: прекратить огонь!
Пулеметы умолкли. Остался только воющий звук нагло
разгуливающего над аэродромом «мессершмитта», который в ожидании боя решил порезвиться: фашистский ас виртуозно выполнял одну за другой фигуры высшего пилотажа, желая, очевидно, блеснуть своим мастерством и в то же время воздействовать психически на будущего противника.
Соломатин стал поспешно надевать шлемофон:
— Николай, я поднимусь! Мой самолет готов!
— Погоди! — сказал Баранов.
Он не знал, как поступить: разрешить Соломатину или, наоборот, запретить ему лететь.
— Ну? — нетерпеливо спросил Соломатин.
— Погоди,— еще раз повторил Баранов. — Ты помнишь, что произошло в полку Козырева?
Соломатин помнил. Это случилось недавно, на соседнем аэродроме. Фашист вот так же прилетел и вызвал на поединок советского аса. Ему поверили, и лучший летчик полка стал взлетать, чтобы вступить в единоборство с фашистом. Но немецкий ас подло обманул летчика и, вместо того чтобы сразиться с ним, просто расстрелял его на взлете, когда самолет, еще не набравший достаточной скорости и высоты, совершенно беспомощен и драться не может...
— Ничего, рискнем! А как же иначе? — ответил Соломатин.— У меня руки чешутся! Не задерживай — я пошел!
— Ну, давай! — разрубил воздух рукой Баранов. — Только...
Он не договорил и, раздираемый сомнениями, болезненно поморщился. С одной стороны, это был большой риск... Он мог лишиться лучшего летчика, которым гордился не только полк, но и вся Воздушная армия, весь Сталинградский фронт... Причем двойной риск: фашист мог убить его при взлете и мог убить во время боя. Хотя и знал Баранов, что Соломатин первоклассный летчик, но чего не случается, когда идет смертельная схватка...
С другой же стороны, отказаться от боя было просто немыслимо: это значило признать превосходство врага, струсить... А ведь фашист прилетел один, он рисковал не меньше! Просто сбить его зенитками в таких условиях было бы нечестно. Другое дело, если бы он явился с целью нападения, но он вызывал на единоборство — тут уж ничего не поделаешь... К тому же немцы, которые дошли до Волги и предгорий Кавказа, не привыкли к поражениям и, чувствуя свою силу, уверенные в своей непобедимости, действовали нахально. Вот как этот фашистский ас, прилетевший сюда. Нужно было проучить его, доказать, что советские асы не менее искусны, нужно было поддержать свой престиж.
И все же с болью в сердце посылал Баранов Соломатина в бой. Он пошел бы сам вместо него, но это было бы безрассудно: лететь командиру полка...
Некоторое время Баранов стоял у землянки и наблюдал, как надевает парашют и садится в кабину Алексей Соломатин. Но когда на истребителе заработал мотор, он не выдержал и, схватив шлемофон, побежал к своему «ЯКу». Нет, он не мог оставаться простом наблюдателем — он должен был сесть в самолет и приготовиться к тому, чтобы в любую секунду подняться в воздух, догнать и уничтожить фашиста, если только тот вздумает обмануть всех и сбить Соломатина при взлете...
Все, кто был на аэродроме, с замиранием сердца следили за поединком. Пока Соломатин взлетал и набирал высоту, немец ждал в стороне. Потом противники пошли на сближение...
Это был блестящий бой, в котором оба летчика показали высший класс мастерства. Долгое время никто из них не мог одержать верх — они были равны по силе. Однако эта схватка не могла кончиться вничью — один из них должен был победить... Истребители носились в небе, кувыркаясь, пикируя и вновь устремляясь в высоту. Атака за атакой, треск пулеметов, завыванье моторов... Иногда казалось, что вот-вот они столкнутся на встречных курсах и тогда оба самолета разлетятся вдребезги. Противники дрались отчаянно, и никто из них не допускал ни малейшего промаха — любая неточность грозила гибелью...
Бой длился уже около получаса, когда вдруг «ЯК» Соломатина на крутом вираже глухо завыл, с усилием приподнял нос под страшной перегрузкой — и длинная очередь из пушки и пулеметов достигла цели, вонзившись в брюхо «мессершмитта». Фашистский истребитель перевернулся через крыло и стал падать. Спустя несколько секунд в стороне от аэродрома раздался взрыв, и в воздух поднялись и посыпались вниз обломки самолета, комья земли...
Соломатин пролетел бреющим над местом гибели фашиста, потом промчался над аэродромом и посадил свой «ЯК». К нему подбежали летчики и техники, вытащили из кабины и стали качать на руках, подбрасывая кверху как мяч.
— Ура Соломатину! Лешке ура-а!
— Хватит, братцы! Хватит! Пощадите! — взмолился Соломатин.
Когда его наконец поставили на ноги, он, улыбаясь, покачал головой и сказал:
— Да вы что! Фашист не убил, так вы хотите прикончить!
Баранов крепко обнял его и расцеловал:
— Ну, Алексей, черт! Я так боялся за тебя... Понимаешь, когда где-то в бою — одно дело, а вот так, когда знаешь, что прилетел сильнейший ас... Здорово ты его, просто классно... — Он снова обнял Соломатина и вдруг спохватился: — Слушай, так тебе же лететь сейчас! Давай я поведу твоих, а ты потом слетаешь вместо меня.
— Нет, я сам. Это так, разминка была, полезная,— пошутил Алексей. — К тому же тебе в дивизию нужно к трем, забыл?
— Да, действительно в дивизию. Какая-нибудь взбучка, наверное...
— Слушай, Николай,— сказал Соломатин,— ты там не поднимай вопроса о девчатах. Ну, переведут их в другой полк... Все равно ведь летать будут. Пусть уж лучше у нас — мы в обиду не дадим...
— Да, пожалуй, — нехотя согласился Баранов.
Через несколько минут на командном пункте взвились в небо ракеты, и летчики дежурной шестерки стали запускать моторы. Лиля, которая так и не успела поздравить Соломатина с победой, стала быстро пристегивать лямки парашюта.
— Профессор, помоги! Замок не застегивается...
Инна помогла ей пристегнуть лямки, запустить мотор. Махнув ей на прощание рукой, прямо со стоянки Лиля пошла на взлет. Уже в воздухе, когда шестерка «ЯКов» собралась в строй, она услышала по радио с земли:
— На подходе к городу группа «юнкерсов» и «дорнье»... Квадрат девять, квадрат девять... Сверху прикрывают «мессершмитты». Вступайте в бой немедленно...
Вскоре Лиля через просветы в облаках увидела чуть ниже впереди большую группу самолетов. Сверху над бомбардировщиками вились истребители прикрытия — восемь «мессершмиттов». Враг имел значительное преимущество.
Маскируясь в облаках, «ЯКи» скрытно подошли к противнику и по сигналу Соломатина сразу всей шестеркой атаковали врага. Лиля, не отрываясь от ведущего, напала на «юнкере», который летел слева от головного. С близкой дистанции она всадила в него мощный залп огня, и он, задымив черным дымом, вспыхнул, отваливая от строя куда-то в сторону и вниз, оставляя за собой клубящийся след. Рядом с ним взорвался головной «юнкере», подожженный Соломатиным.
У Лили перехватило дыхание — как удачно! Но радоваться было некогда: в это время, опомнившись, вступили в бой немецкие истребители. Закрутилась карусель, в которой Лиле сначала трудно было разобраться. Уклоняясь от боя с «мессерами», она попыталась атаковать еще один бомбардировщик, но вдруг заметила, как быстрый «мессер» с черным крестом на фюзеляже вошел в пике, устремившись сверху на самолет Соломатина, который уже вел бой с напавшими на него двумя истребителями. Три на одного! Мелькнула мысль: «Предупредить Лешу! Нет, это отвлечет его...» И Лиля, резко повернув свой «ЯК», сама бросилась навстречу пикирующему «мессеру», ловя его в перекрестье прицела. Расстояние между ними быстро сокращалось... Нужно спешить, иначе будет поздно! Лиля с силой нажала на гашетки и отвернула в сторону... От «мессера» отскочил обломок — кусок крыла, и самолет стал падать, кувыркаясь в воздухе. Вот он ткнулся в землю, и Лиля вдруг вспомнила — «хвост»! Увлекшись, она забыла о «хвосте». Взгляд назад — другой «мессер», незаметно подкравшись, уже занимал позицию для атаки. Как вовремя она его обнаружила! Боевой разворот — и оба самолета закружились, пытаясь занять выгодное положение для нападения.