— Исправили. Все в порядке.

Тщательно вытирая ветошью руки, Инна как бы между прочим спросила свою летчицу:

— Лиля, а ты видела, что Леша нарисовал на фюзеляже своего «ЯКа»?

— Нет. А что он нарисовал? — живо откликнулась Лиля, которую интересовало все, что касалось Леши.

— Пойдем, покажу.

Поколебавшись секунду, Лиля согласилась: самолет Соломатина стоял близко, по соседству.

— Ну пойдем. И когда же это он успел? Утром ничего не было.

— Так то утром, а сейчас — есть!

Возле «ЯКа», на котором летал Леша, они остановились. На фюзеляже рядом со звездочками, обозначавшими сбитые самолеты, красовался пикирующий орел, нарисованный белой,

совсем еще свежей краской. Постояв, Лиля пожала плечами, неопределенно фыркнула и, ничего не сказав, возвратилась к своему самолету.

— Ну как, понравилось? — спросила Инна. — Это Лешин техник намалевал. Он умеет. Его все просят, и он рисует: кому льва, кому тигра... .

Инна искоса глянула на своего командира, продолжая вы­тирать масло с рук. Она была уверена, что Лиля тоже захочет что-нибудь изобразить, и теперь старалась угадать, что же она выберет: может быть, чайку? Или пантеру? Но Лиля с равнодушным видом покусывала травинку и молчала, словно все это ее ничуть не интересовало.

Тогда Инна, подождав немного, осторожно спросила, боясь, как бы Лиле не пришло в голову что-нибудь сногсшибательное и желая подсказать ей ответ попроще:

— А тебе что нарисовать? Птицу или зверя? Ты скажи, я могу попросить... Он с удовольствием.

Наконец Лиля бросила небрежно:

— Нет... Мне, пожалуйста, розочку.

— Розочку?! Ну что ты, Лиля! Как-то не солидно...

В голосе Инны прозвучала обида за свой самолет.

— Розу, — повторила упрямо Лиля. — Красную. Это же мой любимый цветок, разве ты не знаешь?

Инна пожала плечами: так и есть — придумала... Ну что

с ней поделаешь!

— Но как же... Ты сама подумай! Сбила пять самолетов — и вдруг розочку! — опять попробовала возразить Инна.

Неожиданно Лиля рассмеялась, живо представив себе, как будет удивлен немец, с которым ей придется драться, когда увидит на фюзеляже истребителя красную розу.

— Нет-нет, Профессор, обязательно розу!

В кабине ее самолета всегда можно, было найти цветы. Бу­кетики ромашки, гвоздики, васильков... Она засовывала цве­ты за ремешки, они выглядывали из-за приборов, свисали от­куда-то сверху. Когда в самолет садился другой летчик, первое, что он делал,— это, ворча и чертыхаясь, выбрасывал из кабины весь «мусор». Но Лиля как ни в чем не бывало снова украшала самолет цветами.

Инна знала, что спорить с Лилей бесполезно.

Работая у Лили техником с первого дня фронтовой жизни, она хорошо изучила свою летчицу, всегда знала, в катком та настроении, что ее волнует. Она любила Лилю и гордилась ею, прощая ей некоторые странности. По ее мнению, Лиля недооценивала себя, ей не хватало серьезности, солидности. Цветочки, шарфики, крашенные акрихином и синькой, носо­вые платочки, которые Лиля без конца обвязывала цветными нитками... Инна не могла этого понять...

— Смотри, Профессор, к нам идут! — воскликнула Ли­ля.— Значит, есть какие-то новости.

Через аэродром, направляясь к самолету, спешил посыль­ный.

— Командир полка вызывает к себе дежурную пару. Кто должен лететь? Вы, Литвяк?

— Я, — ответила Лиля. — А что, получено задание? Какое, не знаете?

— Кажется «колбасу» сбить.

— О! — произнесла Лиля.

— А с вами кто?

— Младший лейтенант Трегубов. Да он здесь. Эй, Трегу­бов! Пошли, Батя вызывает!

Высокий молодой парень вылез из кабины, и все трое на­правились на командный пункт.

— Батя что-то не в настроении,— сообщил посыльный.

Лиля ничего не сказала. Она знала: задание было нелег­ким. До сих пор все попытки сбить аэростат, или, как его на­зывали летчики, «колбасу», кончались трагически.

Каждый вечер задолго до наступления темноты немцы под­нимали в небо продолговатый аэростат, который несколько часов висел в воздухе в районе передовой линии, засекая и корректируя наши расположенные за линией фронта огневые точки и указывая цели своей артиллерии. Наземное командование уже не раз обращалось к авиации с просьбой уничто­жить аэростат-корректировщик. Истребители вылетали, но, приблизившись к нему, неизменно натыкались на стену за­градительного огня, сквозь которую невозможно было про­биться. Два самолета, напоровшись на плотное зенитное за­граждение, сгорели, упав на землю. Третий, сильно повреж­денный, сел на вынужденную у передних траншей...

Все это Лиля знала и теперь, шагая по полю на КП, стара­лась придумать способ, как бы похитрее подойти к аэростату, чтобы наверняка сбить его.

Взглянув на шагавшего рядом молчаливого Трегубова, она решила, что, пожалуй, лучше лететь одной — зачем ей ведомый? С ним сложнее: быстрее обнаружат. К аэростату нужно подобраться незаметно и напасть на него внезапно. Одной это сделать легче. Однако о своем намерении лететь без ведомого Лиля решила пока не сообщать Трегубову: мало ли как прикажет командир...

Спустившись в землянку, Лиля доложила:

— Товарищ командир полка, лейтенант Литвяк с ведомым младшим лейтенантом Трегубовым для получения боевой за­дачи прибыли!

Баранов, не говоря ни слова, посмотрел на Лилю, потом перевел взгляд на молодого летчика, помрачнел и отвернул­ся: вот она, дежурная пара... А задание трудное!

— Кто еще на земле? — спросил он у комиссара, который сидел здесь же.

— Вот шестерка «ЯКов» идет домой. Сейчас должны сесть...

Баранов нетерпеливо кивнул: он только что говорил с ни­ми по радио и был в курсе дела. «ЯКи» провели тяжелый бой, не пропустив большую группу фашистских бомбардировщиков к Сталинграду. Летчикам, конечно, нужно отдохнуть перед новым боем...

— ...Двое сегодня ранены, Кобузев убит... — продолжал ко­миссар.

— Та-ак, — сказал Баранов и вдруг решительно потянулся за своим шлемофоном, который лежал на столе. — Нужен все­го один летчик, — произнес он, как бы извиняясь, — двум там нечего делать. А задание срочное...

«Не хочет меня посылать... Сам собирается...» — с тревогой подумала Лиля и моментально возразила:

— Тогда, разрешите, я одна слетаю! Без ведомого.

Натягивая шлемофон, Баранов не ответил, словно не слы­шал слов Лили. Ему не хотелось вступать в объяснения по по­воду полета. «Колбасу» необходимо уничтожить сегодня: завт­ра утром перегруппировка войск и немцы не должны этого знать... Задание нелегкое... И не Девчонку же посылать! А боль­ше некого...

— Послушай, Николай, ты ведь только что вернулся!— воскликнул комиссар. — И потом, зачем же лететь именно те­бе? Это могут и другие. А ты — командир полка. Понимаешь, целого полка! Подумай, что это значит.

Другие... Другие — это Литвяк, Трегубов... Баранов вскользь посмотрел на Лилю, которая стояла, подавшись впе­ред, крепко сжав губы. Опять она рвется! Куда, спрашивает­ся? Правда, летает она не хуже других, он и сам не раз хвалил ее. Даже отлично летает. И соображает неплохо эта Лит­вяк... Да и вообще почему бы и в самом деле ее не пустить? Ведь дерется же она наравне со всеми... Пять самолетов сби­ла, а это уже что-то значит! Как же быть? Лететь самому на такое задание — за это ему, конечно, крепко влетит от командования. Разумеется, если он возвратится... Прав комиссар: командир полка должен командовать, а не подменять рядовых летчиков. Тем более, что себя он ни в чем упрекнуть не может: ведь на трудное задание он сам летит ведущим... Но эта про­клятая «колбаса»!

— У меня план, товарищ командир! Я его придумала дав­но, только случая не было... Разрешите?

— Какой еще план?

— Я пересеку линию фронта далеко от аэростата, север­нее. А потом зайду с тыла, незаметно, бреющим. Они не успе­ют догадаться. Подумают сначала, что летит свой... А когда начнут стрелять, будет уже поздно!