Мисс Клейпул повернулась ко мне, будто ничего особенного не случилось.

— Я уверена, что вы замолвите о Бостоне доброе слово, — произнесла она, улыбаясь. — А то я здесь в меньшинстве.

Я сказал ей, что учился в Гарварде.[3]

Этого оказалось вполне достаточным, чтобы между нами сразу же установились отношения взаимопонимания.

Миссис Брекстон, не произнеся ни слова и даже не пожелав доброй ночи хозяйке, удалилась из комнаты.

— Может быть, я сказал что-нибудь не так? — недоумевая, спросил я.

«Интересно, — подумал я, — что же все-таки происходит?»

Элли слегка нахмурилась.

— Нет, не думаю.

Она бросила взгляд в сторону карточного стола. Игроки были так увлечены бриджем, что не обращали на нас никакого внимания.

— Милдред не совсем хорошо себя чувствует. Она… в общем, у нее совсем недавно был нервный срыв.

Так вот в чем дело!

— И в какой же форме это выражалось?

Она пожала плечами.

— Ну, в какой? В какой это бывает? Она слегла в постель чуть ли не на месяц. Сейчас она на ногах, выглядит неплохо, но не обманывайтесь ее внешностью. К несчастью, она почти потеряла здравый рассудок и все время цепляется к каждому слову. Дергается, как кошка, вы же видите. По мере возможности, мы стараемся этого не замечать. Она не такая уж плохая, как кажется.

— Возможно, возможно.

— И потом она — моя старая подруга, — резко добавила Элли.

— Я в этом уверен, — сказал я, совершенно не убежденный ее словами, но не подавая виду. Если уж находишься среди придурков, то веди себя соответственно, иначе не выживешь. Мне еще предстояло два дня прокантоваться здесь, и я был не заинтересован, чтобы из меня чуть ли не с самого начала делали идиота. Кроме того, если уж говорить начистоту, мне нравилась Элли.

Она была очень симпатичной женщиной, с великолепной фигурой — стройной, прекрасных пропорций, без каких-либо изъянов — и чудесной гладкой кожей.

Я мысленно ее раздел, но тут же одел. Все равно не пойдет, решил я, вспомнив об ожидающей меня сладкой Лиз. Одно из преимуществ холостяка тридцати с небольшим лет заключается в том, что большинство его ровесников уже обзавелись семьями, и он один обладает, если так можно выразиться, огромным стадом одиноких женщин.

Элли, совершенно не подозревая о произведенной над нею операции, продолжала рассказывать о Милдред Брекстон.

— Она всегда была нервной. Вся семья их такая, даже Роза. — Она кивнула в сторону нашей хозяйки. — Вам, наверное, известно, что Роза — ее тетя.

Я согласился с тем, что знаю об этом.

— Мы с Флетчером познакомились с ними пятнадцать лет назад, когда Роза приехала с Запада и решила устроиться в Ньюпорте, где мы всегда отдыхаем летом… точнее, имели привычку отдыхать. Милдред того же возраста, как и мой брат, и они очень подружились. Многие даже были уверены, что они поженятся. Ну а потом она повстречала Брекстона и с тех пор они, конечно, счастливы.

Мне было ясно, что она лжет, хотя бы только потому, что маловероятно, чтобы какой-нибудь нормальный мужчина смог бы ужиться с такой неприятной женщиной.

— Как я поняла, вы давно знакомы с Розой? — резко прозвучал вопрос.

— Нет, не очень.

Я не знал, что и ответить, потому что мне не было известно, что рассказывала обо мне миссис Вииринг. Элли пришла мне на помощь.

— По-моему, Роза говорила мне, что вы — ее старый друг, но знаете, она такая рассеянная! Я не раз встречала здесь людей, с которыми она разговаривала как со старыми друзьями, а потом вдруг выяснялось, что они вообще ее не знают. Вот причина успеха всех ее приемов: к каждому гостю относится как к вновь обретенному родственнику.

В этот момент в комнату проскользнул дворецкий и, к моему удивлению, подошел ко мне:

— Мистер Сарджент, вас просят к телефону.

Точнее, как настоящий английский дворецкий, он произнес: «…телли-фону».

Это была Лиз.

— О привет, Питер. Чем занимаешься?

— Хотел бы я сам знать.

— Тоска?

— Не то слово. А как у тебя?

— Не лучше. Может, завтра вечером сходим на танцы?

— Не знаю. Кто-то из приглашенных здесь упоминал о них, так что, думаю, все мы пойдем, но если что…

— В любом случае приходи. Скажешь, что ты со мной. На входе я оставлю для тебя приглашение.

— Что ж, мне это нравится. К тому же сейчас полная луна.

— Полная что?

— Луна.

— О, а мне послышалась «комната». Ну, пока, я буду тебя ждать.

Я почувствовал себя намного лучше и сразу же представил, как мы вдвоем в любовной страсти скрываемся среди пустынных дюн, а морские волны и песок серебрятся в лунном свете. Совсем неплохая картина, подумал я.

Около полуночи игра в бридж закончилась. Все немного выпили на сон грядущий, за исключением нашей хозяйки, которая к этому времени выжрала такое количество коньяка, что лично мне было бы уже и море по колено.

— Надеюсь, что вам было не скучно, — сказала она мне.

— Никогда еще так приятно не проводил время, — нагло соврал я.

— О делах поговорим завтра, а потом мы все отправимся в яхт-клуб, где у вас будет возможность познакомиться с какой-нибудь молодежью.

— А чем мы не подходим? — шаловливо заметила мисс Ланг.

К счастью, ответа от меня не ждали, и мы все, пожелав друг другу спокойной ночи, поднялись наверх. Я шел следом за Мэри Уэстерн Ланг, и должен признаться, что вид этих огромных бедер в красных шароварах с тех пор навязчиво преследует меня.

К своему ужасу, я увидел, что ее комната находится рядом с моей.

— Какое совпадение! — бросила она.

Я загадочно улыбнулся, проскочил к себе в комнату, запер на ключ дверь между нашими спальнями и затем, на всякий случай, передвинул к ней тяжелый комод. Только взбешенный гиппопотам мог проломить такую баррикаду, а мисс Ланг, насколько я понял, еще не совсем сошла с ума.

Спал я тревожно. И вот в самый разгар очередного дикого, но вполне стандартного кошмара (мне снилось, что я падаю с горы) меня разбудили крики — три женских крика, прозвучавших один за другим.

При втором крике я сел как громом пораженный. При третьем вскочил с постели.

Была половина четвертого утра.

Споткнувшись о стул, я открыл дверь и выглянул в тускло освещенный коридор. Из других дверей тоже высунулись головы. Я увидел лица Клейпулов, мисс Ланг, и вдруг на площадке появилась миссис Вииринг. Она была вся в белом, как леди Макбет.

— Ложитесь все спать, — произнесла она своим обыденным тоном. — Ничего не произошло. Совсем ничего.

Послышался изумленный шепот. Головы исчезли. Я, правда, успел заметить странную ночную рубашку мисс Ланг — сплошные бантики на розовом батисте, вполне подходящий наряд для автора «Разговоров маленькой Бидди». Сбитый с толку и несколько встревоженный, я улегся спать. Засыпая, я еще подумал: странно, что миссис Вииринг ни единым словом не обмолвилась об этих странных криках.

Разговор о них мог бы зайти во время завтрака, но поскольку стало ясно, что виновником является один из нас, мы все смущенно молчали, быстро проглотили свои бифштексы и огромный пирог с почками — так миссис Вииринг выражала свою склонность к английской кухне.

Я решил, не знаю почему, что во всем виновата миссис Брекстон. За завтраком она выглядела как обычно, правда, довольно бледной, но я ведь впервые видел ее при свете дня.

Мы выпили кофе на застекленной веранде, выходившей в сторону океана.

Удивительное это было утро. Ясное, голубое небо, а вдали — барашки волн прибоя. В небе кружили чайки.

Помню, я еще подумал: «Представляю, какая в городе жара!»

После завтрака все переоделись в купальные костюмы, за исключением, к счастью, Мэри Уэстерн Ланг, которая заявила, что «у нее от солнца шелушится кожа». Она появилась в ядовито-желтых шароварах, в смешных солнечных очках в пестрой оправе и с платком на шее.

Только миссис Вииринг не стала переодеваться. Подобно большинству людей, имеющих дома на море, она не любила ни загорать, ни купаться.