Главное же столкновение с немецкими рыцарями произошло 5 апреля 1242 года на льду Чудского озера, «на узмени», недалеко от скалы Вороний камень[67].

Выбор места сражения объясняется не какими-то хитроумными тактическими расчетами, но весьма прозаическими обстоятельствами. Епископ Дерптский ставил своей задачей догнать русских, выбить с подвластной территории, лишить добычи и полона. Александр же Ярославич считал, что ему хватает сил противостоять дерптцам, а потому решил не уходить без боя. Оставалось найти место, где оба воинства могли развернуться для генерального сражения. В условиях, когда зимняя твердь сменяется весенней слякотью, очевидно, ничего лучше ледяной равнины Чудского озера не представлялось возможным отыскать.

Численность противостоящих армий не известна даже в самом грубом приближении. Одними историками высказывалось предположение, согласно которому орденское войско состояло из 10–15 тысяч бойцов, а ополчение новгородцев с княжескими дружинами — из 15–17 тысяч. Другие специалисты полагают, что эти цифры непомерно завышены.

В эпоху Высокого Средневековья силу войска в большинстве случаев определяли количеством рыцарской конницы. Тяжеловооруженный всадник несколько столетий играл на полях битв Европы роль настоящего танка. И дело не только в том, что рыцарь в кольчуге, бригандине[68] и на коне, также защищенном плотной материей, кольчужной попоной и металлической маской, был слабоуязвим, да и просто страшен для пехотинца. Рыцарь посвящал военному делу всю жизнь и являлся высоким профессионалом боя. Он прекрасно владел оружием, понимал тактику военных действий, имел богатый опыт боевых столкновений, был настроен на успех, поскольку слава, заработанная в сражениях и походах, поднимала его общественный статус.

Княжеский дружинник фактически являлся русским рыцарем. По части оружия и доспехов он мало чем уступал немецкому рыцарю. Более того, богатый боец из старшей дружины, носивший чешуйчатый (пластинчатый) панцирь, кольчугу под ним, шлем с полумаской и бармицей, щит, меч, копье, а порой еще и булаву, лук со стрелами или боевой топор, по тяжести вооружения превосходил шведского, да и немецкого рыцаря. В боевых условиях ему приходилось таскать на себе порядка 30 килограммов металла, и он играл роль точно такого же «живого танка», как и орденский «брат». Разница между ними состояла в том, что русский кавалерист больше полагался на меч, топор и булаву, а европейский предпочитал таранный бой на копьях. Соответствующие боевые навыки им прививались сызмальства.

Ополченец располагал намного более легкими (а то и вовсе никакими) доспехами и намного более слабым наступательным вооружением. Да и как боец он «стоил» на порядок меньше, чем рыцарь или дружинник. Слабо организованные толпы пехоты чаще всего не выдерживали натиска тяжеловооруженной конницы. Боеспособность ополчения и на Руси, и в Европе справедливо считалась невысокой.

Правда, здесь стоит сделать оговорку: ополченцы Новгорода и Пскова в боевом отношении стояли выше ополченцев «низовской Руси». Вечевые республики нередко отражали вражеский напор самостоятельно, бывало, и сами нападали на соседей, баловались ушкуйным промыслом. Собственно, и это наступление Александра Ярославича предполагало большое количество «охочих людей», то есть добровольцев, рассчитывающих на богатую добычу… Отсюда — давний навык северорусской пехоты к военному делу и отсутствие случайных людей в рядах войска. А обширные торговые связи новгородцев позволяли им обзавестись превосходным оружием.

Да и немецкая армия располагала вовсе не худшей пехотой. Сколько рыцари набрали ополченцев из немецких колонистов, ливов, леттов и эстов, определить невозможно. Может быть, двести, а может быть, десять тысяч. По русским источникам известно одно: пехота присутствовала на поле боя. Кроме того, понятно, что основную часть ополчения составляли эсты или, как их называли в русских летописях, «чудь»[69]. Этот народ был приучен к войне и сражался без конца то с немцами, то с литовцами, то с ливами, то с русскими на протяжении нескольких поколений. Иначе говоря, он мог придать крестоносному воинству значительную силу.

Следует принять как данность: с обеих сторон пехота состояла не из кроткого крестьянства с дрекольем, а из ратников, подготовленных к хорошему бою. И все-таки даже такое ополчение сильно уступало в боевом отношении дружиннорыцарской кавалерии.

Армии, пришедшие к Чудскому озеру, могли быть весьма многолюдными — за счет ополченцев. Но исход боя — и это прекрасно понимали обе стороны — решался ударами тяжелой кавалерии. А это по несколько сотен человек в немецком и русском воинствах. Всадников же, защищенных полным тяжелым доспехом, представляющих самый цвет воинства, скорее всего, считали десятками…

Орденское войско XIII века, по немецким источникам, могло выставить порядка полутора сотен рыцарей-братьев, несколько большее количество хорошо вооруженных оруженосцев и рыцарей-«сержантов», а также отряды союзных рыцарей, прибывших из других стран в надежде на прибыльную службу, славу, добычу… Притом основные силы Ордена оставались на другом театре военных действий. В самом лучшем случае Орден вывел на поле боя порядка пятидесяти рыцарей-братьев и, вероятно, втрое-вчетверо больше тяжеловооруженных кавалеристов из числа оруженосцев, сержантов, союзных рыцарей. К ним надо добавить относительно небольшие отряды дерптского епископа, совсем недавно укрепившегося на этой земле. В целом ряде немецких операций — у Изборска, под Псковом — принимали участие «мужи короля», то есть датское рыцарство, занявшее Северную Эстонию. Хватило ли датчанам времени прискакать на помощь Дерпту, сложный вопрос. Они не упомянуты немецкими источниками в битве на Чудском озере, но, возможно, какие-то незначительные их группы все же успели присоединиться к немцам. Итак, если поднять планку до пределов разумного, вероятно, всего с немецкой стороны участвовало порядка 200–500 кавалеристов. Очень значительная сила по меркам Западной Европы XIII века.

Известный историк военного дела А. Н. Кирпичников постарался уточнить, сколько именно рыцарей и не столь тяжеловооруженных всадников мог выставить Орден на поле боя в тот день. Он, в частности, пишет: «На основании сохранившихся письменных источников… построение клином (в летописном тексте — „свиньей“) поддается реконструкции в виде глубокой колонны с треугольным увенчанием. Подтверждает подобное построение уникальный документ — воинское наставление — „Приготовление к походу“, написанное в 1477 г. для одного из бранденбургских военачальников. В нем перечислены три подразделения-хоругви (Banner). Их названия типовые — „Гончая“, „Святого Георгия“ и „Великая“. Хоругви насчитывали соответственно 400, 500 и 700 конных воинов. Во главе каждого отряда концентрировались знаменосец и отборные рыцари, располагавшиеся в 5 шеренг. В первой шеренге в зависимости от численности хоругви выстраивалось от 3 до 7–9 конных рыцарей, в последней — от 11 до 17. Общее число воинов клина составляло от 35 до 65 человек. Шеренги выстраивались с таким расчетом, чтобы каждая последующая на своих флангах увеличивалась на два рыцаря. Таким образом, крайние воины по отношению друг к другу помещались как бы уступом и охраняли едущего впереди с одного из боков. В этом и заключалась тактическая особенность клина — он был приспособлен для собранного лобового удара и одновременно был трудно уязвим с флангов. Вторая, колоннообразная часть хоругви, согласно „Приготовлению к походу“, состояла из четырехугольного построения, включавшего кнехтов. Число кнехтов в каждом из трех названных выше отрядов равнялось соответственно 365,442 и 629 (или 645)… Рыцарский отряд XV в. мог достигать одной тысячи всадников, но чаще включал несколько сот комбатантов… У нас имеется также возможность более конкретно определить численность и ливонского боевого отряда XIII в. В 1268 г. в битве у Раковора, как упоминает летопись, выступал немецкий „железный полк великая свинья“. Согласно „Рифмованной хронике“, в битве участвовало 34 рыцаря и ополчение. Это число рыцарей, если дополнить его командиром, составит 35 человек, что точно соответствует составу рыцарского клина одного из отрядов, отмеченного в упоминавшемся выше „Приготовлении к походу“ 1477 г. (правда, для „Гончей“ хоругви, а не „Великой“). В том же „Приготовлении к походу“ приводится число кнехтов такой хоругви — 365 человек. С учетом того, что цифры головных частей отрядов по данным 1477 и 1268 гг. практически совпали, можно полагать без риска большой ошибки, что по своему общему количественному составу эти подразделения также приближались друг к другу».