Многие десятилетия археологи, работавшие в Ираке, Иране, Сирии, Израиле, Турции, находили в слоях с VIII по III тыс. до н. э. глиняные фишки. Они имеют вид шариков, конусов, дисков и прочих геометрических фигур и усеяны нарезками. Особого значения этим находкам долго не придавалось. Но вот недавно французская исследовательница Д. Шманд-Бессера, основываясь на некоторых выводах своих предшественников, собрала и систематизировала данные о фишках, придя к поразительным заключениям.

Оказалось, что фишки определенной формы соответствуют главным категориям предметов, учет которых вели хозяева и торговцы (скот, металл и т. п.). Из века в век развивались хозяйственные связи, усложнялась и совершенствовалась знаковая система Фишки стали хранить в запечатанных глиняных конвертах, делая оттиски с них и на поверхности конверта. 3aтем кто-то догадался, что сами фишки излишни, достаточно оттисков. Так появилась древнейшая письменность.

Легко заметить сходство между ближневосточными фишками и перуанскими фасолинами. В обоих случаях знаками служат отдельные мелкие предметы, каждый из которых отличается сочетанием определенной расцветки (формы) с одним из мелких графических элементов. Ну а уж сумочки для фасолин и глиняные конверты просто напрашиваются на сравнение.

Но вот вопрос: как получилось, что на Ближнем Востоке в конце концов возникла настоящая письменность, а в Андах, в сходных исторических условиях ничего подобного не произошло? А может быть, условия были не совсем сходные? Так ли это, мы обсудим позднее, а сейчас расскажем о сенсационном открытии в горах Северного Перу, имеющем отношение к той же проблеме.

В 1969 г. Теренс Гридер, молодой археолог из Техасского университет, приехал в Перу, чтобы обследовать руины Пашаш в долине реки Таблачаки. Это крупнейший приток реки Санты, впадающий в нее там, где она резко поворачивает к западу, неся воды к морю. По некоторым сведениям именно из Пашаша происходили каменные изображения человеческих голов в натуральную величину с выступом на затылке для крепления в стене. Мы уже видели такие головы в стенах полуподэемного храма в Тиауанако и в Чавине-де-Уантар. Гридер надеялся найти связующую нить между чавином и более поздними культурами севера Перу.

Одна из них называется рекуай. Ее памятники встречаются по всему бассейну Санты. Создатели этой культуры были соседями и современниками мочика. Где только могли — на сосудах, на стенах храмов — люди рекуай рисовали зверя с когтистыми лапами, зубастой пастью, круглым глазом и длинным гребнем над головой. Ни на одно из существующих животных он не похож. Археологи поэтому так его и прозвали — зверь рекуай. В долине Таблачаки неоднократно находили его изображения.

Пашаш — огромный памятник. Здесь и там среди зелени холмов выступают остатки древней кладки. Некоторые каменные стены сохранились на высоту 10–12 м. В этих условиях маленький, всего лишь из нескольких рабочих отряд Гридера имел мало шансов на успех. Средств для того, чтобы раскопать какое-нибудь крупное сооружение, было явно недостаточно. Археолог надеялся главным образом вскрыть на небольшой площади разновременные слои, чтобы сравнить происходящие из них черепки глиняных сосудов. Ведь до него в этом районе никто научных раскопок не вел.

Удача, как это обычно бывает, пришла неожиданно. Во время второго полевого сезона, в 1971 г., на восточной террасе самого большого в Пашаше сооружения Ла Капилья были очищены от земли стены двух маленьких смежных комнат. Правильность планировки, выделенность постройки среди других развалин сразу обратили на себя внимание. В 1973 г. раскопки были продолжены и завершились крупным открытием: было раскопано самое богатое из научно исследованных древнеперуанское захоронение.

В самой могиле и в кладах выше нее и неподалеку были найдены десятки керамических сосудов, каждый из которых украсил бы экспозицию любого музея. С ними вместе лежали вещи из полудрагоценного красного камня, литые булавки с фигурными навершиями, обернутые золотой фольгой, сосуды из необожженной глины. Все это было положено в землю при строительстве заупокойного храма. Судя по набору предметов, захоронена была знатная женщина. Радиоуглеродный анализ показал, что это произошло в середине I тыс. н. э.

Однако не богатство погребения сделало его знаменитым. Самое удивительное было в том, что сосуды оказались изготовленными на гончарном круге (рис. II). Ровные горизонтальные штрихи, образующиеся при быстром вращении еще не обожженного изделия, указывали на это совершенно точно. Что касается каменных предметов, то отверстия и выемки в них были сделаны при помощи примитивного токарного станка. Мастер, трудившийся над изображением зверя рекуай, сумел на этот раз выточить ему безукоризненно круглый глаз.

Об использовании принципа вращения говорит и орнаментация сосудов и изваяний — на них несколько раз повторяется мотив бегущей по кругу спирали, исключительно редкий в других культурах Перу. При этом гончарный круг и токарный станок служили только для производства парадных сосудов со сложными, несомненно мифологическими изображениями и культовых каменных предметов. Найденные в Пашаше черепки бытовой посуды сделаны от руки. Технические приспособления, по-видимому, использовались на протяжении двухсот-трехсот лет, а затем были прочно забыты.

Открытие Гридера до сих пор еще как следует не осмыслена историками техники. В Старом Свете гончарный круг был изобретен в конце IV тыс. до н. э. в Месопотамии и оттуда распространился вплоть до Китая. Находка в Пашаше — единственный документально подтвержденный случай независимого изобретения того же приспособления в другом районе мира.

Но почему на Ближнем Востоке открытие круга привело к развитию массового ремесленного производства, а в Перу было ограничено нуждами культа? Может быть, жрецы Пашаша считали кощунством употреблять инструменты, основанные на принципе вращения для выделки предметов повседневного обихода? Если так, то не удивительно, что после исчезновения культуры рекуай гончарный круг не наследовали новые обитатели долины Таблачаки. Они либо вовсе не знали оберегаемой жрецами тайны, либо связывали употребление круга с почитанием враждебных божеств.

Думается, что в судьбе этого открытия отразились важные различия между культурами Перу и Ближнего Востока. В эпоху первых цивилизаций жители Передней Азии оказались внимательнее к практическим нуждам, нежели индейцы Анд. Есть ли этому объяснение? Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос, расскажем еще об одной культуре Северного Перу, в некоторых отношениях отличной от всех прочих.

Если бы в начале 60-х годов кто-либо высказал предположение о том, что в Перу может быть еще найдена совершенно неизвестная культура, представленная десятками тысяч ценных в художествен ном отношении вещей из керамики и металла, большинство археологов категорически отвергло бы такую возможность. И все же это произошло.

Начиная с 1961 г. в пустынной местности на правом берегу реки Пьюра (примерно в 50 км от перуано-эквадорской границы) можно было нередко наблюдать такую картину. Тысячи крестьян из соседних поселков рыли лопатами землю. Кое-кто пригнал даже бульдозеры. Люди были заняты опасным, но чрезвычайно выгодным делом: грабежом древних могил. Опасность заключалась не в угрозе преследования по суду (законы против грабителей существуют, но нет эффективных средств для их выполнения), а в самих захоронениях: некоторые из них достигали глубины 12, а порой и 15 м. Забравшегося в подобную шахту раскопщика могло и завалить. Но дело стоило того.

Скоро музеи и частные коллекции Европы и Америки пополнились новыми экспонатами, которые специалисты затруднялись датировать. По сходству некоторых сосудов с керамикой культур мочика и рекуай можно было предположить, что происходят вещи с севера Перу. В то же время схематичная трактовка лиц и фигур напоминала некоторые произведения искусства индейцев Эквадора (рис. 14).