Весьма возможно, что их результатом был перенос политического центра из Наски в Ику. Несколько десятилетий назад в этой долине еще сохранялись развалины большого города времен поздней наски, который, возможно, был столицей всего южного побережья. Влияние наски распространилось и на часть горной области, К несчастью, большие мелиоративные работы в Ике развернулись до того, как предполагаемую столицу успели исследовать археологи. Сейчас городище срыто до основания.

Так или иначе о культуре наска можно вполне уверенно говорить как о цивилизации. Мотивы изобразительного искусства свидетельствуют о том, что в этом обществе царил культ войны, чему вряд ли следует удивляться. Где в древности имеем мы пример государства, которое не стремилось бы к уничтожению или порабощению своих соседей? Но было бы грубой ошибкой представлять военные экспедиции правителей Кауачи по образцу походов ближневосточных владык или римских императоров.

Во времена наска война еще не утратила своей тесной связи с ритуалом, с культом. Эта особенность индейской культуры, нерасчлененность в ней практического, мирского и сакрального, религиозного, долго оставалась непонятой. Общества индейцев сравнивались со стадиально более поздними — античными, средневековыми. При таком сравнении получалось, что аборигены Америки отличались патологической жестокостью и что нормальные человеческие чувства были им чужды.

Жестокость индейцев не раз служила поводом для их истребления. Все, правда, знают, что конкистадоры сами совершали еще большие зверства. Однако обе стороны руководствовались разными мотивами. Чем бы ни объясняли испанцы массовые убийства и пытки пленников, как бы ни оправдывали их особыми условиями, в которых вынуждены действовать, эти их «подвиги» все же считались преступлениями, пусть и совершенными иногда при «смягчающих обстоятельствах». По крайней мере, такого мнения придерживались мыслители и общественные деятели Европы, вспомним Бартоломе де лас Касаса — горячего защитника индейцев и притом видного иерарха католической церкви.

Иное дело войны индейцев друг с другом. В глазах враждующих племен убийства и жертвоприношения не только не подлежали осуждению, но и считались совершенными во имя высшего благополучия всей той группы людей, которая ощущала свое единство и противопоставляла себя чужакам. Что же касается иноплеменников, жителей соседних областей и государств, то те вовсе не считались людьми, а скорее приравнивались к диким животным или к демонам.

Подобный взгляд на мир не был свойствен только индейцам. В эпоху первобытности и ранних цивилизаций его в полной мере разделяли и народы Старого Света, наши предки. К счастью, с тех пор многое переменилось. Поэтому европейцам потребовалось немало труда, чтобы проникнуть в психологию людей столь отличной культуры. Только сейчас путем скрупулезного анализа документов XVI в. и наблюдений над современными индейскими обществами этнографы приблизились к пониманию мотивов, которыми руководствовались индейцы в своих действиях.

К приходу испанцев многие племена Колумбии, Центральной Америки, Бразилии, Венесуэлы непрерывно воевали с соседями. Целью войны были не только кровная месть, грабеж, захват женщин, рост могущества победившего вождя. Люди стремились повлиять на таинственные силы, от которых зависела жизнеспособность народа. Пролитие крови, своей или чужой, должно было магически обеспечить урожай лесных плодов или культурных растений. Когда жрец расчленял тело приведенного к алтарю пленника, он в глазах соплеменников содействовал установлению мировой гармонии, уравновешивал стихии, умилостивлял божества. Нередко жертва покорно ждала своей участи: умереть подобной смертью считалось почетным, убитого ждала завидная судьба в иной жизни.

С изображениями жертвоприношений наска интересно сравнить данные по бразильским племенам тупинамба. В XVI в. они жили на побережье Бразилии и отличались жестокостью и кровожадностью. Некоторые европейцы, побывавшие у тупинамба в Плену, красочно описали увиденное, причем немец Ганс Штаден оставил немного наивные, но чрезвычайно выразительные рисунки.

Когда тупинамба отправлялись в поход, их главной задачей было захватить живыми и привести в селение как можно больше врагов. Овладеть пленником было сравнительно легко. Если в бою воин хватал врага за плечо, тот прекращал сопротивление и следовал за победителем. Как правило, пленник и позднее не пытался бежать — его родичи просто не приняли бы такого беглеца назад. После пленения и совершения определенных обрядов человек терял место в своей старой общине и принадлежал отныне к общине победителей. Сородичи готовились за него отомстить, но дома встретили бы как труса.

В селении победителей пленник жил порой по многу лет. Он работал со всеми, женился, обзаводился детьми. Но ничто не могло отвратить его участь. Наступал день, когда и его самого, и его детей приносили в жертву. Сокрушительный удар палицей — и вот уже женщины разделывают тело и готовят из него каннибальские кушанья. Все поведение как жертвы, так и убийц определялось правилами, ритуалом. Перед смертью пленник обещал людоедам те или иные части своего тела, но тут же объявлял им, что его нынешние мучители сами найдут могилу в желудках его бывших соплеменников.

В основе всех этих жутких обрядов лежало представление о том, что духи и божества требуют жертвоприношений, что вкусившие человеческого мяса увеличат свои жизненные силы. Поэтому на жертву набрасывались прежде всего пожилые люди, которым требовался подобный магический стимулятор.

В отличие от тупинамба индейцы племени мундуруку не были людоедами, а лишь стремились добыть голову врага. Человек, принесший подобный трофей из похода, был окружен почитанием, хотя его жизнь с этих пор становилась нелегкой. В течение нескольких лет он был связан множеством запретов. Зато владелец отрубленной головы мог обеспечить удачу на охоте для целого селения. Стоило принести голову в лес, и хозяйка животных так радовалась, смотря на нее, что обязательно посылала охотникам множество дичи.

Но вправе ли мы сравнивать обычаи диких лесных племен с культурой создателей цивилизаций? Обратимся поэтому к колумбийским индейцам. В XVI в. у них существовали небольшие объединения во главе с князьками, может быть, не столь уж отличные от древнейших государств перуанцев. Встретили европейцы здесь то же, что у бразильских племен, только в больших масштабах: охоту за кровавыми трофеями, поголовное принесение в жертву пленников, отрубленные головы и вырванные сердца. Ну а ацтеки в Мексике? После удачного военного похода жрецы в их столице Теночтитлане умерщвляли на алтарях тысячи людей. И можно ли было поступить иначе? Ведь согласно ацтекской мифологии само солнце питается кровью жертв и, если лишится ее, мир постигнет страшная катастрофа. Кстати, очень сходные представления почти до наших дней сохранили племена уитото на северо-востоке Перу.

У них считалось, что головы убитых в бою воинов служат пищей бога Хусиниамуи — Солнца.

Что касается древних перуанцев, в том числе создателей культуры наска, то военные трофеи связывались у них прежде всего с плодородием полей. Об этом и говорят не только изображения, на которых отрубленные головы и культурные растения находятся в руках одних и тех же божеств, но и прямая традиция, дожившая до наших дней.

Если бы 30 лет назад кто-нибудь заявил, что в Перу и Эквадоре до сих пор ежегодно совершаются человеческие жертвоприношения, на такого человека посмотрели бы с недоумением. Что за нелепые выдумки? И тем не менее все оказалось именно так, хотя обряды эти происходят, конечно, не в столицах, а жертву умерщвляет не жрец.

В 1953 г. один из французских этнографов опубликовал статью, в которой сообщал, как в отдаленном районе департамента Куско индейцы ежегодно устраивают жестокие побоища с единственной целью — обеспечить богатый урожай на полях победителей. Сообщение не сразу привлекло должное внимание, но затем сведения такого рода стали поступать и из других мест. К началу 70-х годов стало ясно, что ритуальные битвы — характерная особенность культуры индейцев Анд. Вот как они происходят.