— А это предложение действительно выгодное?

— Да нет, конечно. Где ты видела, чтобы от иностранцев поступали выгодные предложения? Они считают деньги вовсе не хуже, чем наши товарищи.

— Да уж, тяжела твоя доля, — Ира подлила мне еще кофе. — Но не расстраивайся ты так, что-нибудь решится.

— Слушай, а этот Ричард тебе в чем-нибудь помогает, кроме как телефоны клиентов дает?

— Ну, он иногда ходит с нами на просмотры, если клиент плохо говорит по-русски и держит их за руку во время сделки.

— Как за руку?

— У них случается нервный шок, когда они понимают, что оставили свои кровные в нашем русском банке, а документы на квартиру будут только через две недели. А на руках у них только какой-то банковский договор, в котором написано, что в случае если квартира не зарегистрирована, они могут забрать свои денежки обратно. Только они все равно не понимают, почему во всем мире деньги перечисляют со счета на счет, а у нас надо везти в чемоданчике в тот банк, в который тебе скажут. Для этого и нужен Ричард, он хлопает по плечу и говорит: «Это Россия. Здесь все так делают. Клади доллары в этот ящик, а ключ от него можешь взять себе, только ты все равно не сможешь их взять раньше, чем через две недели. Да, это Россия, здесь все так делают. Верь мне, я англичанин. Все будет хорошо».

Ира улыбнулась.

— А почему они верят этому Ричарду, как родному?

— Ну, ты бы тоже верила русскому в Америке, разве нет? У них выхода нет другого.

— Забавная у тебя теперь работенка и времени стало много свободного.

— Да уж, только знаешь, я все равно скучаю по ребятам.

Ира грозно посмотрела на меня:

— И по Славе тоже?

— Нет, уже нет.

— Честно?

— Ну, если честно, то почти нет. Я скучаю по всей нашей обстановке, даже по Александру Ивановичу и Светке-трудоголику, не говоря уже о Максиме и Тамаре. Ты не поверишь, но когда я прозваниваю квартиры из дома, мне не хватает того галдежа, который стоял у нас в комнате агентов. И, вообще, все это было так весело. У меня никогда не было такого хорошего коллектива как там. А когда я уходила, Александр Иванович сказал, что я могу вернуться в любой момент.

— Конечно, у них там, как на помойке, всех принимают. Они же вам зарплату не платят.

Я хотела защитить любимое агентство, но вдруг зазвонил мой мобильный.

— Привет, Наташа, — услышала я голос Максима. — Мы сидим в нашей кафешке и отмечаем Тамарину сделку. Она стала взрослой девочкой и расселила большую коммуналку. Теперь мы пропиваем ее денежки и хотим, чтобы ты в этом поучаствовала.

— А кто там с вами? — спросила я.

— Ну, мы двое, Светка, а вот Славик куда-то умотал, мы ему не можем дозвониться.

— Если вы не будете ему дозваниваться, то я буду у вас через час.

Максим замолчал, он не понял, почему вдруг я не хочу видеть Славу, вдруг я услышала голос Тамары в трубке:

— Давай приезжай. Его не будет, он вообще последнее время с нами не ходит.

Я вскочила с места.

— Забери Настю из школы, а? Я так по ребятам соскучилась, — бросила я Ире уже в дверях.

Наша пирушка в кафе отличалась от предыдущих только тем, что в ней не принимал участия Слава, и этому я была искренне рада. После моего неудачного признания в любви мы вряд ли бы смогли общаться, как раньше. Новостей было так много, что мы досидели до самого закрытия кафе, а потом, проводив Тамару и Свету до метро, и пошли вдвоем с Максимом прогуляться по ночной Москве. Когда живешь в таком отдаленном районе как Новогиреево, то совершенно забываешь о том, что живешь в столице. Дома там все одинаковые, белого или серого цвета, одной и той же прямоугольной формы, отличающиеся друг от друга лишь количеством этажей. А в центре ощущаешь себя причастной к этому величественному и красивому городу. Здесь я никогда не устаю удивляться причудливости архитектуры и иногда могу подолгу стоять перед каким-нибудь зданием, удивляясь его красоте и представлять, как здесь когда-то давали балы и к парадному подъезду подъезжали кареты. Но все-таки, наверное, мое самое любимое место — это Александровский сад. Мне нравится здесь в любое время, но вечером здесь особенно красиво. Мы долго шли молча, но у клумбы с красными тюльпанами я замедлила шаг, и Максим предложил посидеть. Я села рядом с ним на скамейку. Сегодня он был какой-то особенно молчаливый, даже грустный, и я подумала, что ему будет лучше, если он выговорится.

— Как у тебя дома? — спросила я, чтобы начать разговор.

— Мы решили развестись, — спокойно сказал Максим.

От удивления я не могла заставить себя сказать что-нибудь утешительное. Конечно, я знала, что у них с женой сложные отношения, которые еще усугубились из-за того, что она, потеряв работу, стала пить. Но в то же время я знала, что он просто боготворил свою дочь Дашу.

— А как же Даша? — спросила я после долгого молчания.

— С этим все в порядке, она не возражает, чтобы Даша жила со мной. У меня есть квартира, которая мне осталась от бабушки, так что мы скоро переедем туда.

— Правда? — я повернулась к Максиму. — Она не хочет забрать собственного ребенка?

— Мы решили, что пока так будет лучше для Даши. Ты знаешь, ведь она так и не научилась за ней ухаживать. Я до сих пор готовлю, вожу ее в школу, делаю с ней уроки. Моя жена даже не представляет, что с ней делать.

— Не расстраивайся, ты можешь утешать себя тем, что ты один из тех редких мужчин, с которым после развода остается ребенок.

— Да, это главное. Я не представляю, чтобы я делал без Даши. Она смысл моей жизни.

Я задумалась и вдруг почувствовала его руку на своем плече. Он и раньше часто обнимал меня по-дружески, но в этот раз это было иначе. Я быстро посмотрела на него, и он смущенно положил руку на спинку скамейки.

— Я хотел бы поговорить с тобой.

— Да?

— Я не делал этого раньше, потому что был женат, и это не имело смысла. Но теперь, когда наши отношения с женой определены, я хочу тебе сказать, что давно люблю тебя, и хотел бы, чтобы вышла за меня замуж. Конечно, после моего развода, — добавил он поспешно.

Я повернулась к Максиму. Все произошло так быстро и неожиданно, что я не сразу поняла, что уже нахожусь в его объятиях, а он целует меня. Ситуация напоминала ту, когда я признавалась Славе в любви, только теперь все было наоборот — в любви признавались мне. А я за долгие годы одиночества и забыла, что это может быть приятно, но, тем не менее, я мягко освободилась.

— Максим, милый, подожди, пожалуйста. Все это так неожиданно.

Он послушно отпустил меня, и я начала первой.

— Максим, я не знаю, как тебе сказать…

— Ты меня не любишь, — перебил он и взял мои холодные, несмотря на теплый весенний вечер, руки в свои. — Не надо ничего говорить. Я все знаю, Наташенька. Знаю и то, что ты до сих пор любишь другого. Но это пройдет, а я хочу любить тебя и заботиться о тебе. Позволь мне любить тебя, и я верю, что заслужу твою любовь.

— Но…

— Тсс… — он прижал палец к моим губам. — Послушай меня. Я столько мечтал о тебе, так устал все скрывать, встречаться с тобой только на работе, видеть твой грустный взгляд, устремленный на другого. Но я терпел, потому что был женат, но сейчас, когда уже все решено, я хочу быть с тобой. Я прошу только одного — позволь мне пока просто быть рядом. Давай будем встречаться, ходить в театры и кино, познакомим наших девочек, они же одного возраста. Пожалуйста, — он так крепко сжал мои руки, что мне стало больно.

Мои чувства были в полном смятении. Я хорошо к нему относилась, и мне нравилось его общество, он был интеллигентным, добрым, но… Неужели я все еще надеюсь, что Слава вернется ко мне? Я понимала, что если я не хочу остаться одна, то мне нужно согласиться и выходить за Максима замуж. Вдвоем нам будет лучше и тогда, может быть, пройдет то чувство одиночества, которое стало появляться у меня все чаще и чаще с тех пор, когда я запретила себе думать о Славе. Я подняла на него глаза, он выглядел таким напряженным. Я улыбнулась.