В этот раз мы выбрали бар, находящийся за углом, на Ленивке и, потягивая любимый пенный напиток, рассуждали о нашей тяжелой жизни. Он одиноко сидел за стойкой и только когда обернулся, я заметила, что он из нашего отдела. Я сразу вспомнила, как его зовут — Кудряшов Вячеслав. Я еще на работе обратила на него внимание, он, так же как и Лада, отличался от остальных. Невысокого роста, с вьющимися темно-русыми волосами и четко очерченными, хотя и неправильными чертами лица. Была в нем какая-то особенная порядочность и одухотворенность, позволявшая предполагать, что раньше он занимался чем-то более важным, а здесь оказался случайно. Мне он чем-то напомнил Саньку Григорьева из романа Каверина «Два капитана», так и казалось, что «бороться и искать» — это как раз о нем. Я толкнула Ладу локтем и прошептала:

— Смотри, там сидит Кудряшов, он из нашего отдела и тоже пьет пиво.

— Да, — Лада равнодушно посмотрела на него. — Тебе он нравится?

— Нет, то есть да, но это не то, что ты подумала. Посмотри, в его лице есть что-то такое, что теперь редко бывает в людях — какой-то внутренний свет и доброта. Как ты думаешь, кем он был раньше? Мне кажется капитаном.

Лада с удивлением посмотрела на меня.

— Всего вторая кружка пива, а тебя так развезло. Если хочешь, пригласи его за наш столик и спроси, — она окинула взглядом полупустое кафе. — Все равно сегодня здесь нет никого более интересного.

— Ладно, сейчас попробую.

Не в моих привычках было первой подходить к мужчине, но в этот раз мне так хотелось познакомиться с ним поближе, что я им изменила. Я была почти уверена, что он интересный человек.

Когда я проходила мимо, он посмотрел на меня и кивнул. Я остановилась рядом с ним и после моего приглашения, он взял свою кружку и присоединился к нам. Вечер прошел незаметно: так интересно он умел рассказывать и так смешил нас обеих. Я оказалась права — Вячеслав Кудряшов, действительно, раньше был летчиком, а сейчас ушел на пенсию. Узнав, что он пенсионер, мы рассмеялись, он выглядел таким здоровым и сильным и настолько был не на своем месте в агентстве недвижимости, что я удивилась, как он вообще смог продержаться год на этой работе.

— Как ты попал в «Ваш дом»? — спросила я. — И, как можно после полетов заниматься этим неблагодарным делом?

— А что делать? — его глаза грустно остановились на моем лице. — Перестройка не лучшим образом сказалась на военной авиации. Сейчас, даже смешно вспомнить, как хорошо мы зарабатывали раньше. Сначала мы перебивались от зарплаты до зарплаты, а в свободные от полетов дни торговали на рынке, чтобы прокормить детей, а потом, когда перестали летать, кончилось и терпение. И тогда я вернулся в Москву и решил просто зарабатывать деньги. Я разведен, — сказал он и многозначительно посмотрел на Ладу, — но все равно считаю себя обязанным помогать своей дочери.

— Сколько лет твоей дочери? — спросила я.

— Машеньке недавно исполнилось шесть, — ответил он и его глаза стали грустными. — Они остались в Мурманске, где я служил, моя бывшая жена снова вышла замуж. Ну а я вернулся в Москву.

— Так ты из Москвы? — обрадовалась я.

— Да, прожил здесь до шестнадцати лет, а потом уехал поступать в летное училище и приезжал только в отпуск. А год назад вернулся навсегда и решил поменять специальность, пока еще не слишком поздно.

— Наверное, тот, кто столько пробыл в небе, всегда тоскует на земле? — предположила я, стараясь уйти от печальной темы.

— Уже привык и смирился. Что делать? Жизнь продолжается и надо как-то меняться. Нет смысла грустить о том, что не в силах изменить, хотя и принимать не всегда получается. Ну что, девушки, выпьем за то, чтобы с легкостью перестраиваться? — он посмотрел на Ладу, которая не принимала участие в нашей беседе, и поднял кружку.

Я ехала домой и думала, думала. Его рассказы о Севере, где он служил, всколыхнули что-то давно забытое в моей душе. Раньше мы жили иначе, у нас были другие ценности в жизни, и вообще, мы были другими — мягче и романтичнее. Наверно, «звериный лик империализма», которого так боялись коммунисты, все-таки показал свое лицо, начисто вытеснив из нашей жизни способность мечтать и уверенность в завтрашнем дне. Деньги, деньги всегда только деньги стали главенствовать в наших душах. Вот и сейчас наша работа заключалась в том, чтобы угодить и тем и этим, чтобы получить побольше этих вожделенных зелененьких долларов. А зачем? Для того чтобы купить дочке платье или модную куклу Барби? Или иметь возможность просто посидеть в кафе, с подобными тебе, потерянными в этой жизни?

Сегодня мне было совершенно нечем заняться — это одна из самых больших проблем в нашей деятельности. Приходишь в офис, за полчаса делаешь все нужные звонки, потом еще полчаса занимаешься просматриванием ежедневника, придумывая кому еще можно было бы позвонить, чтобы напомнить о себе, и все! Больше работы нет. Дальше возникает мысль, а чем же занять весь длинный рабочий день? Где же найти того клиента, который принесет вместе со своим появлением те деньги, которые позволят заткнуть дыры в семейном бюджете? Вообще, это тяжелое состояние, когда хочется поработать, а работы нет. С тоской я вспомнила свою работу программиста: там у меня всегда был завал, что иногда я даже не могла выйти покурить, а если случалось, что все программы были написаны, можно было читать литературу и осваивать новое. Здесь же, кроме гражданского кодекса и вечной «Из рук в руки», от которой меня быстро начинало клонить в сон, читать было нечего. Пока я предавалась подобным невеселым размышлениям в курилке, к нам спустились Александр Иванович с девушкой. Корольков был недоволен и тихо на чем-то настаивал, а она все время твердила «не могу, не могу» и неловко затягивалась сигаретой. Было заметно, что она курит только в тех редких случаях, когда очень расстроена. Потеряв терпение, Александр Иванович обратился ко мне:

— Лебедева, ты же у нас не робкого десятка?

Я вопросительно посмотрела на него.

— Тебе деньги нужны? — задал он уже более конкретный вопрос.

Деньги мне нужны всегда, и я подошла ближе.

— И что надо делать?

— Да вот, — он показал на смутившуюся окончательно девушку, не может справиться. Не агент, а сплошные эмоции — мужчину, ей, видите ли, жалко! А то, что он все равно попал, она не понимает.

— Да если бы видели то, что я видела?! — возмущенно сказала она. — Я уже сказала — можете меня уволить, но я не буду этим заниматься.

— Да пожалуйста, — Александр Иванович, презрительно пожал плечами и посмотрел на меня. — Ты будешь этим заниматься или я предложу еще кому-нибудь?

— Хотелось бы сначала узнать, в чем дело? — осторожно ответила я.

— Тамара, — он кивнул на девушку, — тебе расскажет. Если надумаешь — подходи ко мне, будешь работать с этим вариантом. А она пусть сидит без работы, ей деньги не нужны! — он выбросил окурок и ушел.

Я посмотрела на Тамару — она чуть не плакала. Я ее часто видела раньше и всегда обращала внимание на ее какую-то особенную интеллигентность и мягкость. Она скромно, если не сказать бедно, одевалась, и все лето проходила в одной и той же юбке, но была очень опрятна. Волосы были гладко зачесаны и убраны, на лице полное отсутствие косметики. Лада называла ее серой мышкой, а мне она почему-то нравилась. Ее речь была хорошо поставлена и приятно грамотна, движения грациозны, а черты лица правильны. Она прижимала к груди дешевую сумочку, купленную где-то на распродаже. Не могло быть так, чтобы ей не нужны были деньги. При одном взгляде на нее было видно, что сначала она дошла до самого края и достаточно долго сопротивлялась, прежде чем прийти в агентство недвижимости.

— Тамара, если тебе не трудно, расскажи мне, что произошло и почему ты отказываешься? — попросила я, зная, что никакой агент не выпустит вариант из рук, пока не убедится, что он нерабочий.

— Сегодня мое дежурство, — начала она. — Позвонил клиент и сказал, что хочет срочно продать квартиру. Александр Иванович предложил мне съездить на место и оценить ее. Я ничего не знала, он сам вел переговоры. И вот я приезжаю по указанному адресу, — она остановилась, видимо ей тяжело было это рассказывать.